Наталья Труш - Опоздавшие на поезд в Антарктиду

Как-то в послевоенные годы курсанты шутки ради заманили одну буренку на второй этаж учебного корпуса. Корова за пучком сена по лестнице поднялась достаточно легко, а вот спускаться наотрез отказалась, подтвердив тем самым давно известное: скотина парнокопытная, вниз по ступенькам ходить не умеет. После двух дней мучений ее, обезумевшую и уставшую, чуть не на руках вынесли из здания. Зато, когда однажды рогатую скотину по имени Зорька заманили в дальние кусты и попытались подоить, она наделала столько шума на всю округу, что скрыть историю не удалось.

Жили курсанты весело и дружно. Между собой порой воевали, но на танцах держались друг за друга. Если случалось защищаться, снимали ремни, и публика разбегалась: все знали, что на ремнях у курсантов были не просто пряжки, а пряжки с залитым в углубление свинцом – бляхи.

Правда, драки с тяжелыми бляхами были уделом первокурсников. Уже со второго года обучения народ взрослел и снисходительно посматривал как на первокурсников, так и на местную молодежь, и даже на курсантов школы милиции, которая располагалась по соседству в Стрельнинском морском монастыре.

Илья Покровский от сокурсников не отставал. Он один из первых на курсе по примеру старших братьев распорол форменные брюки по швам и вставил клинья – получились шикарные клеша. Ширина внизу не меньше размера ботинок-спадов»! А в край штанин изнутри вшил металлические застежки молнии, чтобы не стиралась ткань, подметая корявый асфальт.

И стрелки научился наводить такие, что острее лезвия бритвы. Тут была своя простая технология: изнутри брючину на месте будущей стрелки натирали мылом, потом аккуратно закладывали стрелку и тщательно утюжили. Вот это брюки были! Порезаться можно такой стрелочкой! Девочки на танцах от таких брюк просто пищали! Да что девочки. Они и сами пищали, глядя на себя в зеркало. Голландка-форменка тоже была хороша! В такой форме хотелось и плечи распрямить, и грудь колесом выпятить. И вообще, даже стоять надо было научиться красиво: ноги чуть развести, как на палубе корабля для устойчивости, ну и чтоб брюки клёш были видны во всей красе.

– … Курсант Покровский!

Илья почувствовал, что его тихонько тронули за плечо. Надо же, уснул и не заметил, как к нему подошла молодая библиотекарша. Аня, кажется.

– Ой! Задремал! – Илья встрепенулся, для отвода глаз полистал страницы открытой книги.

И вдруг до него дошло, что Аня эта раскусила его, поняла, что он просто нагло дрых весь этот час. Илья покраснел, посмотрел на девушку.

У нее глаза смеялись.

– Вас ведь Аня зовут, да? – Покровский умел легко знакомиться с девушками. Вот дал же Бог талант! С любой барышней легко мог заговорить и уже через пять минут пригласить ее на свидание. – Не продавайте меня, пожалуйста! Жутко спать хочется. Причем каждый день. Я сейчас трудовой десант на картофельное поле вспоминаю, как курорт!

– Понимаю! – Ее глаза продолжали смеяться. – Но вы же сами выбрали учебу у нас! Здесь учиться не так-то просто. Будете, курсант Покровский, ваньку валять – враз вылетите из училища!

– Я не вылечу! Я упрямый! Я об Антарктиде мечтаю!

– Здесь о ней все мечтают, – сказала Аня. – Даже я.

– Вы?! Вы мечтаете об Антарктиде?! Ну, вы даете!

– А почему нет?! Помните, как известный журналист Василий Песков написал о ней? Не дословно, но близко к тексту: «…и еще неизвестно, кто из нас более счастлив: я, побывавший там, или мальчишки, которые еще только мечтают об этом».

Она так грустно сказала это, что ему стало жалко ее, потому что он хорошо понимал: Анины мечты, скорее всего, так и останутся только мечтами по причине ее принадлежности к слабому полу, а вот у него все-все может получиться.

– Не печальтесь, Аня!

– Да я и не печалюсь! Я мечтаю!

– Если у вас не получится там побывать, вернее, если я там побываю раньше вас, то я привезу вам оттуда камень. Хотите?

– Хочу! А пока, курсант Покровский, собирайте учебники, сдавайте и идите к себе, пока ужин не проспали! – Ее глаза опять смеялись.

– Аня! – Илья встал из-за стола. – А давайте куда-нибудь сходим! В воскресенье! И давайте перейдем на ты!

– Давайте! Давай то есть! А куда?

– Придумаем – куда! – Илья сложил книжки в стопочку, постучал по столу, подравнивая их по корешкам, закрыл тетрадь с конспектами, завинтил колпачок на авторучке. Казалось, он специально тянул время.

Аня покачнулась и пошла по проходу между столами на высоких каблуках, демонстрируя свои безукоризненные ноги.

«Нет, это не ноги! Это ножки!» – подумал Покровский, ловя себя на мысли, что ему Аня уже не просто нравится, а очень нравится. Как же здорово, что она живет в этом городе, и работает в библиотеке именно этого училища! А то ведь могло так случиться, что она работала бы совсем в другой библиотеке и они никогда бы не встретились…

Библиотека находилась в правом крыле дворца, и Илья поджидал Аню каждый день около шести часов вечера у выхода в парк, провожал ее до облезлых пилонов, где когда-то были караульные ворота. Аня жила в Стрельне и домой ходила пешком через старый заросший парк.

Илья провожал Аню, если была такая возможность, расспрашивая ее о том о сем.

– Аня, ты на танцы в «бочку» ходишь?

– Нет. Вернее, хожу, но очень редко. Не люблю. А вот к нам в училище в Мраморный зал – с удовольствием! Сюда, кстати, девушки со всего города приезжают! Так что готовьтесь, курсант Покровский! – Она искоса посмотрела на него, хитро улыбнулась каким-то своим мыслям. – Возвращайтесь, курсант! Всего хорошего!

– Пока. Аня, в воскресенье, да? – сказал Илья ей уже в спину, в модную куртку из ткани болонья.

Она кивнула и, помахивая сумочкой, легко сбежала с горки по тропинке, засыпанной желтыми и красными листьями. Пару раз оглянулась – Покровский смотрел ей вслед – и тихонько пошла, загребая ногами яркие листья, напевая себе под нос мелодию без слов.

Их закружило-захороводило в вихре чувств, которые, по идее, не должны были так вот хлестать поздней осенью, в предзимье, когда от поцелуев на улице губы становились лохматыми, потрескавшимися. Для этого есть весна и лето. На худой конец – начало осени, когда в прозрачном воздухе еще не растаяло до конца летнее марево.

Но им не дождаться было тепла, потому что запросто могли лопнуть от чувств, разорваться в клочья юные организмы, спешившие любить.

Они часами гуляли по окрестностям Стрельны. Замерзали, как цуцики, и спешили в столовку на трамвайном кольце, которая на курсантском жаргоне носила имя «Рваные паруса». Там они пили чай с блинами, отогревались и убегали в парк, к заливу, подальше от любопытных глаз. Он вытаптывал для нее на девственно-пушистом, не тронутом никем снегу вечную строчку из трех слов с восклицательным знаком в конце. И когда он дотаптывал «точку» под этим знаком, у него отмерзали ноги в казенных неуютных «гадах».