Ольга Арсентьева - Серенада новогодней ночи

– Этого вы могли бы и не говорить.

Тесть удовлетворенно кивнул, улегся на потревоженный матрас, скрестил на груди руки и закрыл глаза.

– Вот, значит, откуда пошло его состояние, – задумчиво протянула Алена.

– Да. Он ни у кого ничего не украл, никого не кинул, никого не подставил и не обманул! Ну что, хороший я вам принес подарок? – Алена взглянула на него, не понимая, и Саша поспешно продолжил: – Александр Васильевич купил чахлую, вымирающую гостиницу на Приморской, отремонтировал ее, набрал туда грамотный персонал, нашел толкового, хотя и спивавшегося от безделья и безденежья шеф-повара для гостиничного ресторана. И после этого дела наши пошли в гору…

– Каким образом? – все еще скептически поинтересовалась Алена. – Это же было в начале девяностых… Людям было не до гостиниц-ресторанов…

– Ну не совсем так, – важно возразил Саша. – Люди хотели хорошо покушать, выпить и отдохнуть во все времена. Просто тогда гостиницы-рестораны были двух видов: или дешевые, но без сервиса и вкуса, как в прежние времена, или же модерновые, с претензиями на европейский уровень, но и с европейскими же ценовыми стандартами. Ну а гостиница на Приморской, первая наша «Вечерняя звезда», и обслуживала людей достойно, и цены в ней были приемлемые. Так к нам народ и потянулся… Не сразу, правда, но потянулся!

– А конкуренты разве не вредили вам? Не наезжали? Так, кажется, говорили в таких случаях?

Саша, то ли почувствовав изменение в настроении хозяйки, то ли освоившись, сел на табуретке вольготнее и даже спросил себе вторую чашку чаю.

– Наезжали, а как же, – припомнил он почти с удовольствием, – точнее, пытались наехать…

…Но новый ресторан вскоре полюбился группе граждан с Северного Кавказа за фирменный шашлык по-карски и «Киндзмараули», доставляемое прямо из Алазанской долины. Да и чистая грузинская речь Александра Васильевича вызывала у этих граждан уважение.

Когда же кавказцев арестовали за какие-то сомнительные с точки зрения питерских правоохранительных органов махинации с бараниной и оружием, шеф уже был хорошо знаком с главой этих самых органов. Дважды в неделю они играли в теннис на губернаторских кортах. А раз в неделю главный правоохранитель обязательно обедал в ресторане, предпочитая, правда, шашлыку отварную осетрину по-астрахански, а «Киндзмараули» по причине язвенной болезни заменяя «Боржоми» или в крайнем случае «Нарзаном».

Так что и после кавказцев беспокоиться о «крыше» не было никакой нужды.

Ну а потом и времена стали спокойнее, и гостиница с рестораном разрослись в целую сеть – сначала в Петербурге и окрестностях, а потом и в других российских и даже некоторых международных регионах…

– А почему, – перебила Сашу Алена, – он расстался с Тамарой? И как раз тогда, когда стало все хорошо?

Саша смущенно засопел. Нет, он не собирался отвечать на этот вопрос правдой. Но что-то ответить было необходимо. Может, Алену больше всего интересует именно это. Чтобы потянуть время, он спросил, нет ли у Алены к чаю медовых пряников. Пряников не оказалось, предложены были сухарики с маком. Саша вгрызся крепкими зубами в их каменную твердость. Вместо того чтобы сочинять правдоподобный ответ, он принялся вспоминать, как все было на самом деле.

Саше тогда уже исполнилось двадцать, и он был вполне созревший оболтус – многое понимал и многое в жизни уже попробовал. Тетино поведение он не одобрял, но сочувствовал ей, переживал за нее и неодобрение свое держал при себе.

Очень уж у тети был сложный характер. Очень уж ревновала она Александра Васильевича и по поводу, и без повода. Очень уж часто устраивала ему сцены. И надежды на то, что тетин характер когда-нибудь смягчится, например с рождением ребенка, не было никакой. Не могло быть у тети детей. Слишком бурная молодость была у тети еще до встречи с Александром Васильевичем; был среди прочего и неаккуратно выполненный аборт.

Но Александр Васильевич об этом не знал. Александру Васильевичу говорилось, что лишь от нервной жизни и неуверенности в постоянстве супруга не рискует она завести детей. Не любовью (любви, наверное, не было уже с его стороны), а хотя бы чувством вины и надеждой на будущее хотела она удержать его при себе. Но это было еще ничего, это были одни разговоры. Когда же тете стукнуло тридцать два и снова на горизонте появился повод для ревности, тетя пошла на шаг более серьезный. Она объявила мужу, что беременна. А месяц спустя, придравшись к какой-то ерунде типа возвращения домой далеко за полночь с корпоративной вечеринки, устроила ему очередную сцену.

А между тем в тот раз Александр Васильевич действительно был на вечеринке: отмечали юбилей старейшего сотрудника «Вечерней звезды», и юбиляр так разошелся, что никого не хотел со своего праздника отпускать.

Ну а крики, визги, проклятия на русском и грузинском и битье саксонского обеденного сервиза на 24 персоны закончились выкидышем. Очень кстати под рукой оказался томатный сок. И очень кстати оказалась поблизости соседка (дело происходило на городской квартире Александра Васильевича), гинеколог по профессии, а по совместительству близкая подруга Тамары Луарсабовны.

Однако близкая подруга – это всегда палка о двух концах. Созревший оболтус Саша понимал это очень хорошо, а ослепленная всегда бурно клокочущими чувствами тетя Тамара – нет.

Близкая подруга увезенной в больницу Тамары решила утешить и успокоить расстроенного Тамариного супруга. Тамара была определена в лучшую одноместную платную палату, благополучно там уснула, и никакой необходимости в дальнейшем присутствии в больнице Александра Васильевича не было. Он и уехал домой. А подруга-гинеколог попросила ее подвезти, пообещав, что непременно утром еще раз осмотрит Тамару и окажет ей всю необходимую помощь.

Подробности дальнейших событий остались для Саши неизвестными. Возможно, подруга начала утешать Александра Васильевича еще в машине, а возможно, они сначала поднялись в его квартиру. Но, видимо, Александр Васильевич утешениям не поддавался, взглянуть на утешительницу иначе как на подругу жены отказывался. Подруга решила прибегнуть к крайним мерам – рассказала Александру Васильевичу всю правду. А в доказательство предъявила коробку из-под томатного сока.

Вполне возможно и даже наиболее вероятно, что дело было именно так.

Во всяком случае, когда Тамара выписалась из больницы и вернулась домой, несколько удивленная тем, что муж ее не забрал и пришлось возвращаться самостоятельно на такси, дома она обнаружила кредитную карту на свое имя и записку со словами «Я все знаю». Мужа, так же как и его личных вещей, в квартире не было. Не появились они и к вечеру. Не появились они там и на следующий день. На звонки он не отвечал. На работе секретарша неизменно говорила, что его нет на месте. В загородном доме его не было тоже.