Привычка ненавидеть (СИ) - Саммер Катя

— Нормально нога. Тот же вопрос. Ты вообще спала?

— Да, конечно, — врет она, мешки под глазами трехдневные скопились. — Спасибо за цветы!

Она поворачивает камеру, чтобы я видел огромный букет разноцветных гипсофил на подоконнике, который отправил вчера — меньшее, что я мог сделать, не сдержав обещание быть с ней в ее день, а затем снова показывает себя.

— Дамы и господа, мы готовимся к взлету, — доносится из самолетных динамиков, и я быстро сворачиваю разговор.

— Ерунда. Скоро буду, уже вылетаем.

Мика целует меня в экран, а я прячу от отца телефон, потому что он косится на него. Не знаю, как объяснить, но не хочу Мику делить ни с кем. Вообще. Это все только между нами. И мне плевать, что подумают другие.

— Я буду в городе еще три дня, — говорит отец, когда мы, прилетев, спускаемся по рукаву в терминал. — Остановился в «Рэдиссоне». Обратный билет забронировал и на тебя тоже…

— Зачем?

— …поэтому, если ты решишь… — опять начинает отец.

— Не надо, — уже устало прошу я. Сил спорить с ним и препираться больше нет. Я устал, как мертвец. Просто хочу к маме и к Мике. А потом спать. Нужно обязательно выспаться перед встречей с Книжником, голова не варит, а она мне необходима. Говорил с ним вчера и не въехал ни фига. Схемы у них все равно какие-то мутные, вечером еще раз попробую разобраться.

— Я на связи, — подытоживает папа, спасибо и на том. — Мой водитель тебя отвезет.

Нас и правда встречает два черных мерседеса. Мы с отцом разъезжаемся с интервалом в несколько минут, и я, наконец, выдыхаю. Отвечаю тренеру и парням: они пишут без конца, поздравляют, вроде как парятся за меня и обещают навестить. Спрашивают, чем могут помочь, но как-то не по себе от всего этого. Я не люблю быть обязанным, и мне не нужна простая вежливость, как-нибудь обойдусь. Им пора привыкать к мысли, что они ничего мне не должны. Стаи нет, их вожак ушел в туман. Прямо красиво так ушел, про это можно даже кино снять, «Коламбия Пикчерз» вообще представляет?

Конечно, я зол из-за всего. У меня ничего по жизни не идет ровно. Всегда или карабкаюсь вверх, или лечу, как по склону, вниз и расшибаюсь башкой о сугроб. Видимо, нагрешил я нешуточно в прошлой жизни. Может, я фашистом был? Или кем-то вроде Ганнибала Лектера? Или Смоловым, не забившим пенальти в четвертьфинале с хорватами у нас на чемпионате мира? Не знаю. Я перестаю думать об этом, когда машина тормозит у знакомой мне больницы.

— Вам нужна помощь? — спрашивает водила.

— Нет, сам справлюсь. Вещи только, пожалуйста, достаньте мои.

— Ваш отец распорядился, чтобы я отвез вас домой, поэтому я буду ждать здесь.

— Я надолго.

— Ничего, это моя работа.

Закатив глаза и не в силах больше спорить, я беру костыли из рук водителя и шагаю к крыльцу. Матерюсь, потому что гребаные старые больницы с высоченными ступенями, скользким бетоном и шатающимися перилами бесят жутко. Я звоню Мике и плечом прижимаю телефон к уху, хочу предупредить ее о том, что приехал и поднимаюсь к ним. Может, она уснула или вышла куда поесть, или что еще. Тянутся длинные гудки, и я считаю их вместе с каждой ступенью — один, второй, третий. Они никак не заканчиваются, а за ними на мое «я здесь» летит надрывное «Ян», и я все понимаю без слов.

Бросаю на хер костыли. Допрыгиваю до этажа на одной ноге и, хромая, по стенке спешу туда, к ним, к ней… И замираю посреди коридора, когда Мика выбегает ко мне. Я разбиваюсь о метры между нами и не чувствую боли в ребрах, когда она со слезами врезается в меня. Потому что в груди зияет черная дыра.

— Ян, она только что… они не смогли.

— Я понял, — выдаю тихо. Голос отказывает. И теперь меня снова тянет в темноту. Бесконечную, жужжащую, пахнущую отчаянием темноту.

Мика