(Не) мой наследник - Елена Левашова

– Если прокуратура не была замешана. В ином случае мы можем рассчитывать только на освобождение Белоцерковского.

– Встать! Суд идет!

Секретарь судебного заседания призывает к тишине. Сажусь на место, высматривая Леонида. Его заводят через другой вход. В глаза бросаются худоба и бледность, тени под глазами. Но взгляд остается прежним… Тем, каким я его помнил: дерзким и пронизывающим.

Я был прав, подозревая прокуратуру в соучастии. Это равносильно тому, как если бы они публично признали вину, что осудили невиновного. Но Белоцерковский виновен – пусть не по всем статьям, но виновен… Со скрипом, но Либерман добился пересмотра дела. И вот мы здесь… Леонид встречает мой взгляд и кивает. Киваю в ответ. Что еще я могу? Дело за Моисеем…

Он подхватывает бумаги и горделиво, как солдат по плацу идет к стойке. Раскладывает материалы дела, бросая взгляд на двери. Очевидно, оттуда совсем скоро появятся свидетели.

– Уважаемый суд, прошу принять к сведению неоспоримые доказательства невиновности моего клиента. Да, он виновен, но не заслуживает столько сурового наказания. Он виновен в чрезмерной самоуверенности, доверчивости и беспечности. Благодаря им он впустил в дом преступника. Да-да, уважаемый суд, преступника, вероломно подставившего его. И имя этому преступнику Вадим Милославский!

Голос Либермана режет воздух, как нож, челка трясется, а пальцы проворно перебирают бумаги.

– Отклоняется, – гремит судья. – Вы не имеете права голословно обвинять кого-то. У вас есть доказательства?

– Вот они, уважаемый суд. Здесь декларации некоторых чиновников. Выписка из тендерной комиссии. Вся эта канитель создавалась только из-за тендера. Белоцерковский мешал Вадиму, а тот решил вот так избавиться от конкурента.

По залу прокатывается шелест бумаг. Судья надевает на кончик носа очки и листает доказательства. Либерман выделил ярким маркером записи о крупных покупках, совершенных заинтересованными лицами в то время, сразу после суда над Леонидом.

– Думаю, доказательств достаточно, чтобы уличить…

– Леонида Белоцерковского обвиняли в хранении и распространении наркотиков. В ваших бумагах нет ничего об этом. И вина по статьям о мошенничестве и подкупе тендерной комиссии доказана. Так чего вы сейчас хотите?

– Он не распространял наркотики. Уважаемый суд, мы можем пригласить свидетеля?

– Если имеет место конфликт интересов, учтите – показания не будут учтены.

В зал входит испуганный худощавый мужчина. Представляется бывшим сотрудником следственного комитета, уволенным по состоянию здоровья.

– Я, Кашин Матвей Васильевич, подтверждаю, что наркотики Леониду Белоцерковскому подбросили. Я тогда был стажёром, но после инцидента не смог работать… Старший следователь, что вел дело, приказал мне молчать.

– А почему вы все-таки не признались тогда, шесть лет назад? – вздыхает судья. – Ваши слова сейчас не имеют никакого значения… Вы смолчали тогда, а сейчас вас попросил адвокат. Я не могу принять ваши слова…

– А у меня есть доказательства в виде аудиозаписи. Мы все тогда записывали. Так нас учили. Вести запись во время допроса и осмотра места происшествия.

Похоже, слова стажера ошеломляют даже Либермана. Он протяжно вздыхает и приоткрывает рот от удивления. Эту запись не слышал никто! Парнишка боялся ее показать до нужного момента. Секретарь суда призывает к тишине, а Матвей Кашин включает запись.

«– Если я говорю, что нужно подбросить, ты это сделаешь, Мотя! Так надо, понял меня? Хорошие люди просят. А плохие должны сидеть. Я уже себе тачку новую присмотрел. Сейчас Вадик свои дела порешает и…».

