Тщеславие (ЛП) - Фишер Амели

Послушай, мы делаем это только потому, что мы не хотим ставить под угрозу твою карьеру. Если бы это зависело от нас, то мы бы подождали до выпуска и до того, как родится ребенок, затем поженились бы в Лондоне в церкви, в которую с детства ходила Имоджин.

— Ты ждешь, что я буду тебе благодарна? — шепотом прокричала Абри, глядя на Имоджин. — Боже, это снова Ян.

— Абри, — сказал Генрик. — Хватит.

— Так и есть, — начала она, но Генрик остановил ее, положив свою руку на ее. — Я сказал хватит, Абри.

Абри выглядела огорченной, и от этого у меня добавилось еще немного больше уважения к Генрику. Он не был полностью человеком, легко поддающимся влиянию, как я подумала о нем поначалу. За столом снова установилась тишина, когда официант принес наши напитки и принял заказ на основные блюда.

Еда была подана, а столом все еще не было произнесено ни одно слово. Удивительно, никто из нас не был голоден, и мы гоняли еду по тарелкам.

Я откашлялась, провоцируя возможный гнев Абри, но меня это не заботило.

— В собственности у компании моего отца есть остров, — сообщила я. — Я могу обеспечить вам конфиденциальность.

Лонг-стрит в Кейптауне была оживленнее, чем Французский квартал на Марди-Гра.

Улица, казалось, была усеяна людьми, отовсюду торчали головы. Кейптаун так сильно напомнил мне Америку, что стало страшно. Единственной реальной разницей были акценты, и иногда кто-то создавал атмосферу, которая была типично африканской, но в остальном, если бы я запечатлела сцену, когда я только приехала, и поместила ее рядом с фотографией Чревоугодия, Нового Орлеана, вы бы не смогли заметить разницу.

Даже архитектура Лонг-стрит напоминала Новый Орлеан. В этот момент я очень сильно заскучала по дому, поэтому придвинулась ближе к Яну, когда мы пробирались сквозь толпу. Я не знала, как можно скучать по месту, которое было похоже на ужасную жизнь, но я скучала. Меня переполняла потребность поспать в своей постели, среди пуховых подушек и простыней. Чтобы Маргарита принесла мне завтрак в постель.

Пригласить Кэти, Питера и Джиллиан на массаж, укладку волос, маникюр и макияж.

— Ты скучаешь по Мандисе? — спросил меня Ян, прерывая мои мысли.

— Что? — спросила я, чувствуя, как по моей груди разливается стыд.

— Ты выглядела немного грустной. Скучаешь?

Я подумала о ребенке в Масего и почувствовала непреодолимое желание обнять ее. Дом, комфорт быстро покинули мое сознание, и разум устремился прямиком к Мандисе.

— Я безумно скучаю по ней. Она — мое маленькое солнце.

Ян обнял меня за плечи и поцеловал в шею.

— Осталась бы в этих объятиях на всю ночь?

— Ты не мог бы оторвать меня.

— Улица может стать немного дикой. Держись крепче.

— Вообще не проблема, — подыграла я.

Ян вел меня, как телохранитель, по улице, пока мы не подошли ко входу в здание, помеченное внушительной вертикальной вывеской с надписью — «Взрыв».

— Вот куда мы с моими старыми друзьями ходили по субботним вечерам.

Для меня это было чистое, неподдельное развлечение. Я любила танцевать.

Я повернулась с улыбкой в его сторону и обхватила обеими руками его шею.

— У меня такое чувство, что сегодня вечером меня ждет много сюрпризов.

Ян запустил руки в волосы у меня на макушке и задержал их там.

— Приготовься, Прайс, потому что я собираюсь перевернуть твой мир.

Слишком поздно.

Выходит, «Взрыв» не был типичным танцевальным клубом. Он был вписан в красивый двухэтажный викторианский дом с отремонтированными интерьерами из переработанного темного дерева и кирпичными стенами, но современными бетонными полами. И бас был положительно громким, чего вы никогда не ожидали в слабо освещенной атмосфере изысканности, которую он излучал, но было заманчиво. Я обнаружила, что меня как магнитом тянет на танцпол, но Ян потащил меня к бару.

— Что ты будешь? — Спросил он.

Я просканировала бар и нашла то, что хотела. Бутылка Гленливета, односолодового, выдержанного двадцать один год. — Виски, чистый, — сказала ему, — вот эта бутылка.

