Джорджия Ле Карр - Раненный зверь (ЛП)

Я выбираю маленькую небольшую дорожку, по периметру вьется основной,по которой идут всегда основные посетители, осматривая внешние могилы, некоторые появились столетия назад. Сейчас трудно представить, что эти люди ходили по земле сотни лет назад также, как и мы.

Столетние могилы выглядят заросшими, разрушенными и неухоженными, но одна древняя, богато украшенная гробница в виде алтаря привлекает мое внимание, и я иду в ее сторону, очистив надпись, читаю: «Здесь лежит Артур Андерсон-Блэк.

Который теперь будет покоиться в руках Господа,

Любимый всеми и скучающими по тебе.

Летай с ангелами, память о тебе

никогда не умрет. Наш любимый отец,

брат и дядя. Мы никогда не забудем тебя.

Покойся с миром, пока мы не встретимся снова.

1830-1875

Я задумываюсь о скорбящей семье, когда они возводили это надгробие триста лет назад. Их останки уже давно присоединились к нему в этой глинистой почве. Встретились ли они там, снова? Раньше я никогда не ходил на кладбище, сейчас для меня это странный сюрреалистичный опыт. Прогулка между могил заставляет ценить бренность всей жизни и необратимость смерти. Все эти люди когда-то жили, передвигались по земле, говорили и делали что-то, словно они собираются жить вечно. Теперь же они все канули в прошлое.

Я вижу самое печальное надгробие, сделанное безутешными родителями, оно однозначно выделяется среди всех. На нем простая эпитафия, которая глубоко меня трогает.

Под этим простым камнем,

Которое является местом упокоения,

Почило наше дорогое сокровище,

Отправившись в объятия Господа

Май 2001–Декабрь 2001

Пока я двигаюсь по дорожке, вспоминаю, что мне однажды сказала моя мама. Стоит плоду созреть, он сможет легко покинуть ветку. Я был веткой, с которой Вивьен не колеблясь сорвалась, а я был не готов. В ней было столько всего, но главное, в ней было слишком много самой жизни. Задумавшись над своими мыслями, я впадаю в меланхолию — созерцательное настроение, и испытываю настоящий шок, увидев мраморное надгробие, явно сделанное с юмором.

Это Надгробие Подлежало Налогообложению?

Я улыбаюсь, достаю телефон и делаю фотографию для Эллы. Она, как бывший налоговый инспектор, ее явно оценит.

Маленькая изогнутая дорожка приводит меня, правда петляя, к центральной церкви и небольшой сторожке, хозяин которой совершает все ритуальные услуги. Петляя, я прохожу мимо свежей могилы, ожидающей своего захоронения.

Я выхожу к виднеющемуся вдалеке дубу и ухоженному надгробию заросшему травой. Иду прямиком в ту сторону, больше не рассматривая надгробия вокруг. Словно меня ведет к ее могиле невидимая рука, двигаясь вперед уверенными шагами, я останавливаюсь перед могилой Вивьен. У меня вырывается долгий вздох. Ах, Вивьен. Ее могила привычный мемориал из черного гранита с высеченным плачущим ангелом с розой в руке. Заходящее солнце скользит по камню, заставляя его светиться красным.

Вивьен Джессика Финч

Спи спокойно, дорогая,

спокойной ночи, спи спокойно

10 октября, 1987– 24 июля, 2004

Я встаю на колени и касаюсь гладкого камня. Она точно ненавидит это место и окружение, наполненное тишиной, вокруг стоит непроницаемый воздух скорби и тишины. Вивьен всегда такая импульсивная, порывистая, с розами в волосах, была бы не в состоянии высидеть и минуты в этом месте. Я смеюсь, звук такой громкий и кажется странным среди молчаливых надгробий, мой смех явно нарушает их покой. Пожалуй, здесь никто никогда не смеялся так за все века.

Сильный ветер ударяет мне в лицо,я испытываю шок, словно силы природы путаются меня остановить. И вдруг у меня возникает такое чувство, будто бы мне говорит Вивьен:«Я приду и найду тебя».

— Ты никогда не вернешься ине будешь преследовать меня, не так ли?— шепчу я ветру.

И тут же вспоминаю ее смех,  как она смеялась. Она была неуправляемой и красивой, но никогда не была злопамятной.

Интересно, где она сейчас?

— Где бы ты не находилась сейчас, Вивьен, помни, я на самом деле любил тебя, — говорю я и слышу в ветках деревьев одинокий крик птицы. Я остаюсь возле ее могилы еще какое-то время, а потом мне становится неспокойно. Я поднимаюсь с колен— живой, обычный смертный, с кровью, струящейся по венам. Придет время, и я однозначно присоединюсь к ней в покое и этой тишине, но не сейчас. Во мне течет жизнь, зовущая меня вперед. Я ухожу и больше ни разу не оглядываюсь.

Как только сажусь в машину, звоню Элле. Она берет трубку сразу же после первого гудка.

— Элла, — выдыхаю я.

И вдруг она начинает плакать.

И я понимаю, что не могу ждать ни минуты, мне необходимо увидеть ее.

— Где ты?— спрашиваю я.

— Иду домой, — с рыданиями произносит она.

— Жди меня дома. Я хочу отвезти тебя поужинать, буду у тебя меньше чем через час. Надень что-нибудь сексуальное, — произношу я, чувствуя, как радость наполняет мою кровь.

Я пихаю телефон в карман и, чувствую себя парящей, я готова взлететь, поэтому бегу вверх по трем лестничным пролетам, словно парю. Я влетаю в квартиру и закрыв ладонями лицо, подхожу к зеркалу. Вау! Мне кажется я вся свечусь от счастья.

Тут же сняв одежду, иду в душ, откуда вылетаю через пять минут и укладываю волосы. Положив небольшое количество геля на кончики волос, сушу их феном, и перекидываю вьющуюся массу за спину.

Сажусь на кровать и крашу ногти в яркий цвет фуксии, жду десять минут, чтобы они высохли. Потом натягиваю съедобные трусики с запахом клубники, он однозначно захочется их съесть, и приклеиваю себе татуировку в виде стрелы на живот и бедра со вкусом шоколада, их он тоже захочет слизать. Стрелы указывают правильное направление к моей киски, которая начинает зудеть от нетерпения. (Съедобные трусики — кондитерское изделие, изготовленное в форме нательного белья и обладающее его функциями. Продукт был изобретен художниками Дэвидом Сандерсоном и Ли Брэйди в 1972 год как предмет концептуального искусства. Для изготовления товара Сандерсон и Брэйди в 1975 году образовали компанию Cosmorotics, Inc. Трусы получили название «candypants, theoriginal 100% edibleunderwear» («конфетные трусы, подлинное на 100 % съедобное бельё»). Candypants продвигались как бельё в магазинах одежды, основных универмагах, мотоциклетных магазинах, кондитерских и модных бутиках. Его считали невинной непристойностью. Пресса пришла от съедобного белья в дикий восторг, и оно стало не только американской, но и мировой сенсацией. Помимо всего прочего, его продавали в секс-шопах.)