Дорога без тебя - Лина Эдриан

Обратно мы ехали уже не на Ferrari, а в черном Mersedes c водителем. За ужином Смолянов выпил несколько бокалов виски, видимо, этим и были обусловлены изменения.

— Я все слышал, — неожиданно прервал мирную тишину.

Я вздрогнула и взглянула на него. Он внимательно смотрел на меня.

— Что все? — уточнила.

— Ваш разговор со Старцевым, — усмехнулся в ответ. — Удивительно.

Сжала незаметно руки в кулаки.

С одной стороны — наверное, это было хорошо. Ведь моя задача была показать, что я небезразлична Тимуру, чтобы Смолянов понял — я могу быть действительно полезна в будущей войне.

С другой стороны — это было слишком личным. Меня до сих пор трясло от рычащего, хриплого голоса в моей голове, который раз за разом повторял слова, сказанные Старцевым: “Какого хрена ты творишь?”

— Что тебя удивляет?

— Я был уверен, что Старцев — глыба. Бесчувственная и равнодушная. Но кажется, это не так, — он вновь внимательно осмотрел меня, пытаясь очевидно сделать какие-то выводы.

— Да, он не бесчувственная глыба, но его волнуют только собственные желания и мысли, — тихо ответила.

Я услышала смешок Смолянова, но он ничего не сказал на мой выпад.

— Что дальше? — все-таки не выдержала неизвестности.

— Ты же хотела отомстить? — сверкнул он глазами. — Я в игре.

И я облегченно выдохнула, впервые поверив, что все получится. С таким игроком как Смолянов не может не получится.

— И какой план? — спросила.

— Скоро ты все узнаешь.

Остаток дороги мы молчали. Я не настаивала на разговоре. Меня все еще немного трясло после встречи с Тимуром. Мое глупое сердце видело в каждом его действии и слове выгодный ему подтекст.

— Приехали.

Я удивленно огляделась, увидев, что мы доехали до офиса Смолянова. Вопросительно посмотрела на него.

— Нам нужно обсудить детали нашего договора. Не люблю откладывать на завтра дела.

Я послушно кивнула и вышла из машины.

В офисе Смолянов попросил секретаршу сделать нам кофе. Я удивленно посмотрела на девушку, которая в такое позднее время бессменно сидела на рабочем месте и выглядела все также бодро как днем.

— Конечно, сейчас, Константин Аркадьевич, — сразу же подскочила, услышав просьбу.

Время уже перевалило за одиннадцать, но, кажется, Смолянов этого не замечал. Видимо, он привык работать до поздней ночи.

— Садись, — указал он на кресло. Потом нажал какие-то кнопки на стационарном телефоне на своем столе и спокойно сказал: — Элла, принеси бумаги.

— Сейчас буду, — раздался бодрый голос в ответ.

Я удивленно вскинула брови.

— Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

Смолянов неопределенно пожал плечами. Через минуту в кабинет, громко цокая каблуками, пришла Элла.

— Вот, Константин Аркадьевич, все как вы просили.

— Спасибо, Элла, пока свободна.

Смолянов подвинул ко мне бумаги, которые перед ним только что положила секретарь.

— Чтобы мы могли вместе работать, тебе надо это прочитать и подписать.

Я сглотнула. Вдруг под ложечкой засосало от беспокойства.

— Что это?

— Контракт. На месть, — с усмешкой отозвался он.

И я начала читать. Внимательно. Потому что Смолянов явно был серьезно настроен. И если уж вел дела, то делал это обстоятельно.

— Это договор о неразглашении? — я вскинула голову, наконец, дочитав.

Двадцать страниц сложных, витиеватых формулировок. Я старалась вчитываться и осмысливать прочитанное, но из-за внутреннего напряжения не могла нормально сосредоточиться.

— Да. Потому что я не хочу оказаться дураком в этой странной игре, которую мы с тобой затеем.

Договор был на первый взгляд с вполне стандартными юридическими терминами. Нельзя разглашать третьим лицам и далее длинный список, что именно я никому и ни при каких обстоятельствам не могу говорить. Если коротко: ничего. Все, что я услышу в обществе Смолянова, конфиденциально. Но смутил меня больше всего последний пункт:

“При разглашении Тимуру Старцеву информации о планах Константина Смолянова прямым или косвенным способом, необходимо будем выплатить штраф в размере ста миллионов рублей”.

— Ты шутишь? — я резко вскинула голову. — У меня нет таких денег!

— Конечно, нет. И не будет. Поэтому ты никогда ничего не расскажешь Старцеву. — Я шокировано на него смотрела. — Я должен быть уверен, что это не просто порыв отвергнутой любви. Должен быть уверен, что ты не захочешь отмотать, передумать, переиграть. Никогда.

Я застыла, будто окаменев. “Никогда” набатом звучало в моей голове. Вдруг вспомнились горячие губы Тимура, его сильное, каменное тело, обжигающие поцелуи, тихий, хриплый шепот.

Я встряхнула головой, отбрасывая надоедливые образы. И заставила себя вспомнить и другие события. Моего поверженного, несчастного мужа, который стал банкротом. Как в нашу последнюю встречу в клубе Тимур сжал ягодицу той девушки, прижимая ее к себе. Сколько боли или слез он мне подарил.

Распахнула глаза. И поставила размашистую подпись. Не думая, не анализируя. Поспешно, резко, чтобы не сбежать, сверкая пятками.

Смолянов удовлетворенно хмыкает.

— А теперь можно и отметить, — довольно провозглашает он.

Встает, подходит к небольшому шкафу в углу и возвращается с двумя бокалами с янтарной жидкостью.

— За нас. И за уничтожение Старцева.

Он чокается со мной и залпом выпивает виски, я следую его примеру. Кашляю от обжигающей волны в горле.

— Старцев знает, где ты живешь?

— Нет, — я отрицательно машу головой.

Я никогда не рассказывала ему о Кэт. И уж тем более не показывала, где она живет.

— У него есть твой номер телефона?

— Нет, — уверенно отвечаю я.

Я выкинула сим-карту, когда он написал мне то глупое и ненужное смс: “Думаешь, я так просто тебя отпущу? Даже не надейся”.

— Но я же нашел твой номер телефона, — с вызовом говорит он.

— Потому что я сама дала его на охране, когда брала пропуск, — вскинув бровь, парирую я. — Мой номер зарегистрирован на подругу, не на меня.

— Что ж, — протягивает он, — ты не глупа, а это уже не плохо.

Из его уст это звучит почти как комплимент, поэтому я усмехаюсь.

— Перечитай еще раз сто наш договор. Запомни. Чтобы ты могла его цитировать. Никаких встреч со Старцевым без моего ведома.

— Я ведь не маленькая девочка, — усмехаюсь в ответ я.

— Сто миллионов… — ехидно чеканит он.

Я смотрю в его глаза и понимаю, что он не потерпит, если что-то пойдет не так. Ни по его плану, ни как ему угодно. Во что я вляпалась? Мне страшно. И одновременно я чувствую эйфорию, понимая, что я смогу теперь не просто сидеть и страдать по Старцеву, а действительно ударить в ответ.

Руки вспотели, а под ложечкой сосет от тревоги и паники, которую я пытаюсь скрыть. Но поздно. Я не могу передумать.