Линда Ленхофф - Жизнь à la mode

Задумчиво посмотрев на него, я направилась в кухню за новым штопором, тем самым, который таинственным образом появился сегодня утром. Без всяких записок. Это что-то новенькое для Джоша: техническое обеспечение романтического визита. Джош, размышляющий над чем-то, заглядывающий вперед. Джош никогда не относился к типу мужчин, заранее обдумывающих и планирующих романтические обеды или пикники. Он предпочитал то, что называл спонтанностью, но, как я в конце концов поняла, объяснялось это лишь нежеланием прилагать усилия. Нет, по-своему Джош довольно романтичен. Не скажу, что он не баловал меня подарками, просто не слишком любил обдумывать и готовить их. Как в тот раз, например, когда он мгновенно поднял с земли лист в форме сердечка, стоило лишь мне упомянуть, что сегодня День святого Валентина. Листик был очарователен, я даже засушила его и храню до сих пор. И мне в самом деле, понравился такой эффектный жест вкупе со способностью найти лист такой необычной формы именно в тот момент, когда он нужен. Джош искренне считает, что такой образ действий гораздо романтичнее: чем меньше думаешь, тем лучше. А я, похоже, со временем перестала видеть в этом поэзию.

Вот почему предусмотрительность Джоша застает меня врасплох и удивляет. Я протянула ему штопор:

– Это подойдет?

– То, что надо. – Он осмотрел штопор. – Откуда он у тебя?

– Понятия не имею. Появился совершенно неожиданно.

– Кое-что приятное все-таки случается. – Джош раздвинул мебель, освобождая место для пикника.

– Нам нужно одеяло, чтобы муравьи не мешали, – сказал он.

– Ты переоцениваешь возможности моих муравьев, – заметила я, но все же принесла кусок ткани от моих штор.

Потом постираю его. И вообще на полу все выглядит прелестно.

– Ты знала, что я приду, – сказал Джош.

Я подняла с полу клок пыли.

– Ага, и весь день прибирала в квартире.

Мы принялись за еду, перебирая кусочки цыпленка и маленькие початки кукурузы. Джош потянулся за стопкой рекламных проспектов.

– Собираешься в отпуск?

– Нет, просто мечтаю о местах, где тепло, пляжи и нет дождя.

– Мы однажды отдыхали на берегу моря, помнишь? Не помню.

– Где это?

– Ну, как же, на Лонг-Айленде.

– Джош, мы были там в октябре. В жуткий холод.

Ему тогда не удалось взять отпуск пораньше, поскольку он отчаянно спешил закончить новое исследование. Очередной раз опаздывал с очередной работой.

– У тебя тогда был такой пикантный красный купальничек, – мечтательно протянул Джош.

– Да, но я надела его лишь на десять минут, и то, стоя перед обогревателем. Нам следовало в тот раз выбрать более теплое место для отпуска, Джош.

– Но зато в нашем распоряжении был весь пляж, а в комнате – всегда тепло. Очень тепло. Ты просто забыла.

Может, и так.

– Зато я помню, что мы опоздали на поезд.

– И остались еще на один день! И наш воздушный змей застрял в телефонных проводах.

– Это было ужасно.

– Да нет же, великолепно!

Похоже, Джош действительно так думает.

– И каждый божий день шел дождь.

– Ага, и много-много радуг.

Я на минуту умолкла, побежденная.

– Давай больше не будем говорить о дожде.

Мы меняем тему и включаем телевизор, где показывают шоу типа «Из жизни богатых людей». Кстати, в качестве героев фигурируют люди не самого высокого достатка. Мы приглушаем звук и созерцаем, как загорелые девицы несутся на водных лыжах где-то в далекой-далекой стране под музыку, все еще доносящуюся из моего проигрывателя. Короче, вечер прошел с использованием технических средств и без всяких разговоров о погоде, которая постепенно стала ясной, тихой и безоблачной, по крайней мере, в моей квартире.

На следующее утро я проснулась на кушетке, завернутая в сине-белые тряпки. Джош уже ушел, оставив пластиковый цветочек в опустевшей бутылке вина. Нет, правда, интересно, где он его раздобыл, где его прятал? А ведь каждую складку его одежды я обследовала вчера очень тщательно. Интересно, живой цветок означает что-то серьезное или, напротив, мимолетное, преходящее. Пожалуй, стоит поразмыслить о подобных вещах, особенно о последствиях ночи, проведенной в объятиях плохо одетого математика, а к тому же и бывшего мужа. За последние годы Джош заскакивал несколько раз, но впервые его появление повлияло на погоду. Признаюсь, это не было неприятно. Возможно, я готова попробовать еще раз. Итак, что это – начало, поворотный момент или одно из событий в жизни, кажущихся такими значительными? К ним вас подталкивают или от них вас предостерегают родственники, друзья и психотерапевт, причем зачастую одновременно. Боюсь, ни одно из этих соображений не задержится в моей голове надолго. Безусловно, мне следует быть гораздо серьезнее, однако я подхожу к окну, открываю шторы, и солнечный свет брызжет мне в лицо. Я стою так минутку, подставляя кожу теплу и свету, и чувствую, как тело согревается под тканью, которая со временем, возможно, превратится в симпатичные занавески. А впрочем, не исключено, что она уже послужила наилучшим образом.

Не секрет, что мой отец сбежал с семейного торжества с Софи, какой-то многоюродной кузиной. Мы затрудняемся определить степень родства с ней и вообще с трудом представляем ее членом семьи.

– Вы ведь малышка старой тетушки Этель, правда? – спросил папенька Софи в тот памятный день.

– Нет… – хихикнула она и кокетливо лизнула кончик своего бокала.

– Вы родственница того парня, как бишь его зовут? – Я обернулась к отцу за поддержкой. – Который глотал монетки на потеху ребятишкам?

– Берти! – догадался отец.

– Не-е-е-ет, но теплее, – протянула Софи. Она теребила свои крупные бусы и время от времени подносила их к губам, словно хотела то ли укусить, то ли поцеловать.

С «теплее» Софи, пожалуй, поторопилась – я до сих пор не знаю, действительно ли она наша кузина, хотя сама она клянется, что так оно и есть. Они с моим отцом играли в эту «угадайку» несколько часов, а потом как-то незаметно исчезли с вечеринки. Это не слишком приятное воспоминание.

На свой пятьдесят пятый день рождения отец прислал мне билет до Хьюстона и обратно в надежде, что я вырвусь к ним на выходные. Разумеется, с момента того приснопамятного пикника мы иногда встречались с ним во время его коротких визитов в Нью-Йорк. Но всякий раз я чувствовала себя неловко и скованно, словно какой-то голос вновь и вновь звучал в моих ушах: «Эй, вот человек, который сбежал, не сумев элегантно покинуть сцену». И частенько меня раздирают противоречивые мысли о том, насколько мне стоит быть дружелюбной и что же я такое, если меня волнуют подобные соображения. Но наверное, эти две тенденции взаимоуничтожаются, и я веду себя почти так же, как обычно. По крайней мере я на это надеюсь.