Николь Баарт - Снежный ангел

Красивая, ничего не скажешь. Волосы цвета темного золота, и глаза мерцают, как неспокойное море. Даже отсюда видно. Но что-то ее тяготит, какая-то непосильная ноша гнет плечи. А выражение лица? Не поймешь, то ли сомнение, то ли страх. Надежда? Знакомые Митчу сиделки выглядят иначе. И они всегда в форме. А эта в элегантном пальто, дорогое, наверное. Разве сиделки разгуливают в дорогих пальто?

– Можно? – спрашивает незнакомка. Едва слышно.

Митч досадливо морщится:

– Я кое-кого жду.

Она вздергивает подбородок и с мягким щелчком закрывает за собой дверь.

– Правда?

Митч кивает и отворачивается к окну, за которым медленно опускается снег. В сумерках оконное стекло что зеркало, в котором Митч видит призрачное отражение женщины. Та теребит пуговицы на пальто. Чем-то она расстроена. Но он-то чем может помочь? И потом, у него своих дел полно.

– Я просто хотела поздороваться, – бормочет она.

Длинные локоны упали на лицо. Подойти и заправить их ей за уши. Прямо руки чешутся. Похоже на давний рефлекс, такой счастливо-горький, такой дорогой… Но разумеется, он никогда не посмеет коснуться незнакомого человека.

И вдруг как удар: да ведь он знает эту красотку! Только вот откуда? Давнишняя приятельница? Или уволившаяся сиделка? А может, племянница? Хотя нет. Брат в Нью-Йорке живет. Ни жены у него, ни детей.

А гостья топчется себе и топчется у двери, взгляд в пол уткнула. Назойливая какая. Подавив вздох раздражения, Митч бурчит единственное, что приходит в голову:

– Привет.

Она резко вскидывает голову, вглядывается в него. Ищет чего-то, но, видать, не находит, криво улыбается.

– Это я. Ты… не узнаешь? – Митч и рта открыть не успевает, а она уже трясет головой. – Он говорил, что ты многое забыл, но все же… Как ты мог забыть?!

До чего расстроена, прямо сама не своя. И явно сердится. Она что, злится? На него? Это еще что за новости. Митч тоже начинает злиться.

– Не может быть, чтобы ты не знал, кто я такая! – Она в отчаянии трет лоб, зажмуривается, морщится, словно от зубной боли. – Отлично! – Она гневно фыркает. – Все! С меня довольно!

И как на такое реагировать? А никак – она не дает шанса:

– А вообще, не имеет значения. Все равно мы уезжаем.

Можно подумать, Митч знает, о чем она толкует и кто такие «мы». Какое ему до этого дело? Он что-то мычит невнятно, а она продолжает:

– Тебе, конечно, все равно, а у нас были серьезные неприятности. Но думаю, теперь мы выкарабкались.

– Молодцы. – Митча еще не отпустило раздражение, но он почему-то искренне рад за нее. Чего уж хуже, когда у славной девушки неприятности. А эта, с синими глазами, – славная, хоть и заносчивая.

– Ну вот я и хотела поздороваться, а заодно и попрощаться перед отъездом. Просто… – Она снова зажмуривается. По лицу видно – тяжко ей. Вздыхает. – Просто очень уж много времени прошло.

Митч отрешенно кивает. Жалко все-таки, что он ее не припомнит. Поговорили бы по-человечески. А то вот разобиделась. Чего-то ей от него нужно, а у него этого и нет. Но шла бы лучше она своей дорогой. Митч ждет. В канун Рождества ожидание, теснящее грудь, стало нестерпимым. Ни о чем другом он и думать не может.

– Мне хотелось, чтоб ты знал: я понимаю. – Она делает несколько шагов в его сторону. Протяни она сейчас свою руку, а Митч – свою, и их пальцы соприкоснутся. Ничего, пусть постоит рядом. Митчу даже приятно. Видно, как двигаются мышцы у нее на шее, когда она сглатывает и снова заводит речь о чем-то своем. – Понимаю, что значит любить того, кто этой любви, может, и не заслуживает… Впрочем, ты ведь не помнишь, верно? Так же, как не помнишь меня.

Можно было бы из вежливости сказать, что ничего подобного, он помнит, но это было бы враньем, а врать Митчу не с руки. Особенно сегодня, в сочельник, когда впереди забрезжила заветная мечта. Митч отрицательно качает головой. Гостья печально вздыхает:

– Я так и думала.

Она поднимает руку и проводит пальцем по нижней губе. Привычный жест. Знакомый… А еще, вдруг думает Митч, она кусала ногти. В детстве? В иной жизни? Неважно. Смутное воспоминание всплывает и тотчас исчезает. Ну когда же она уберется восвояси? Он ведь занят. Он ждет.

– Нужно тебе это или нет, – говорит она, – я пришла сказать: я тебя прощаю.

– Прощаете? Меня?

Вот те раз! Митч растерянно смотрит на гостью. Чем, интересно, он заслужил это отпущение грехов? Сейчас он ей скажет, что он вовсе не тот, за кого она его принимает. Она его с кем-то спутала, он… Шаги в коридоре. Митч замирает. Детский смех и дробный стук в дверь. В его дверь! От волнения у Митча слабеют ноги. Он опирается о подоконник.

Дверь приоткрывается, и в комнату входит седой старик:

– Митч? Можно нам на минутку?

Нам? Митч кивает, хотя голова словно чужая, почти не слушается – то тяжелая, будто камень, то невесомая, как порхающая за окном снежинка. В висках стучит смех. Смех маленькой девочки.

Обрывается на середине последняя торопливая и немая молитва, дверь распахивается – вот она.

– А!.. – не в силах сдержаться Митч.

Она нисколько не изменилась – огненные волосы, небрежно заплетенные в косички, выбившиеся кудряшки вдоль узкого лица, россыпь веснушек на носу. В синих глазах пляшет безудержный восторг. Она счастлива. Прекрасна и счастлива. Что за дивная картина, просто сон!

Но вот она замечает его, и что-то в ее лице неуловимо меняется. Она замирает на миг, улыбка на губах вспыхивает и гаснет. Опускает глаза, и для Митча меркнет свет. Она ненавидит его? Сердится за то, что он не заступался за нее? Обнять бы ее… Она украдкой взглядывает на Митча из-под ресниц. Нет, не злится – стесняется. Вроде как сама хочет подойти к нему, но не решается.

Чудеса! С какой стати родная дочь стесняется его? Сейчас он позовет ее по имени, и тогда… Но в этот момент между ними встает незнакомка, берет девочку за худенькие плечи:

– Сейчас не время, милая.

Милая? Почему чужая женщина называет его дочку милой?

– Но я хочу…

– Я сказала – не сейчас.

– Но… – Девочка, закусив губу, смотрит на Митча. В глазах ее какое-то непонятное выражение. И Митча вдруг осеняет: не он один ждал этого момента.

Да что эта дамочка себе позволяет! С какой стати она распоряжается? Но девочка послушно кивает и тихо спрашивает:

– Можно я подожду на улице? Купер говорит, в Аризоне снега не бывает. Вдруг я еще не скоро увижу снег?

Митч не знает, кто такой Купер, не знает, почему его малышку заботит снег в Аризоне. Да это и неважно. Он делает пару нерешительных шагов, девочка не отодвигается, и Митч, осмелев, подходит ближе.

– Можно сделать снежного ангела, – осипшим голосом шепчет он. Прокашливается, пробует еще раз: – Ты умеешь?