Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса

Леша приносит астрологу заказанный ею коретто и малиновые трюфели и спрашивает:

— Ну что там звезды?

Дама отвлекается от своих карт и озабоченно сообщает:

— Мы имеем дело с весьма опасным положением планет, молодой человек! Видите ли, на небе выстраивается ось катастроф! Нечто подобное уже происходило сто лет назад и обернулось для всех большими бедами.

— В самом деле?! — вежливо отзывается Леша. — Это и впрямь так серьезно?

Астролог вздыхает:

— Более чем! Вот увидите, в скором времени нас всех ждут большие перемены, а кого-то потрясения и катастрофы!

Итак, на звездном небе выстраивалась ось катастроф, и скоро все траектории судеб наших героев должны были сойтись в одной точке — в кофейне «Экипаж».

В то время как в «Экипаже» бариста Леша варил «Черного капитана», экскурсовод Мария, как сталкер, вела своих туристов по странным петербургским дворам, кондитер Манана придумывала очередной умопомрачительный десерт, а ее юная племянница Теона прощалась с Тбилиси и собиралась в Петербург, еще одна героиня нашей истории, тоже собиралась в Петербург. В свое последнее путешествие.

Екатеринбург

Лина подошла к окну, взглянула на серый мартовский пейзаж; в городе шел снег с дождем, и казалось, что весна никогда не наступит.

Глядя на серенький двор, в котором прошло ее детство, Лина испытывала грусть. И с этим домом, и с этим двором было так много связано, ведь здесь жили и здесь умерли ее близкие, любимые люди. Она и сама была когда-то здесь счастлива, прежде чем стать непоправимо несчастной. И вот теперь, пережив в этих стенах и счастье, и ту самую страшную трагедию, Лина прощалась с городом детства и с этой квартирой, куда она больше никогда не вернется.

В этот час расставания с родным городом и с прошлым, она чувствовала, как в груди что-то болит, рвется — то последнее, теплое, нежное, что еще удерживало ее в мире живых. А, впрочем, что уж теперь — скоро, после того как она исполнит задуманное, для нее в любом случае все будет кончено.

Она положила в дорожную сумку запасной комплект одежды, несколько дорогих сердцу фотографий своих любимых умерших и, наконец, главное — пистолет.

После чего Лина взяла саквояж, поехала на вокзал и села в поезд до Петербурга.

ГЛАВА 2

ОПАСНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЗВЕЗД

Тбилиси

«Какой плохой день! — вздохнула Теона. — А впрочем, в последнее время они у меня все такие!». Теоне вообще кажется, что вся ее жизнь теперь будет состоять только из плохих дней; особенно учитывая ее предстоящий переезд в Петербург.

При мысли о Петербурге Теона совсем сникла: она знала о Петербурге только то, что это город на болотах, с отвратительным климатом, серый, мрачный, так не похожий на ее любимый зеленый и солнечный Тбилиси. И отчего тетя Манана не поселилась в другом месте?!

До отъезда в Петербург оставалось два дня, а Теона не представляла, как она сможет покинуть свой старый двухэтажный дом на горбатой улочке в центре старого города, и оставит эту огромную квартиру ее детства, с высокими потолками, скрипучим паркетом, с развешанными на стенах афишами дедушкиных спектаклей, с камином, с породистым, принадлежащим еще бабушке Нино, роялем, и с балконом, увитым диким виноградом.

На этом балконе Теона любит пить чай по утрам и наблюдать за тем, как просыпается ее улочка. Улица такая узкая, что Теона может переговариваться со своей подругой Софико, живущей в доме напротив, с семьей Багратиони, живущими в доме справа, и с семейством Канталадзе, живущими слева от семьи Кантария.

Девятнадцатилетняя Теона Кантария любит каждый булыжник на с воей улице и знает каждую соседскую собаку, и она бы никогда, — уж вы не сомневайтесь! — отсюда не уехала, если бы обстоятельства или судьба не сложились так, что ей придется уехать, а точнее сказать, сбежать из родного города.