– Достаточно, – обрывает судья. – Передайте запись для ознакомления секретарю.

Матвей избавляется от дискеты, как от чего-то отвратительного. Тайна мучила его, терзала душу и травила сердце… А теперь он освободился…

– Суд удаляется на перерыв – объявляет судья.

Процесс вытянул из нас силы… Судья допрашивал свидетелей обвинения, утверждающих, что наркотики были… Прокурор хватался за крошечные зацепки, пытаясь удержаться на плаву, и сохранить компетенцию, но… Все решила ценная запись. Против нее никто не сумел пойти… Напряжение в зале достигло апогея, когда судья вышел для оглашения приговора. Либерман рассчитывал на второе заседание, но судье, очевидно, хватило доказательств для вынесения приговора. Зачем тянуть, если все процессуальные нормы соблюдены?

– Суд постановил признать Белоцерковского Леонида Сергеевича по статье 228, часть первая (Хранение и распространение наркотиков. Примечание автора), по статье 159, часть четвертая (Мошенничество в особо крупном размере, организованное группой лиц. Примечание автора) невиновным. Подсудимого освободить в зале суда. Признать за подсудимым право на реабилитацию.

Срываюсь с места и подхожу ближе, издали замечая, как блестят его глаза. Леонид не скрывает слез. Замечаю на последнем ряду Ирину Максимовну… Все-таки пришла поддержать отца своей любимой внучки, хоть я и обмолвился о заседании вскользь…

– Спасибо тебе, Никита. Я… Я тебе очень благодарен, – Леонид обнимает меня и хлопает по спине. – Я не ожидал, что все так быстро закончится.

К нам ломятся корреспонденты с микрофонами, но конвоир удерживает толпу, объясняя отказ Леонида беседовать плохим самочувствием.

– Вы до конца не дослушали! – кричит Либерман, подходя ближе. – Суд постановил возбудить дело против Вадима и его подельников. Вы рады? – спрашивает он Леонида.

– Мне все равно… Вот честно… Кто сидел в тюрьме, никому не пожелает такого испытания. Ник, как там мое Золотко?

– Мы сейчас вместе ей позвоним. Они с Никитушкой в Израиле. Хотите? Давайте уедем отсюда? Вам нужно что-то подписывать или…

– Да. Это займет немного времени. Я все подпишу, заберу документы и… Я гол и бос. Натуральный бомж. И идти мне некуда.

– Можешь у меня пожить, зятек, – острожно произносит Ирина Максимовна, стоящая поодаль.

– Спасибо, родная.

– Давайте лучше у меня. Я один живу в большой квартире. Вы согласны?

– А у меня есть выбор? – улыбается Леонид.

Никита.

– Поедем скорее, Ник, – произносит Леонид Сергеевич, не дожидаясь моего ответа. – Я очень устал… Ирина Максимовна, давайте с нами?

– Нет, зятечек. Поеду я домой. Я рада, что тебя выпустили. Сейчас внучка на ноги поднимем и… Все у нас будет хорошо.

– Леонид Сергеевич, помоетесь, переоденетесь и поедем в ресторан к моему другу Роберту Зайченко. Покормлю вас лучшими блюдами.

– Зайченко? – улыбается Леонид. – Да еще и Роберт. Что было в голове у его родителей? Разве можно так называть? Я бы еще понял, если его звали Коля или Степа.

– О чем и разговор! Знаете, что придумал Роберт? – произношу, взмахнув на прощанье бабуле Златы. – Он решил поменять фамилию на какую-то вычурную.

– Хм… Ему легче жениться на дамочке с красивой фамилией, – отвечает Леонид.

– Надо подкинуть эту идею Робу, – говорю, открывая дверь машины.

Мы доезжаем до дома быстро – все словно сговаривается, чтобы помочь: тучи расступаются, открывая взору яркие солнечные лучи, светофоры услужливо мигают зеленым, а машины освобождают дорогу…