Смотри на меня (СИ) - Малиновская Маша

Вдыхаю носом и опускаюсь губами ниже, сколько получается, а у Егора в этот момент вырывается приглушённый хриплый звук. Короткий тихий стон даёт мне понять, что действую я правильно.

Я продолжаю, чуть увеличивая темп. Ориентируюсь на его реакцию. Когда ему особо приятно, замечаю как напрягаются сильные мышцы на животе, а кожа становится влажной. Меня саму это заставляет дышать глубже и даже приходится чуть сжать бёдра.

— Помоги рукой, — говорит хрипло, запуская пальцы мне в волосы и чуть сжимая.

Делаю как говорит, и уже через несколько движений член становится ещё твёрже, хотя казалось, что уже и некуда, а потом мне прямо в нёбо выстреливает несколько раз фонтан тёплой спермы.

— Афигенно… — шепчет Егор, запрокинув голову.

Выплюнуть на больничную постель я как-то не решаюсь, так что всё проглатываю. Это не отвратительно, но ещё раз так сделать мне, пожалуй, не хочется. Это я не о процессе в целом, а о его финале. Делать минет Егору мне понравилось. Не только ловить его эмоции, меня это тоже возбудило. Но о последнем я, пожалуй, умолчу, иначе на этом он сейчас точно не остановится.

— Спасибо, — говорит негромко, прижавшись своим лбом к моему. — Это было охренительно. За мной должок.

— Обязательно. В пока спи.

Вертинский откидывается на подушки и привлекает меня к себе. Я умащиваюсь возле его здорового бока и кладу голову на плечо, слушая, как разогнавшееся сердце в сильной груди постепенно начинает стучать ровнее.

У меня возбуждение всё ещё играет в крови, но и вот так вот просто лежать рядом с моим Егором так здорово. Он засыпает первым, а я ещё долго изучаю потолок в больничной палате. Завтра мы уедем домой, заберём у родителей Цезаря. Скорее бы.

— Лёша, кыш, тебе сюда нельзя! — Яна пытается выдавить за дверь прощемившегося в комнату Шевцова.

— Блин, Снежинка, у меня эта херня на шее развязалась! Затяни снова, а.

Лекс вертит в руках концы галстука.

— А можно я вообще сниму его? И так же хорошо. Ну или на резинке купить надо было.

— Ты первоклассник что ли? На резинке ему, — хихикает Яна. — И нет, нельзя без него.

— Никогда их не любил.

Она колдует у его шеи, завязывая галстук, ближе к шкафу замерли Лиля и Наташа, расширенными глазами глядя на Лекса. А ведь он и правда впечатляет, особенно, когда видишь его впервые.

— Отлично выглядишь, Юля, — показывает палец вверх.

— Спасибо, — улыбаюсь в ответ, немного смущаясь.

Лекс, поцеловав свою жену, уходит, а я поворачиваюсь к зеркалу. Без лишней скромности скажу, что я действительно хорошо выгляжу. Очень нравлюсь себе такая — в белом платье до самого пола, на собранных красиво волосах — серебряная диадема из маленьких листочков с камешками, а сзади до талии белоснежная фата. Я выгляжу очень женственной, и мне нравится быть такой. Уверена, Егору тоже понравится.

— Готова? — Яна улыбается и берёт меня за руку.

Конечно, я готова. Штамп в паспорте мало что изменит в нашей с Егором жизни, но для нас обоих это важный символический шаг.

Как бы мы не хотели пожениться тихо, родителям эта идея не зашла.

— Можете выпить по бокалу шампанского и сбежать, коль так хотите тишины, — сказал мой папа. — А у нас дочь одна, и она замуж выходит, мы праздника хотим.

На том и порешили. Да и ладно, почему нет?

Людей собрали немного — только близких. Наши родители, Лиля, Наташа, Звягин и, конечно же, Шевцовы.

С Яной и Алексеем мы в последние месяцы общались много. Яна — врач-невролог, совместно с массажистом из спортивного клуба, что принадлежит Алексею, помогала Егору и мне восстанавливаться. У Вертинского с рукой оказалось не так страшно, операция не понадобилась, а вот с моей ногой пришлось повозиться. Были и слёзы, и психи с моей стороны, и желание это прекратить. Но Егор настаивал. Разрешал вцепиться ему зубами в плечо, пока разминал и вытягивал мне связки, как сказал дома делать массажист. И оно того стоило. Я уже почти не хромаю, и наш первый брачный танец станцую грациозно и красиво!

