Юлия Добровольская - Люби себя, как я тебя (сборник)

— Тогда едем?

— Едем.

Но вместо этого они обнялись.

Через некоторое время Лев сказал:

— А не перейти ли нам на «ты»? Предлагаю выпить на брудершафт.

Анна рассмеялась:

— Какой вы старомодный… Мне это нравится.

Он поднял бутылки. Они чокнулись горлышками, переплели руки и сделали по глотку. Поцеловались раз, другой. Третий поцелуй грозил затянуться надолго…

Анна вырвалась со смехом:

— Я сейчас умру от голода! — Но вдруг осеклась и произнесла шепотом: — Чш-ш-ш… Слышите?..

— Что?.. Нет.

— Ну же!

Раскатисто квакнула лягушка где-то очень близко. Ей ответила другая.

— Слышишь?

— Н-нет… Что я должен услышать?

— Лягушки!

Две ближние снова коротко переквакнулись. Издали отозвалась еще одна. Еще… потом еще.

Они стояли замерев и слушали нарастающую лавину лягушачьей какофонии. Трудно было представить, сколько ртов издают эти раскатистые звуки. Как же терпеливо они ждали первого сигнала, что теперь, словно с цепи сорвавшись, пытаются перекричать друг друга.

— Солнце село, однако, — сказал Лев.

— Думаете?

— Так говорят…

Они вышли к машине. Та была похожа на готового к взлету жука: оба капота и дверцы были распахнуты настежь.

Лев взял Анну за руку, подвел к багажнику и вложил ее ладонь под крышку какого-то короба.

— Ой! — сказала Анна. — Холодильник… А там, случайно, не завалялось ма-аленького кусочка сыра? — Она выразительно сглотнула.

— Увы. — Лев провел ладонью по ее щеке.

А ее снова посетило чувство, что все это уже было. И снова внутри тупо заныло.

Они выбрались из леса. Смеркалось, но жара не спадала.

Густая синева с первыми робкими звездами настойчиво теснила остатки подсвеченной оранжевым лазури за лес, за дорогу, за горизонт.

Лев потянулся к кнопке приемника, но остановился и посмотрел на Анну вопросительно:

— М-м-м?

— Угу, — кивнула она.

«Сэйл эвэй…» — запел Ричи Блэкмор… или Ковердэйл? Как давно это было, я уже не помню. А вслух сказала:

— Когда-то давно у меня в крови обнаружили вместо красных кровяных телец темно-пурпурные.

Лев засмеялся:

— Не может быть! У меня тоже.

Он взял Аннину ладонь, крепко прижал к своим губам и положил себе на колено. Он поигрывал ее пальцами, которые казались детскими в его большой руке. Его губы были плотно сжаты, а глаза искрились в тусклом зеленоватом свете приборов.

«Что он думает обо мне: искательница приключений? чья-то шаловливая жена?..» Нет, почему-то ей казалось, что он не может так думать.

Она гнала мысли о том, кто он и что будет завтра, а в голове неожиданно строчка за строчкой родилось:

Я не хочу врозь! не хочу врозь… Но тут же опомнилась: стихи! У нее только что родились стихи! Не может быть!..

— Так где мы обедаем? — Лев глянул на Анну.

— Главный проспект, сорок шесть, — сказала она.

— Что у нас там? Пятьдесят два — концертный зал. Сорок шесть… Жилые дома, гастроном… В гастрономе бар… Нет! Никаких баров! Ресторан, только ресторан. — Он снова посмотрел на Анну.

— В доме сорок шесть по Главному проспекту, — начала она усталым голосом, — на четвертом этаже стоит стол, накрытый на три персоны. Если вас не устроит меню, я сдаюсь, и мы идем, куда прикажете.

— М-м-м… Меню мне нравится уже тем, что оно есть… Наш брат холостяк — народ непривередливый… Только одно ма-аленькое условие, угу? — Он снова поцеловал ладонь Анны. — К вашему столу мы сделаем небольшое приношение от нашего стола. Идет?

— Идет.

Настроение резко поднялось, надо было это как-то скрыть.

Зачем?! — спохватилась она. Не лучше ли ответить признанием на признание?..

После, решила Анна, чего спешить? И тут же почувствовала укол совести, но справилась с ним.

Они вошли в подъезд — просторный и гулкий.

Похоже, это было единственное место, куда не пробралась вездесущая жара.

Еще один плюс в пользу кодовых замков на входных дверях, хотела было пошутить Анна, но холод, жадно набросившийся на разгоряченное тело, и недоуменный взгляд вахтера бабы Дины вмиг отрезвили.

Она словно увидела себя со стороны: ничем доселе не запятнавшая свой моральный облик жительница четырнадцатой квартиры явилась из аэропорта в измятом до неприличия костюме, с неприбранными волосами, на лице — стыдно сказать что, в руках — огромная охапка роз, рядом — вовсе не те, кого встречала, а незнакомый мужчина с пухлыми пакетами, из которых торчат — о ужас! — продукты и бутылки из валютного магазина…

Анна поспешно подтолкнула Льва к лифту, но сзади уже раздавались одиночные и очередями выстрелы:

— А где же ваши, Аннушка?.. Что, не встретили?.. А что ж такое?.. Что-то случилось?.. А вам вот тут телеграмма…

Пришлось остановиться.

— Спасибо, теть Дина… Рейс задержали…

Поднимаясь на четвертый этаж в медленном старом лифте, Анна успела прочесть:

«РЕЙС ПЕРЕНЕСЛИ ЗАВТРА ЖДИ ВСТРЕЧАЙ ЦЕЛУЮ = Я».

Лев тоже наверняка прочел… Стоило бы объяснить ему, кто же такой этот «Я». Успеется, сказала она себе. И снова подумала: о, женщины!.. неужто вам всем, без исключения, имя — ничтожество?..

Лев молча ждал, когда Анна откроет двойную дверь. Так же молча прошел за ней в кухню.

Она положила на стол сноп маленьких разноцветных розочек, которые вручил ей Лев, выйдя из магазина, и жестом показала, чтобы он поставил сюда же пакеты.

— Сейчас найдем вазу, — шепотом сказала она.

— Вазу ни в коем случае! — зашептал Лев.

— А почему вы шепотом? — прошептала Анна.

Лев смотрел на нее с недоумением.

Анна согнулась пополам от хохота. Он схватил ее в охапку.

— Ах ты хулиганка! Безобразница! Так это у тебя называется?

— Сама себя не узнаю! — Она вывернулась из рук Льва. — Предлагаю легкий душ и переодевание к ужину. Потом вытряхнем холодильник, твои пакеты и будем есть, пока не лопнем.

Лев в набедренной повязке из простыни и Анна в короткой майке занимались в кухне каждый своим делом.

Она относила в гостиную приготовленную еду, подсовывая время от времени Льву банки, которые он ловко открывал.

Лев перебирал и обрезал розы, расставляя их в большой низкой миске. Получалась живописная клумба.