Кира Буренина - Маска счастья

Светлана с силой захлопнула за собой обитую пухлой кожей дверь кабинета шефа.

Мама без конца твердит, что до выпускных экзаменов осталось два месяца и надо думать об учебе, университете, куда я собираюсь поступить… Но я думаю только о нем, о Михаиле Николаевиче, самом замечательном мужчине на свете.

Еще, кажется, Руссо писал о том, что нет лучше ситуации для возникновения «нежных чувств», чем те, где есть учитель и ученица; пациент и врач. Я убедилась в правильности слов французского классика. Слава богу, я ничем не больна, поэтому врачей в моем ближайшем окружении нет.

Но я влюбилась в своего репетитора по математике. С кем мне поделиться этим чувством? Подруги не поймут, буду хихикать или без конца острить. Родители просто прекратят занятия или найдут мне другого учителя. А это будет равнозначно катастрофе!

Однажды я услышала, как мама в телефонном разговоре со своей подругой назвала его неудачником.

– Кандидат наук, завлаб какого-то НИИ, а остался не у дел. Ходит по урокам, пишет дипломные работы, скатывается все ниже и ниже. Одним словом – неудачник!

Надо заметить, что для моей мамы нет хуже человеческого порока, чем отсутствие удачи.

Ему тридцать пять лет, он женат, у него двое маленьких детей. Но я же не собираюсь отнимать его у семьи. И он даже не догадывается о том, что я влюблена. Моя любовь тихо омывает его, как бескрайнее море – пустынный остров, не принося ни бурь, ни разрушений. Кстати, чтобы заслужить его похвалу или улыбку, я стала очень прилежно заниматься, сидеть над проклятыми задачами до полуночи. Но мой учитель улыбается редко. Зато, когда улыбка появляется у него на губах, в глазах орехового цвета сверкают искры. Как у тигра. Сам он небольшого роста, но все в нем так пропорционально, что он мне напоминает японскую статуэтку нэцке. Как видите, моя тихая влюбленность очень похожа на тихое помешательство – и со стороны не заметно, и самой себе не страшно.

Сегодня у нас очередной урок. Михаил Николаевич долго разоблачается в прихожей, снимая и встряхивая свою видавшую виды куртку «пилот» и шарф, шаркает коричневыми разношенными ботинками по коврику. Почему-то он носит эти коричневые ботинки с серым костюмом. Потом учитель берет свой «дипломат» и направляется в мою комнату. В дверях стою я, с нетерпением ожидая того момента, когда он мне скажет: «Здравствуйте, Тамара» – и улыбнется. Тогда я затаив дыхание смотрю, как искры сверкают в его тигриных глазах.

Конечно, я скромно отвечаю на его приветствие, ведь я девушка воспитанная. И мы садимся заниматься. Михаил Николаевич выуживает из своего огромного дипломата учебник по тригонометрии и маленький блокнот. Больше в дипломате ничего нет. Разве что иногда газета «Из рук в руки». Для меня очень важно и интересно все, что касается моего учителя. Мы начинаем урок, я решаю задачи, слушаю объяснения, а сама непроизвольно изучаю руки учителя – небольшие, немного вялые, с обручальным кольцом на пальце. Блеск кольца отвлекает мое внимание, и я начинаю представлять себе жену Михаила Николаевича, его детей.

Мне чудится, что я превращаюсь в невидимку, залетаю к нему в квартиру: вижу его в окружении семьи, слышу счастливый смех детей, радостное щебетание жены. Иногда я представляю себе, что у меня есть маленький «жучок» – микрофон, который я втыкаю в лацкан его пиджака, и тогда слышу, как Михаил Николаевич проводит свой день…

Фантазируя, я становлюсь невнимательной. Недоуменно сведенные брови учителя приводят меня в чувство. Я возвращаюсь к принципам сечения и охотно рассекаю различные фигуры в пространстве. Время бежит быстро. Маленький будильник у меня на столе равнодушно отмеряет полтора часа, отведенные для урока. Михаил Николаевич поднимается со стула, прячет учебник и блокнот в свой полупустой дипломат и прощается со мной. Это – первое прощание. Я провожаю его до прихожей, где мама вручает ему деньги. Он коротко кивает и небрежно засовывает их в карман своего «пилота». Я все еще в прихожей – жду, когда он скажет лично мне: «До свидания, Тамара», и тигриные искорки снова вспыхнут в его глазах.

Так уж повелось, что День Российской Армии – праздник для наших мальчишек – будущих воинов. Я абсолютно не вижу смысла в этом, поскольку точно знаю: из нашего класса лишь одна треть пополнит ряды доблестных Вооруженных сил. А если так, то зачем вообще отмечать этот день, выдумывать какие-то подарки, устраивать дискотеки? Но когда я высказала свою точку зрения, на меня набросились все – и мальчишки, и девчонки. Ребята – за то, что я проявляю «жлобство в отношении подарков», а девчонки – за то, что нарушаю традиции.