Вообще, в эти два месяца произошло много чего. Егор получил диплом и теперь будет работать на фирме своего отца. Мне, признаться, было тревожно в душе, когда я представляла, как ему приносит кофе длинноногая секретарша. Я уверена в нём, но острый зубок ревности всё равно точит. А потом Вертинский-старший предложил и мне стажироваться у них через год, когда отучусь ещё курс.

Говорят, что притереться друг к другу непросто, даже если очень любишь. Двое взрослых людей, свои привычки… Но у нас ничего подобного не возникает. Всё настолько гладко и спокойно, что даже поверить сложно.

И секс, конечно. Он невероятный! Швы у Егора таки разошлись немного, когда на следующую ночь, приехав домой, я его уже притормозить не смогла. Пришлось потом на пластику шва ехать утром. Доктор улыбнулся, но промолчал.

Однако осторожность и после этого получалось соблюдать с трудом.

Цезарь освоился, почувствовал себя полноправным жителем квартиры, облюбовал уголок между письменным столом и кроватью в спальне. Обижается и скулит, если не берём к себе на кровать на ночь. А если строго ему что-то сказать, отворачивается и сидит, уткнувшись носом в стену. Хватает его гордой обиды, правда, совсем ненадолго.

Сергей, вроде бы, поссорился с отцом и уехал в другой город. Роза сидит под официальным домашним арестом. Ей предстоит скоро экспертиза. И по результатам суд будет решать: она либо будет получать принудительное лечение, либо сядет в тюрьму.

Что ж, там ей и место.

Я очень волнуюсь, когда спускаюсь по лестнице к Егору. Он ждёт на улице у подъезда моих родителей. Красивый, статный, с горящими счастьем глазами.

У меня дух захватывает, когда его взгляд падает на меня. В нём столько любви и восхищения!

Мы пересекаемся взглядами, и весь мир будто перестаёт существовать. Отходит на второй план. Я вздрагиваю, когда он берёт меня за руку, а потом притягивает к себе и целует. Я концентрируюсь лишь на касании его губ, остальное смазывается.

Когда ставлю подпись в журнале регистрации браков, задерживаю дыхание. «Вертинская». Теперь у нас одна фамилия на двоих.

Жена.

Я была «корешем», девчонкой по соседству, мелкой, Конфетой, Юлькой. А теперь жена.

Так странно звучит.

И да! Наш первый брачный танец получается великолепным! Сила его рук, плавность движений, тихое дыхание рядом. Мне остаётся только подстроиться и расслабиться. Только смотреть на него и помнить, что несмотря на все пережитые трудности, иначе быть и не могло.

Та моя просьба нажала красную кнопку, после чего привычный нам обоим мир дружбы взорвался. Разлетелся на куски, изранив осколками обоих. А ещё этот взрыв дал жизнь чему-то новому, что выросло в любовь. Вселенные ведь тоже рождаются из взрывов.

— Там внизу, на первом этаже ресторана, есть гардеробная, — шепчет мой Вертинский мне на ухо, пока мы двигаемся в такт музыки.

— Ты хочешь оставить там пиджак? — поднимаю иронично бровь, делая вид, что не понимаю, к чему он клонит.

— Нет, — тихо смеётся. — Твои трусики.

— Ты неисправим! — смеюсь.

— А что, тебя что-то не устраивает?

— Не вздумай меняться, — шепчу ему на ухо, касаясь губами.

Люблю, когда он так реагирует на мои прикосновения — лёгкой дрожью, полувздохом, вспышкой во взгляде.

Уже знаю, что мы сбежим при первой же возможности. Потом, вероятно, вернёмся к гостям, но до дома явно не дотерпим.

— Смотри на меня, Конфета, — прижимает сильнее к себе. — Я и не собирался меняться. Смотри и знай, что я не хочу, чтобы и ты менялась.

Быть собой с ним так легко. Легко признаваться в любви, легко радоваться и злиться, легко принимать решения. Всё что мне нужно — просто посмотреть на него, и тогда я способна на многое. А ведь это самое важное в отношениях — когда любимый человек тебя вдохновляет.