Татьяна Алюшина - Запутанные отношения

Комкать церемонию из-за присутствия постороннего не стала, неспешно опустила Петрушу в ямку, старательно засыпала землей, прихлопнула пару раз совочком, водрузила камушек, возложила цветочки, печально вздохнула, прощаясь.

Дождавшись конца траурной церемонии, мужчина поднялся с корточек, подхватил Катерину под локоток, помог ей встать.

– Спасибо, – за все сразу поблагодарила она.

– И кого мы похоронили? – спросил серьезно незнакомец. – Убиенную вами мышь или любимого хомячка?

– Я не столь кровожадна, чтобы убивать мышей, и не так инфантильна, чтобы держать хомячка, – улыбнулась уголком губ Катерина и, выдав очередной слабо скорбный вздох, разъяснила: – Это был Петруша, волнистый попугайчик. Член семьи.

– Давайте знакомиться, – предложил он, протянув раскрытую для рукопожатия ладонь.

«Ну надо же! – подивилась девушка, рассматривая большую ладонь. – Весь такой стильный, в костюме и туфлях того еще уровня, при апломбе, соответствующем костюму, и так явно, как красный флаг, сам себе нехилый начальник, а руки, как у грузчика, все в застарелых мозолях!»

Катя обратила на это особое внимание, когда незнакомец копал. Большие, широкие ладони с длинными пальцами – слава тебе господи, есть еще герои! – без маникюра, модного ныне у хозяев мужской жизни страны. Понравились ей эти руки!

– Я не знакомлюсь на улице, – тоном скромненькой смолянки призналась она.

– Придется! – улыбнулся он. – Это обязательное условие я выставляю всем дамам, которым рою ямки!

Вот лучше бы не улыбался!

Улыбка смягчала начальственную суровость, молодила, делая привлекательным. Загорелись смешинками светло-карие глаза, на правой щеке появилась ямочка, превращая в нормального симпатичного мужика из холодно-отстраненного хозяина жизни.

Катерина сдалась.

Положила свою ладошку в его протянутую руку.

– Кирилл, – представился он, продолжая дружески улыбаться.

– Катерина, – отозвалась она. – Кирилл…

Наклоном головы и чуть приподнятой бровью призвала огласить отчество.

– Степанович, – усмехнулся другой смысловой улыбкой «Степанович».

Улыбка понимания. Наверняка у него в арсенале улыбок этих на все случаи жизни, вариантов не счесть!

– Предлагаю помянуть усопшего, – выдвинул идею новый знакомый.

– Трагически погибшего, – уточнила обстоятельства кончины пернатого Катерина.

– Тем более. Чаем? Кофе? Вином? Водочкой? Или по классике: только чистый спирт? – немудрено шутил Кирилл Степанович.

– Это мое второе железное правило, после «не знакомиться на улице», – вновь смоляночкой заявила она. – Не принимать предложений испить совместно для закрепления знакомства.

– Поскольку вы уже нарушили первое, да к тому же я принимал активное и непосредственное участие в погребении, думаю, и это правило можете с чистой совестью обойти.

Кирилл попал в этот парк, да еще в середине рабочего дня, настолько случайно, что по всяким определениям было так же невозможно, как, скажем, схождение солнца со своей орбиты: то есть теоретически, чем черт не шутит, но практически без каких-либо вариантов. Он ехал с объекта, умаялся в кромешных пробках, а ему требовалось подумать, лучше всего в тишине и покое, и уж всяко не отвлекаясь на процесс вождения машины, который в пробках больше напоминал игру из серии «не успел – пропусти другого», и так по полметра в минуту в лучшем случае.

Бойцов обладал устойчивой психикой, но у любого терпения есть свойство заканчиваться, и, поддавшись секундному импульсу, он, перестроившись через ряд под припадочные сигналы участников дорожно-транспортного ползания, свернул на парковочную площадку возле парка, мимо которого проезжал в тот момент.

День на дворе происходил будний, он же – рабочий, места на стоянке имелось в избытке – выбирай не хочу! Остановив машину у самых парковых ворот, мужчина посидел немного, поражаясь самому себе, выбрался из машины и неспешно пошел в парк.

Идея оказалась весьма успешной: где ж еще хорошо думается, как не на природе, под неторопливый прогулочный шаг! Сразу свернул с центральной дорожки на тропинку, петляющую между деревьев, и шел без всякого направления, думал, размышлял, с удовольствием вдыхая весенний, насыщенный обновлением воздух.

И вдруг заметил эту девушку, которая стояла на коленках и безуспешно пыталась копать камень.

Почему остановился и подошел к ней?

Почему решил помочь?

А бог его знает!

Может, из-за темно-рыжих, с медным отливом волос, собранных в хвост, непокорных прядок, вырывавшихся из плена, подхваченных ветром, который, шутя, все кидал их ей в лицо, а она откидывала изящным движением головки. Может, из-за тонкой коленопреклоненной фигурки. Может…

А когда незнакомка посмотрела на него, Бойцов вспомнил про все самое мужское!

У нее были необыкновенные глаза – большие, миндалевидные, с приподнятыми к вискам уголками, ярко-зеленого, изумрудного цвета, и еле различимые веснушки, упрямый подбородок, непростой взгляд и сжатые в недовольстве губы.

Мечта Ренессанса и гибель мужиков!

Между прочим, весна на дворе, и всем таким правильным пахнет в природе, и неожиданно припекающее солнышко, а у него редкий, скучный, диетически предсказуемый секс с безопасной Ириной.

Ах ты ж господи!

Кириллу все больше и больше нравились девушка, весна, парк, их беседа, ее чувство юмора, мимика и жесты, нарочито-театральные, которыми она подкрепляла рассказ, и сам себе он нравился, и чувствовал себя молодым, лихим, как Ворошилов на коне!

И все вместе, и удивление своим эмоциям, мыслям – нравилось!

А ведь хорошо-то! А!

– Ну ладно, – согласилась девушка. – Поминки – дело святое. Тогда минеральную воду в ближайшем кафе. Согласны?

– Вполне, – подтвердил готовность Кирилл Степанович.

Они устроились за пластмассовым столиком на летней террасе кафе, открытой по случаю вполне ощутимо припекающего солнышка последних апрельских деньков.

Им принесли воду и кофе, который посетители рискнули заказать в виде эксперимента и приятно обоюдно удивились качеству приготовленного напитка.

– Ну что ж, – приподняв свой стакан с минеральной водой, призвал мужчина. – С вас, Катерина, панегирик и повествование о трагической гибели попугайчика.

– Зря иронизируете, Кирилл Степанович, – вздохнула она театрально. – У Петруши была непростая жизнь и ужасная гибель. Ведь был совершенно необыкновенным попугайчиком. Умел говорить.

– Да ладно! – подивился тот. – Насколько мне известно, волнистые попугайчики не подражают звукам.

– Еще как! Правда, если живут одни. А Петруша всю свою попугайскую жизнь провел один, без подружки или пернатого собрата по клетке. Да и в клетке практически не жил.