По традиции в Женский день мальчики нашего класса дарят нам идиотские игрушки и по одному рахитичному тюльпану. Я всегда скептически относилась к этим праздникам, но в этом году приближение 23-го февраля отозвалось во мне легким мандражом. Потому что у меня появился настоящий мужчина, который был достоин подарка в этот день. Я не говорю об отце, который до сих пор вспоминает службу в армии как самое счастливое время. Я имею в виду Михаила Николаевича.

Голова моя шла кругом – что можно подарить этому замечательному человеку? Я мобилизовала все свои денежные ресурсы, каждый день прохаживалась по различным магазинам, изобретая подарок, а также слова, с которыми я вручу его любимому человеку. Я уже заранее представляла себе, какой это будет счастливый миг в моей жизни, как он улыбнется, а может, обнимет меня и поцелует…

На этом месте мои фантазии обрывались. Конечно, у меня в жизни уже были разные романы – оконченные и неоконченные. Я никогда не считала себя дурнушкой или глупой, пожаловаться на недостаток внимания к своей особе со стороны ребят, в основном старшеклассников, я не могла. Но Михаил Николаевич – это совсем другое дело!

В который раз я горевала, не имея возможности заглянуть в его жизнь хотя бы одним глазком, чтобы узнать, что ему нравится больше всего. В магазинах я стала прислушиваться к разговорам женщин, озадаченных аналогичной проблемой. Они выбирали галстуки, рубашки, другие вещи. Это абсолютно не подходило для меня. И однажды меня осенило: я как раз проходила мимо витрины очередного супермаркета. В ней красовалась огромная бутылка коньяка «Наполеон». Мне понравились и идея и название. Я немедленно вошла в магазин. Цена бутылки, выставленной в витрине, сбила меня с ног, словно штормовая волна. Но я устояла и даже нашла достойный выход из положения.

Разумеется, все мои приготовления держались в тайне от родителей. В этот день, с нетерпением дождавшись конца уроков, я пережила в школе несколько неприятных минут, когда наши ребята с визгом разворачивали довольно безвкусные подарки. Я спешила домой, чтобы с трепетом ожидать прихода моего репетитора.

Он появился, как всегда, вовремя. Традиционный ритуал освобождения от верхней одежды, улыбка при входе в комнату… Я встревожилась. Сегодня мой обожаемый учитель выглядел немного необычно. Может, виновата улыбка, которая получилась слегка скованной, словно он поленился улыбнуться как следует. Да и выражение глаз показалось мне несколько озабоченным. В чем дело, не знаю. Но я почувствовала: с ним что-то не так.

Кое-как урок дотащился до конца. Наступал самый напряженный момент. Я вскочила и подошла к стеллажу, где был спрятан мой подарок. Михаил Николаевич не спешил к дверям, и это было кстати. Он устало прикрыл ладонью глаза, потер виски, тряхнул головой, как щенок, искупавшийся в реке, и, наконец, поднялся со стула. Он сделал уже несколько шагов по направлению к прихожей, но я встала на его пути. Только сейчас Михаил Николаевич заметил меня. Клянусь, в его глазах промелькнуло узнавание. Казалось, до сего момента он спал, а сейчас проснулся и увидел меня – Тамару Лесникову с бутылкой «Наполеона» в руках. Торжественности как-то не получилось. Я несмело улыбнулась.

– Что это, Тамара? – Брови моего учителя сошлись на переносице.

– Подарок. К двадцать третьему февраля. Я вас поздравляю, – скороговоркой выпалила я, стремясь побыстрее вручить ему злосчастную бутылку конька.

Но он не спешил брать ее у меня. Михаил Николаевич засмеялся. Сначала губы его раздвинулись в улыбке, потом плечи мелко затряслись. Он пытался сдержаться, закусил губу, но смех прорвался, и Михаил Николаевич расхохотался во весь голос. Я почувствовала, что краснею до корней волос. Я не поняла, смеялся ли он надо мной или его позабавила сама комичность ситуации… Мне хотелось провалиться сквозь землю вместе с дурацкой бутылкой. Я смотрела на хохочущего учителя, и на моих глазах рушился чудесный замок под названием «любовь»…

Никакие нашествия в виде временной влюбленности в Витьку Смирнова из параллельного класса или короткого «замыкания» на Саше Синицине из соседнего подъезда не могли разрушить моей любви. Все это время я холила и лелеяла свое чувство к учителю. Я часто мысленно повторяла: «Мой дорогой, мой любимый Миша», – и оттого, как музыкально звучало его имя, моя любовь распускалась пышным цветом.