Грехи за сигареты (ЛП) - Дженишес

Ах! Неужели он не может подождать пять минут?

Я достала из сумки полосатое пляжное полотенце и распахнула дверь спальни. Забежав за угол, я направилась к лестнице.

Шмяк! Боль взорвалась в моем лбу. Мое зрение затуманилось, и я зажмурила глаза, ожидая, пока боль утихнет.

Когда я открыла их, то увидела, что Кейден наблюдает за мной. Я попятилась назад, и он мгновенно обхватил мою голую талию рукой, чтобы поддержать меня. Я в бикини, а он в одних плавках. Кейден не убрал руку. Вместо этого его взгляд задержался на мне, гораздо дольше, чем мне было бы комфортно.

Я сделала первый шаг, вырвавшись из его захвата, и он опустил руку на бок.

— Тебе нужно смотреть, куда идешь, — наконец, сказал он.

— Я могу сказать тебе то же самое.

— Я не бегал, как безголовая курица.

Его взгляд переместился с моего лица вниз по моему телу. Это сделало наше общение более интимным, чем оно должно было быть. Мои щёки запылали. Должно быть, он привык к тому, что девушки бросаются на него. Я не собиралась терпеть такое бесстыдное разглядывание. Я кашлянула, прочищая горло.

— Подними глаза, — приказала я. — Кейден, не так ли? Неужели там, откуда ты родом, нет такого понятия, как манеры?

— Значит, так оно и есть. Притворяешься, что не помнишь моего имени?

Он поднял бровь на мою неубедительную попытку проявить незаинтересованность. Я прокляла себя. Итан представил его всего полчаса назад.

Кейден прислонился к стене, скрестив свои мускулистые руки на обнажённой груди, которая тоже была исключительно хорошо сложена. Его бицепсы вздулись… Он напрягся?

Он возвышался надо мной, по крайней мере, на полфута выше.

Может быть, больше. Определённо больше.

— У кого теперь нет манер? — спросил он самодовольно.

Я изобразила фальшивую улыбку.

— Не льсти себе. Мне не нравятся спортсмены.

Их головы были засунуты слишком далеко в их задницы. Не говоря уже о том, что я была с Итаном.

— Мне тоже не нравятся подружки моего кузена.

ГЛАВА 2. Орехокол

Кейден

Прошлое

Я почти не разговаривал с Саванной с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Сейчас мне было семнадцать, но когда она, пошатываясь, вышла из танцевального зала со слезами, стекавшими по её красному, покрытому пятнами лицу, я не мог смотреть со стороны.

Даже в этот момент она была самой красивой из всех, кого я когда-либо видел. Светло-розовый боди без рукавов выглядывал из-под длинного плюшевого жакета.

Солнечный свет освещал её, лучи отбрасывали отблески. Свет, казалось, следовал за ней, куда бы она ни пошла.

После того, как я избегал её в течение многих лет, меня всё равно тянуло к ней, как мотылька к огню. Какое-то время она была единственным человеком, которого я с нетерпением ждал, и она всё ещё была им.

Воспоминания о том, как я взбирался по каньону и пробирался через щель в заборе на её огромный задний двор, всё ещё были острыми, как будто я смотрел сквозь прозрачное стекло. Старый заброшенный домик на дереве на краю участка её родителей был нашим любимым местом. Это было средство ухода от реальности.

Помнила ли она?

Я сомневался, что она понимает, что она была единственной, с кем я мог говорить свободно, без оговорок, в то время. Как только я сблизился с Сэмом и Джексом, я отдалился от неё. Они бы никогда не поняли. И даже тогда я знал, что мы с Саванной живём в одном городе, но мы из очень разных миров.

Я часто задавался вопросом, правильное ли решение принял. Что было бы, если бы она была частью моей жизни последние несколько лет?

Не оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не смотрит, она подняла телефон и разбила его о цемент. Звук теска эхом отразился от тротуара. Затем, если этого было недостаточно, она топнула по телефону каблуком, размазывая слёзы по щекам.

