Джулия Стоун - Леди Генри

Готфрид не смел подходить к леди Генри, ибо боялся выдать свои чувства, боялся, что их тайну раскроют окружающие. Скромно сидел он в полумраке с бокалом шампанского, издали любуясь своей возлюбленной. К нему подсел граф Генри и заговорил о делах. Готфрид обстоятельно отвечал ему. Вдруг оркестр заиграл вальс, Джон увидел графиню, приближающуюся к ним с улыбкой и блеском в глазах.

– С разрешения моего мужа я приглашаю вас на вальс, мистер Готфрид. Не отказывайте в малой доле внимания суетной женщине!

Она повернулась к мужу.

– Энтони, дорогой, этот невинный каприз, надеюсь, не возбудит в твоем горячем сердце ревности?

Граф вскинул брови и бросил удивленный взгляд на секретаря.

– Твой юмор порой ставит меня в неловкое положение, Адель, – ответил он.

Джон обвил рукой талию графини, и через мгновение их увлек вихрь вальса. В первый раз он танцевал с Адель. С неизъяснимой улыбкой на полуоткрытых губах глядела она в его глаза.

Он чувствовал запах ее духов, свежий, женственный, эротичный: кумкват, страстоцвет, белый кедр слились в утонченный аромат. Он простил графине свои терзания, боль в груди, забыл о намерении бежать от нее. Он был счастлив одним ее присутствием рядом.

Бледный, печальный, скрестив руки на груди, Анри стоял в дверях зала и следил за Адель. Потом разом повернулся и вышел.

На следующий день, к вечеру, в замке царила умиротворенная тишина. Слуги убирали столы, расставляли мебель. От бала осталось приятное воспоминание, легкая печаль увядающих цветов и запах женских духов, все еще витавший в залах. Обитатели замка спали. Смеркалось. На улице, медленно кружась, падал снег. Джон сидел в библиотеке в расслабленной позе и листал альбом Босха. Вдруг он отложил книгу и не спеша закурил; взгляд его рассеянно блуждал по книжным шкафам, картинам, белому порталу камина со следами гари, которые еще не успели убрать слуги, задержался на витражах, в квадратах кессонированного потолка, рисунки которых напоминали витражи готического собора. Джон вспомнил, что еще в ноябре начинал читать Брокгауза, и ему захотелось снова взять в руки эту книгу. Он прекрасно знал, на каком стеллаже она находится. Джон встал и легко поднялся по закругленной лесенке на второй уровень библиотеки. Книгу он отыскал сразу, его закладка оставалась на месте. В углу резной балюстрады располагалась статуя грифона. Джон сел на мягкий ковер, облокотился о крыло чудовища и погрузился в чтение.

Готфрид не сразу понял, что в библиотеке он не один. Тихо шелестя шелком, вошла Адель и уселась на диван. Внимание ее привлекло издание Босха, которое оставил Джон. Она потянулась, равнодушно перевернула несколько страниц. Вошел новый слуга, имени которого Готфрид не знал, совсем еще мальчик – Адель любила окружать себя молодостью и красотой – и поставил перед ней серебряный поднос с чашкой горячего шоколада. Некоторое время она сидела в задумчивости, рассеянно глядя на тевтонские мечи, висящие над проходом в бильярдную. Джон смотрел на нее, опасаясь пошевелиться, чтобы не напугать. Он прекрасно понимал, что за грифоном он невидим. Адель мелкими глотками пила шоколад, и Готфрид видел, как qt чашки поднимается пар.

На лестнице послышались торопливые шаги, и в каминный зал вошел Анри. Молодой граф казался растерянным, встревоженным, как никогда. Он порывисто устремился к Адели и бросился на колени перед ней. Женщина отшатнулась и удивленно уставилась на него.

– Графиня! – воскликнул Анри.

– Вам угодно разбрасываться титулами? Извольте, Слушаю вас, граф.

