Чёртов мажор (СИ) - Левина Ксюша

—…чтобы я тебя защищал и оберегал, — перебивает он и оживает. Тянется ко мне, осторожно опускает руки на мои бёдра и притягивает ближе. Его тепло смешивается с моим, вибрирует, как моё, и превращается в общую вязкую субстанцию. Мы нежимся в ней, как в солнечном свете, такое чувство, пожалуй, зовут влюблённостью, когда люди приближаясь чувствуют эту щекотку чужого тепла. — А чтобы делал свободной. И помогал расти и меняться…

Я качаю головой.

— Я как законсервированная в своих страхах и комплексах. Из крайности в крайность, но в одной поре. В одном анабиозном состоянии отрицания действительности. Сначала в протесте, потом в подчинении, напоследок в агрессии. Я хочу, чтобы теперь ты меня просто любил, а не берёг и контролировал. Я хочу проверить, как мы сможем быть равными.

— Так бывает?

— Бывает, — я киваю. — Ты устал. Ты очень устал от меня и моих заскоков. Ты давно не был собой. А я хочу, чтобы ты снова стал собой. Тем парнем, который был отвратительным мажором, но на свою беду встретил совершенно ненормальную девицу и имел неосторожность с ней связаться.

— А что если… я снова буду ограждать от всего, запрещать, не пояснять почему принял то или иное решение…

— Нет-нет, — я умоляю мне поверить. Я точно знаю ключ к разгадке. — Не станешь!

— А вдруг я снова пойму, что теряю тебя и превращусь в придурка…

— Нет-нет, — поверь мне. — Мы уже другие… Хватит держаться за детские глупости. Пойми, я только сейчас в тебя влюбилась. Моя история только что началась. Я только сейчас понимаю, что мною движет не жадность… Я не хочу потерять шанс. Сегодня Неля Магдалина встретила парня по имени Марк, — голос становится совсем сиплым, я шепчу, кое-как вырываюсь из объятий чистейшего тепла и встаю с кровати.

Моя находка, моё сокровищу тут, рядом. Принесла только его, когда стаскивала мокрую одежду. Беру его и несу к Марку, который ничего пока не понимает, но волнуется — это видно. А я встаю перед кроватью на колени и нервно смеюсь. Марк тут же падает рядом, но я качаю головой.

— Это мой взрослый звёздный час. Смотри, я у твоих ног… необычно? — Он смотрит хмуро, с подозрением, а потом сам даёт мне руку.

— Приют для животных выставил его на продажу… Ты отдал его Мане перед аварией. Маня отдала его своей подруге Лере. Лера отнесла его в приют, чтобы те выставили на продажу. Я случайно увидела пост и узнала его… твоё кольцо. Я его купила. Тебе. Я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Настоящим.

Марк сидит на кровати и смотрит на меня сверху вниз. Я жду ответа. Долго жду, кажется, скоро уже наступит утро… кажется, скоро закончится лето. Дождь, мир схлопнется обратно и станет песчинкой.

А потом Марк встаёт и выходит из спальни.

Дождь прекратился. Сырость наполняет комнату густым паром, дышать трудно и больно, будто по носоглотке проходит плотная вата. Дождь всегда с нами. Во все наши важные моменты. Все наши дети родились в дождь, наша первая ночь была в дождь, наша встреча после аварии, наш первый день, наше чёртово расставание. Всё наше — это дождь.

И сейчас Марк сидит на улице, опустив голову, на макушку ему, наверняка, падают последние капли дождя, а я не решаюсь пошевелиться. Он встаёт, берёт палку, которую Егор считает своей лучшей игрушкой после кошки, и начинает что-то чертить на земле. Во дворе нет освещения, ночь на дворе, и со второго этажа мне ничего не видно. А Марк ходит, чертит по сырой земле, пока я приплясываю в нетерпении. Хочу убрать волосы, чтобы не мешали, но теперь их нельзя завязать на затылке в узел, потому морщусь и нетерпеливо машу головой.

Марк заканчивает чертить, а я вспоминаю, что где-то там стоит машина, и её морда должна быть по всем законам направлена в сторону таинственной надписи. Бегу к тумбочке, где Марк всегда оставляет ключи, и жму на кнопку сигналки. Машина издаёт сигнал, Марк лезет в неё, включает ближний свет, и он освещает послание.

Как тогда… в первую встречу, я смотрю на оставленное Марком сообщение, и как тогда, у восемнадцатилетней, у меня нынешней сладко замирает и ёкает сердце.