Когда она закончила, я подошёл. Было такое ощущение, что мои действия не были моими собственными, а что-то другое подталкивало меня к ней. Она увидела меня и медленно подняла голову, чтобы посмотреть, кто был свидетелем этого жестокого инцидента. Её блестящие ореховые глаза смотрели на меня, а кончики пальцев убирали влагу со щёк.

Она была из тех людей, которые могут справиться с миром, но часто мир не был добр даже к лучшим из нас.

Я не стал спрашивать её о том, что произошло, не желая расстраивать её ещё больше, чем она уже была.

— Ты уверена, что этого наказания достаточно? Я имею в виду, похоже, что телефону нужна помощь в наказании.

— Как много ты видел?

Её голос дрожал, а слёзы сделали веснушки на её носу более заметными. Они рассыпались, как крошечные звёздочки на чёрном небе, образуя созвездие на обеих щеках.

— Не много, — соврал я, опираясь на чью-то скользкую Ауди.

Она не поверила мне, одарив меня взглядом «да, конечно».

— И что, всё?

Я ухмыльнулся, пожав плечами.

— Что-то вроде этого.

Она уверенно шагнула вперёд и потянулась за сигаретой между моих губ. Её пальцы приблизились к моему рту, и энергия вспыхнула, как молния. Я выпрямился и поймал её тонкое запястье, останавливая.

Она нахмурила брови, и её пуговичный нос сморщился. По её лицу всё ещё текли слёзы, те, которые она пропустила тыльной стороной рукава. У меня возникло желание протянуть руку и вытереть их. Я не хотел быть тем человеком, из-за которого она начала курить. Это была плохая привычка, побег, которому я не часто предавался. Но в семнадцать лет я также знал, что такое потребность отвлечься.

Сейчас она тоже училась в школе. Первокурсница в той же школе, что и мой кузен Итан. Так что я сдался. Кто я такой, чёрт возьми, чтобы указывать ей, что делать?

— Один из твоих грехов за сигарету. Это справедливо, — рассуждал я, надеясь, что она откроется.

Она наклонила голову, обдумывая мои слова. И через мгновение поджала губы.

— Родители купили мне этот телефон, чтобы компенсировать тот факт, что их не было рядом в течение последнего месяца. В прошлый раз они подарили мне ноутбук, а в позапрошлый — целый новый гардероб.

Каким-то образом грех превратился в правду. Её откровенные глаза были отстранёнными, и я ненавидел оттенок грусти, окрасивший их. Она покачала головой, словно выходя из оцепенения.

— В любом случае… они обещали прийти на моё сегодняшнее шоу. Это будет первый раз, когда они увидят, как я играю настоящую роль, — кто-нибудь ещё заметил, как её лицо засияло от волнения? Но оно исчезло быстрее, чем появилось. — Но они оба только что сказали, что не смогут.

Она снова потянулась к сигарете между моих губ, осторожно взяла её, и на этот раз я позволил ей. Я не хотел говорить, что мне жаль, потому что так всегда поступали люди в подобных ситуациях. Именно это, вероятно, сказали её родители за мгновение до того, как она решила отомстить за это телефону.

— Что за шоу?

Я хотел, чтобы она говорила о том, что делает её счастливой, и по устранению я понял, что это оно. Она затянулась сигаретой, прежде чем ответить мне, и в результате закашлялась.

— Щелкунчик.

Должно быть, я выглядел озадаченным, потому что она продолжила объяснять:

— Это балет, где девочка дружит с Щелкунчиком, который оживает в канун Рождества… со злым Мышиным королём.

— Ах да, тот самый.

Я притворился, что знаю.

— В прошлый раз моя школа танцев ставила «Золушку», но моя любимая — «Жизель», — было удивительно видеть, насколько она была увлечена. — Я живу ради сказок, — затараторила она. — Иногда мне кажется, что я родилась не в ту эпоху. Я хочу, чтобы были великие жесты и реальные даты. Счастья и счастья после. Немного грустно осознавать, что мы никогда не испытаем того, что было у наших родителей, бабушек и дедушек, — она полузадушено рассмеялась, как будто ситуация её совсем не забавляла. — Ты собираешься сказать мне, что я смотрю слишком много фильмов, не так ли?

— Нет.

Я покачал головой, мне нравилось, как она говорит с искоркой в глазах.