– Графиня, – продолжал он, не обращая внимания на ее замечание. – Я не в силах более длить эту пытку, выслушайте меня. Быть может, я в чем-то и не прав, ну что ж поделаешь, я слаб. Я сам это допустил, и вас ни в чем не виню.

– Ничего не понимаю, – капризно сказала Адель. – Какая пытка? О чем вы? Да встаньте же с колен! – воскликнула она, оглядываясь на дверь.

– Нет, нет!

– О, Боже, дай терпения! Сядьте рядом и объясните толком, что произошло. Прямо водевиль какой-то.

Он с укором посмотрел на нее, и сел прямо на альбом Босха.

– Это не шутки, графиня, Вы ведь и сами это знаете. Зачем же играть, надо ведь знать границы. Так или нет?

– Это, по-моему, вы заигрались, милый! – Адель побледнела, ее тонкие ноздри трепетали.

– Я люблю вас, Адель! Люблю до исступления, рассудок мой помутился. Мне уже не стать таким, как прежде. От былой свободы нет и следа. Мне следовало бежать из замка, бежать без оглядки в тот день, как я увидел вас. И поверьте, я пытался! Но при одной мысли не видеть более вас, разлучиться с вами, сердце мое переставало биться. Нет, нет, только не это, говорил я себе. Теперь, когда опасность известна, я будут осторожен, сумею победить свою слабость. Но я ошибся. Я люблю вас. Я и подумать не мог, что бывает такое!

Адель слушала молча, сдвинув брови. Джона прошиб холодный пот, он вынужден был отереть лицо. Он понимал всю нелепость своего положения. Устроил засаду! Идиот! Узнал чужую тайну, не имея на это никакого права! Анри возненавидит его, если обнаружит.

– Анри, милый, успокойтесь! – приглушенным голосом взмолилась Адель. – Вы кричите на весь замок!

– О, простите, Адель. Так что… что вы скажете мне?

Графиня мрачно молчала.

– Адель! Адель, послушайте меня, – как в бреду говорил молодой граф. – Я не хочу злоупотреблять, быть может, вашей слабостью, ужасно то, что я преступил закон морали, забыл отца, но ведь я держал вас в объятиях и вам не было противно, ведь так? Я не причиню вам зла. Пусть я буду страдать, но не вы.

– Анри…

– Молчите! Я вижу в ваших глазах приговор. Но я помню ваше тело, вашу кожу, приятную на ощупь, запах. И вы обнимали меня. Неужели это была мимолетная прихоть! Я помню ваш шепот, Адель…

– Сумасшедший!

– Так значит, вы не любите меня. Или… любите? Одно слово, Адель, умоляю!

Она молчала, почти отвернувшись от него. Еле заметно покачала головой. Анри вскрикнул.

– Но ведь вы кого-то любите. Я чувствую это. Кто он, скажите мне. Вы молчите? Это… Готфрид? Это он? Значит он…

Молодой граф горько рассмеялся.

– Как тяжело. Имя избранника названо, и это не твое имя…

– Я не называла никаких имен! – воскликнула Адель. – Дикие фантазии!

Анри залился слезами. В сумерках глаза его горели, как у безумного. Он начал обвинять Адель в вероломстве. У него разыгрался настоящий припадок. Графиня встала и молча вышла из зала. С минуту граф сидел, обхватив голову руками, потом вскочил и ринулся к двери.

Готфрид сидел не в силах пошевелиться. Ужас обуял его. Ужас и раскаяние. Как мог он быть таким слепым? Неужели женщина, так нежно любимая им – суетная, вероломная кокетка? Несчастный Анри, он ничем не заслужил этого. И будет ли счастлив он, Джон, или его постигнет та же участь, как только он надоест ей и появится новый объект для эксперимента? О, как больно, как тяжело думать об этом. Прелюбодеяние, измена, обман – приводило ли это когда-нибудь к хорошему?