— То же самое, — сказал Ян бармену. — Черт возьми, Софи, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — я понятия не имел, что ты пьешь, как пятидесятилетний мужчина.

Я громко рассмеялась.

— Тебе шестнадцать, — сказала ему, рисуя картину, — твои родители запирают шкафчик с алкоголем, на кухне постоянно работают люди, единственный доступный ликер, который ты можешь найти, спрятан в ящике стола твоего отца, и это односолодовый виски. Как ты думаешь, к чему бы у тебя развился вкус?

— К кока-коле?

Я снова рассмеялась.

— Нет, если бы тебя звали Софи Прайс.

— Понятно, — сказал он, когда бармен поставил наши напитки.

Мы оба подняли стаканы, сделали небольшой глоток, затем выпили все содержимое, хлопнув пустыми стаканами — нетрадиционный подход к тонко выдержанному виски. Мы стояли и молча ждали, кто из нас первый зайдется в кашле.

У меня начали слезиться глаза. В конце концов мне пришлось прочистить горло, пришлось, оно так сильно горело. Ян только холодно уставился на меня, казалось бы, не тронутый. Я покачала головой, глядя на него.

— Ты — жеребец, — наконец смягчилась я.

— Спасибо, — сказал он слегка хриплым от виски голосом.

Моя рука потянулась за стаканом, и я перевернула его вверх дном, вращая вогнутое дно пальцами. Он придвинулся ближе ко мне. Страх начал вырываться из динамиков, и мы стояли в тишине, разглядывая друг друга, пока не прозвучала басовая линия, тонкая и резонирующая в нашей груди.

Его рука нашла мою, останавливая стакан на середине вращения. От тепла его пальцев у меня по руке побежали мурашки.

— Еще один? — прошептал он мне на ухо.

— Нет, спасибо, — тихо ответила я.

Ян наблюдал за мной, проводя рукой по моей щеке, продолжая спускаться по шее к плечу и боку, пока она не уперлась в кость моего бедра.

— Тогда пойдем со мной, — сказал он, прижимая меня к себе и ведя на танцпол.

Заиграла песня группы Common, «Сводишь меня с ума».

На краю танцпола он прижал меня так близко, что я могла чувствовать каждый изгиб его тела. Мое дыхание участилось, я почти задыхалась от близости. Он схватил меня одной рукой за шею и приблизил свое лицо к моему уху, прижимая мое тело к своему. Я воспользовалась близостью и сделала глубокий вдох, вдыхая его невероятный аромат леса и воды, и мои глаза закатились. Я закрыла веки, отчаянно пытаясь удержаться на ногах.

Как будто он знал, что я сопротивляюсь, рука, обившаяся вокруг моей талии, притянула меня ближе.

— Соф, — выдохнул он мне в ухо, подталкивая меня к краю.

Я сделала глубокий вдох, когда его рот нашел мой. На вкус он был сладким и землистым, как виски. Я застонала ему в зубы, и он поцеловал меня еще сильнее. Его руки скользнули к задней части моего платья и сжали ткань.

Это привело к тому, что бабочки, порхающие в моем животе, пришли в бешенство.

Мои руки крепче обхватили его за шею, а правая нога обвилась вокруг его икры. Он слегка наклонил меня, как будто мог еще больше сблизить нас, и я сильнее прижалась к нему. Поцелуй был неистовым, даже на грани шока. Меня никогда раньше не целовали с таким желанием. Мы так сильно хотели друг друга. Даже нуждались.

— Боже, Софи, — выдохнул он в мою улыбку. — Ты невероятна на вкус.

Я запустила пальцы в его волосы и приподняла его голову. Мне нужно было посмотреть ему в глаза.

— Когда мы уедем завтра вечером, — сказала я ему, внезапно испугавшись, — ничего не изменится?

Он искренне улыбнулся мне.

— Ничего.

Песня снова сменилась на что-то с более быстрым ритмом, и когда мы пели слова друг другу и практически задыхались, танцуя, я поняла, что Ян Абердин был самым веселым человеком, что у меня когда-либо был или когда-либо будет.

Мы уехали только около трех часов утра. К тому времени я уже сняла туфли, и Ян нес их для меня, ленты на лодыжках были перекинуты через одно из его широких плеч, а я висела на спине. Мы пели музыку, которая звучала на улице, и смеялись от души всю дорогу до его машины, несмотря на то что за всю ночь мы выпили только один стакан виски несколько часов назад.