Спаси меня, если сможешь (СИ) - Християнчук Ольга

— Вы наверняка журналистка, — обращается ко мне попутчик, когда поднялись достаточно высоко.

— Почему вы так решили?

— Без лыж, но с фотоаппаратом, поднимаетесь на вершину, — замечает мужчина. — Наверняка собираете какой-нибудь материал.

Я смеюсь от его догадок.

— Нет, к сожалению я просто любительница фотографий. А там на верху, — тыкаю в гору пальцем. — Надеюсь найду отличные кадры.

— Можете начать прямо с меня, — добродушно улыбается, в серых глазах мерцают веселые искорки. — Говорят, я очень фотогеничен.

Я от души смеюсь и фотографирую мужчину, принимающего забавные позы и уверенно смотрящего в камеру.

Замечаю, как Давид впереди реагирует на мой голос, на секунду оборачивается, смотрит на нас. Его мрачное выражение лица меня радует и я смеюсь еще громче. Парню не нравится мое хорошее настроение, тогда я всегда буду в настроении на зло ему.

Когда прибываем на пункт назначения, я желаю приятному попутчику хорошего спуска, а он мне уникальных кадров.

— Возможно еще встретимся в низу, — обнадеживающе бросает фразу на прощание и скользит лыжами в низ, набирая скорость.

Провожу его длинным взглядом, перевожу дыхание и иду наугад, подальше от людей искать хорошие места. Лишь несколько десятков шагов и я уже между редкими деревьями и сугробов снега, а вокруг долгожданная тишина. Прислушиваюсь к отдаленным звукам человеческого веселья, смотрю на гору, возвышающуюся над головой. Ее вершина довольно крутая и закиданная снегом, только можно догадываться насколько массивно это белое, мерзлое одеяло.

Вдруг слышу позади хруст снега и разворачиваюсь на звук. Хорошее настроение пропадает мгновенно.

— Куда это ты собралась? — командный голос Давида возбуждает отрицательные эмоции.

Он пробирается сквозь заснеженный холм и приближается ко мне.

— Чего ты хочешь? — устало спрашиваю. — Продолжение вчерашнего разговора?

— Увидел, как ты отходишь от маршрута, — неприсущая для него неуверенность мелькнула в глазах. — Хочу предупредить, что здесь не совсем безопасная зона.

— Опасность я чувствую разве что рядом с тобой. Ты преследуешь меня.

Он решительно подходит в упор, хватает за руку и строго всматривается в лицо.

— Я сюда вас привез и за вас отвечаю, — морозный ветер теплее тона его голоса. — Так что будь хорошенькой девочкой, убирайся отсюда и гуляй, как все люди, в отведенных для этого местах.

Давид пытается тянуть меня к трассе, но я сопротивляюсь, вырываю руку и чуть не упав в снег отхожу от него подальше. Не будет по его. Он не имеет надо мной власти.

— Кто ты такой, чтобы мне указывать? — пытаюсь сдержать злобу и это плохо получается. — Можешь командовать своей сестрой, а меня не трогай. Не хочу с тобой больше разговаривать. Поэтому оставь меня в покое и иди наслаждайся катанием.

Большими шагами увеличиваю между нами расстояние. Глубокий снег мешает быстро идти, и надеюсь, что невыносимому парню надоест за мной ходить и он вернется к своему любимому делу. По дороге включаю камеру, делаю несколько снимков. Вершина заснеженной горы гармонично смотрится на фоне голубого чистого неба. И этот вид так и просится в кадр.

Надежды на одиночество развеиваются, как пар изо рта, когда замечаю на приличном расстоянии своего преследователя. Вдохновение фотографировать проходит окончательно. Недовольно вздыхаю, опускаю камеру и убийственным взглядом смотрю на Давида.

Он пробирается сквозь кустарник со сноубордом в руках, недовольно стряхивает снег с плеч и встречается со мной глазами.

— Еще никто не заставлял меня бродить по таким местам, — бормочет, тяжело дыша. Лицо покрасневшее, глаза сверкают.

— Тебя никто не заставляет, — резко отвечаю.

— Ты хочешь, чтобы я имел проблемы, когда заблудишься или с тобой что-нибудь случится? — претензия мне понятна.

— Боишься за свою шкуру, — улыбаюсь ему неприветливо. — А я уже подумала, что за меня волнуешься.

— Надежда, хватит что-то доказывать. Пойдем к людям.