“Пошла ты в жопу, любимая!”

Я пока не понимаю его философии, но очень хочу узнать, потому бросаюсь к выходу. Уже на лестнице вижу, что он тоже ко мне бежит, и, как когда-то повисла на шее своего Птица моя Маша, вырвавшаяся из папенькиного заточения в этом самом доме, висну на шее мужчины, который только что нежно и романтично послал меня в жопу.

— Я не собираюсь заново жениться, потому что у меня была самая лучшая свадьба, — бормочет он, целуя меня. — И забывать я ничего не хочу, ни одного дня. Ты стала стервой, я мудаком… — снова целует, будто ничего особенного не происходит. — Мы стоим друг друга. Развела тут истерию. Знаки, кольца, случайности… да иди ты лесом… — целует долго, сладко, почти не отрывается чтобы даже дышать. Я знаю эти губы, как свои, но сейчас всё будто в новинку. В третий раз за жизнь с этим человеком я в него влюбляюсь. — Я обнуляю всю твою болтовню. Хватит. Всё, мы уяснили… прекращаем быть стервой и мудаком. Ты же больше не нуждаешься в тупорылых советах?..

— Н-нет, — шепчу я, глотая его дыхание и взволнованно хватаясь за его плечи.

— Больше ты не феминистка, теперь ты жена, которая решает проблемы с мужем, да?

— Д-да, у нас п-патриархат!

— Я больше не жалуюсь на пацанов, а воспитываю их наравне с Соней, которую теперь ругаю наравне с пацанами, так?

— Т-так…

— Ты бросаешь свою чёртову йогу и реализуешь себя в том, о чём всегда мечтала. Эта чепуха тебе не нравилась никогда, и ты сама это знаешь! Это всё псевдоинтеллектуальная хрень, которую лили тебе в уши… ты это понимаешь?

— Да, — очень уверенно отвечаю я.

— И мы оба знаем, как тебя тошнит от этой музыки.

— Очень тошнит, — хнычу, уткнувшись в его плечо и чувствую, как один за другим падают с души камни, заваливая все дороги и разбивая древний асфальт.

— Ты снова женщина, которая обожает сериалы. У которой дом там — где интернет, ноутбук и чай. Договорились?

— Договорились…

— Если я тупой, то, блин, говори: Марк, ты, блин, тупой! Ты из крайности в крайность: то я царь и бог и мне слово нельзя сказать, то молчим и хотим, чтобы всё сам понял. Не надо так! У тебя есть рот — у меня есть уши. Говори своим ртом в мои уши, поняла?

— Поняла, — голос уже такой тонкий от невольной улыбки.

— Нель?

— М?..

— Мы не самые лучшие. Мы много ошиблись, не справились, прокосячились. Но когда перед глазами пролетела вся жизнь… не могу больше смотреть на тебя иначе, чем на свою женщину-идиотку, которую ещё учить и учить. Будешь говорить, что это сексизм? Шовинизм?

— Нет…

— Хорошо. Хорошо…

Марк зарывается лицом в мои волосы… и мы в этом теряемся, засыпаем, уходим в свой мир.

Спасибо.

Я сняла косы. Я сняла то, что было моей защитой столько лет. Я избавилась от своего средства показать “индивидуальность”.

Просыпаюсь этим утром в объятиях человека, которого люблю, смотрю на себя со стороны, пытаюсь представить новой, пока незнакомой… Мне нравится. Я милая. У меня мягкие волосы, они кажутся пористыми и жидкими, но струятся до пояса.

— Ты чего вскочила? — Марк морщится, зарывается лицом в подушку.

— Да просто… не знаю. Непривычно спать вот так. Непривычно уже стало спать с тобой, без кос… я себя чувствую такой… другой. Почему?

— Не знаю, — Марк улыбается. Марк смеётся. — Плевать… Честно, давай все эти великосветские разговоры пока исключим, ок?

— Ок. — Молчу, а потом спрашиваю: — Отмотаем немного вперёд время?

— Как скажешь, — он приподнимается на локтях, любуется мной, а потом целует, скользит губами по моим губам, вгрызается в ключицу, в плечо и лопатку.

Полгода спустя

Зима закручивает, зима всегда спокойна, зимой нет дождя.

Дождь — наша драма, мы его не избежим, кажется, никогда. Но сейчас зима и мы в спячке.