Уложив в чемодан вещи: любимое черное платье, изумрудный шелковый палантин, теплую куртку (да в этом Петербурге всегда собачий холод!), пару кукол, доставшихся ей от бабушки Нино, — Теона бросила взгляд в зеркало на стене и поймала в нем свое отражение. Видок у нее сейчас, конечно, закачаешься! Бледная, под глазами круги от постоянной бессонницы, осунувшаяся (такая худоба при ее маленьком росте выглядит уже критичной), и без того большие темные глаза теперь кажутся огромными, да вдобавок еще и растрепанная! У нее и так-то с детства на голове копна кудряшек, словно бы она сделала какую-то безумную химическую завивку, а потом подмела своей головой вместо метлы весь Тбилиси, а теперь и вовсе ее прическа напоминает нечто невообразимое!

Теона поправила волосы, подкрасила губы красной помадой, надела любимый красный берет и попыталась улыбнуться своему отражению. Но улыбка задрожала, спряталась, угасла где-то внутри Теоны.

Увы, Теона была абсолютно, категорически несчастна; заполнена несчастьем и ощущением своей неприкаянности по самые уши.

Впрочем, так было не всегда.

В сказочно красивом городе, полном невероятных пейзажей, старинных храмов, садов и парков, широких проспектов и узких улочек, жила-была девочка Теона Кантария. Больше всего на свете Теона любила своих бабушку Нино, деда Георгия и тот мир поэзии и сказок, который они создали для своей любимой, единственной внучки. Дело в том, что бабушка и дед Теоны были не вполне обычными людьми; до десяти лет Теона вообще считала, что Нино и Георгий работают волшебниками.

Ее бабушка и дедушка работали в кукольном театре — дед был режиссером, а бабушка артисткой этого же театра. Детство Теоны прошло за кулисами: она присутствовала на репетициях и премьерах, смотрела, как делают кукол и как они — настоящая магия! — затем оживают; разговаривала с ними, как с добрыми друзьями и придумывала для них истории. Благодаря дедушке с бабушкой, театру и особенной атмосфере отчего дома (дед с бабушкой жили на первом этаже, а родители Теоны здесь же, на втором), ее детство было удивительным и волшебным.

Во дворе дома Кантария всегда стоял огромный накрытый стол, за который мог сесть любой вошедший во двор человек. Нино с Георгием устраивали шумные застолья для всех жителей старого квартала. За их столом обычно собиралось множество людей — пели песни, читали стихи, пили вино. Все праздники в этом старом квартале отмечали сообща и провожали в последний путь тоже так, всем кварталом. Теона помнит, как на похороны ее деда Георгия собрался весь район, как соседи плакали на похоронах и пели на поминальной трапезе. И также много людей провожали ее бабушку Нино, пережившую своего Георгия всего на полгода.

После смерти деда и бабушки Теона, которой тогда было шестнадцать, как-то разом повзрослела — детство закончилось. От Нино с Георгием ей остался бабушкин рояль, две любимых театральных куклы, которых так и звали — Нино и Георгий, целый альбом прекрасных, дорогих сердцу воспоминаний и светлая грусть. В тот печальный год Теона закончила школу, и тогда же в полной мере проявилась ее странность.

На самом деле про эту свою особенность Теона узнала еще в детстве.

…. — Ну что ты плачешь? — опечалилась бабушка Нино, увидев пятилетнюю рыдающую внучку, оплакивавшую детское горе — сорвавшийся с веревочки и улетевший в небо воздушный шарик — со всем размахом трагедии.

— Ничего страшного ведь не случилось, — пожала плечами бабушка Нино.

Теона запрокинула кудрявую голову вверх и, проводив голубой шарик глазами, залилась еще пуще. Как ни крути, улетевший шарик был не пустяком, а серьезной потерей.

— Жизнь долгая, если переживать по любому поводу, никаких слез не хватит! — заметила бабушка.

Теона не унималась и продолжала плакать. Тогда Нино, в тот день красившая забор их дома, сунула Теоне кисточку, чтобы отвлечь внучку.

— На вот, держи, помоги мне!

В итоге девочка с упоением красила забор до самого вечера, это занятие неожиданно увлекло ее и уж точно успокоило.