Его обычный командный голос на меня не действует.

— Я пришла сюда по делу, — уверенно шагаю в его сторону, показывая этим, что я не собираюсь слушаться и не боюсь его. — И пока не сделаю всего, отсюда не уйду.

Поправляю шарф на шее и беру камеру в руки.

— Саму я тебя здесь не оставлю. Так и знай, — решительно говорит и скрещивает руки на груди.

Я довольно улыбаюсь. Ох и намучается изнеженный городской парень в глубоких сугробах снега.

Но этого не суждено было случиться. Слышу непонятный гул над головой. Смотрю на Давида, он на меня. В глазах его понимание и страх. Поворачиваюсь в сторону горы.

Вижу белую снежную волну, прежде чем чувствую удар и безудержная сила сносит меня с места в пространство неизвестности.

Не могу дышать.

Не могу открыть глаза.

Не могу пошевелиться.

Тяжелая холодная масса сильно давит на тело. Не чувствую конечностей, стараюсь подвинуться, все напрасно. На мгновение кажется забываю, кто я и где нахожусь. Паника и страх становятся основными эмоциями.

Вовсю шевелю рукой. Занемелые пальцы сжимаю в кулак. Маленький прогресс. И времени мало. Легкие просят глоток свежего воздуха, и лицо покрыто жалящей холодной массой. Вспоминаю высокую белую стену, прежде чем все потемнело и страшное понимание приходит ко мне.

Нас накрыла лавина. Я под толщей снега и не знаю, как из этого выбраться. И удастся ли это сделать.

В истерике пытаюсь кричать, и понимаю, что это вряд ли поможет. Продолжаю шевелить рукой. Сантиметр за сантиметром продвигаю ее в сторону головы. Касаюсь замерзшими пальцами лица, разгребаю снег, образовав небольшое свободное пространство. Открываю глаза. Тьма. Но краем глаза замечаю сбоку головы едва заметный свет, будто солнце пытается проделать мне путь. «Там меньший слой снега. И нужно двигаться в том направлении», — думаю я и начинаю действовать.

Стараюсь двигаться всем телом, подтягиваю другую руку и не теряя времени, разгребаю снег над головой. Холодные куски падают на лицо, засыпают глаза, но это не важно. Когда рука пробивается сквозь снежный плен и оказывается на свободе, я кричу от радости и изо всех сил пробиваю себе путь.

Я вдыхаю воздух полной грудью, смотрю на голубое небо, сердце грохочет в груди бешеным ритмом. Я жива. Слезы счастья катятся по лицу, в то время, как полностью освобождаюсь от снежного плена.

Все тело дрожит от холода, пальцев на руках почти не чувствую. Подношу ко рту, хукаю, пытаюсь согреть. Достаю из карманов перчатки и с трудом натягиваю их на окоченевшие руки. Мои темные пряди волос перемешаны с белым сырым снегом. Он топится на голове и неприятно стекает водой за воротник куртки. Стараюсь встряхнуть его, хотя удается частично.

Только сейчас замечаю необычную легкость на груди. Осматриваю себя и в отчаянии вздыхаю. Моя камера осталась где-нибудь в толще снежной массы. Радость быстро сменяется сожалением. Я так долго на нее собирала и теперь из-за своего глупого поступка потеряла. Она была смыслом моей жизни, даже не знаю, что дальше делать буду. Почему не послушалась Давида? А он предупреждал.

Вспоминаю о мажоре и резко поднимаюсь на ноги. Где он? Может, тоже лежит где-то под снегом. Панически оглядываюсь вокруг. Дальше по склону в низ замечаю его торчащий из снега сноуборд. Рядом у толстого ствола старой елки что-то чернеет. И не шевелится.

Как можно скорее спускаюсь туда, хотя это не так просто, снег довольно мягкий и за каждым шагом, нога проваливается по колено. Чувствую, как в обувь набивается и топится снег, но не обращаю на это внимания.

Давид лежит на спине. Присыпаны только ноги и половина плеча. Лицо мирное, кажется не живое, голова повернута на бок, черные растрепанные волосы резко контрастируют с белым фоном.

Бросаюсь к нему, падаю коленями в снег, хватаю за подбородок и поворачиваю его голову к себе.

— Давид.

Со стороны во главе багрянеет кровь, струйкой стекает по виску, далее по скулам. Красное пятно остается на снегу там, где он лежал.