Вероника Лукьянчук - Иногда они возвращаются. Главное – не терять крылья

уселся в уютном “умном кресле” возле Марселя. Кресло приняло форму его

тебя. От чего Марко чувствовал себя превосходно. Чего молчишь? Надулся он,

лопнешь сейчас.

Марко единственный в больнице кто мог себе позволить говорить с

Марселем таким образом (еще бы, это же его клиника). Но самое главное, что

Марселю это невероятно нравилось. Он чувствовал, что они с Марко друзья. А

они действительно стали очень близки за последние месяцы.

Хотя сейчас Марсель отчаянно пытался скрыть свое радость от того, что у

него есть такой взрослый и самый любимый друг. Сделав обиженное лицо, он

молчал.

– И где только научился на девушек кричать? А еще говорил мне, что я

твой лучший друг. Явно еще с кем – то дружбу водишь. Кто и научил тебя так

себя вести.

– Нет, нет, ну что ты! Ты у меня один друг!

– Тогда почему не хочешь мне рассказать все, поделиться со мной?

В лице Марселя читалось, как в нем борются сейчас два желания.

– Она мне очень понравилась. Она так интересно рассказывала всякие

истории. И еще она такая красивая.

Щеки Марселя слегка порозовели.

Марко постарался скрыть улыбку.

– И с чего ты взял, что красивым девушкам жутко нравится, когда

молодой человек начинает верещать?

– Я не верещал!

– Верещал – верещал! Я сам слышал. В другом отделении.

– Не мог ты слышать, – Марсель улыбнулся. Впервые за долгое время

по – настоящему, по – детски искренне.

– Что дальше делать – то собираешься?

– Ты о чем?

– Да о девушке! Мне помнится, – Марко склонил голову набок, – у

кого – то была заветная мечта – сходить на самое что ни есть настоящее

свидание. Так почему бы ее не воплотить в жизнь?

– Такие красивые девушки не ходят на свидания с больными

мальчиками, – взгляд Марселя опять начал затухать. Он был как маленькая

свечка в тот вечер. Одно неосторожное движение – и пламя исчезает.

– Ну, давай мы не будем за нее решать. Твое дело, мужское, – на

свидание пригласить.

– Но я так на нее кричал … Вряд ли она вообще слышать обо мне

захочет.

– Так значит все – таки признаешь, что кричал? – Марко хитро

прищурил глаз.

– Ты вынудил меня это сказать, – Марсель залился хохотом. Прекрати

меня щекотать. Я же боюсь щекотки!

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

В доме Марины, неважно, в какой он стране, всегда живет уют.

– Знаешь, а мне очень нравится идея твоей съемки, – Марина

рассматривала фотографии Каролины с ее последней фотосессии. Ты здесь

такая живая.

На фото Каролина была с минимумом макияжа, в уютном кашемировом

свитере и рваных джинсах.

– Тебе, правда, нравится?

– Что за вопрос? Ты же меня знаешь, если мне что – то не по душе, я так

сразу и говорю, безо всяких прикрас. Особенно тебе. Ты мне слишком дорога,

чтобы говорить тебе лишь комплименты.

Каролина взяла в руки свои снимки. На нее смотрела она. Та самая

девочка из прошлого. Та, которая жила до встречи с Алексом. Та, которая умела

мечтать. Как только фотографу удалось это запечатлеть? Или она возвращается?

Сама к себе?

– Прекрати! – Марина зашвырнула в Каролину подушку. – Сколько

можно думать! Ты опять погружаешься в свои дурацкие размышления. Я прямо

вижу, как ты в них тонешь. Сколько раз я тебе говорила – живи здесь и сейчас.

Хватит думать!

– Да, я больше не хочу думать. Я вообще уже не знаю, чего хочу!

Каролина не могла понять, что с ней такое происходит: в глазах словно

потемнело.

– Мне … мне просто все надоело. Мне кажется, я так устала. Я уже

запуталась, какой пункт плана выполняю. Я презираю себя за то, что смела

жаловаться на жизнь и говорить о своих проблемах. Все, что было с Алексом,

– это ничто, ничто по сравнению с тем, что испытывают дети, которые не

могут сделать ни шагу. Красивые девушки, которые прикованы к инвалидному

креслу. Это все неправильно! Так не должно быть!

Слова Каролины превратились в один поток. Слились воедино. В один

крик отчаяния. Она слишком долго молчала, держала все свои переживания в

себе.

Потом она замолчала. Они молчали долго. Каролине казалось, что ей

хочется закричать, зашвырнуть что – нибудь в стену.

Но она всего лишь заплакала. Были ли это всего лишь слезы? Вряд ли.

Это было нечто большее, чем просто плач. В каждой слезинке – чувство. Боли,

обиды, разочарования. Но не было среди них отчаяния. Каролина была

несказанно счастлива, что не познала это горестное, убивающее веру и любовь к

жизни, чувство. Самое худшее, что может случиться с человеком, – это

отчаяние.

Вскоре прекратился и плач. Какое – то время они обе не проронили ни

слова.

Марина, как хозяйка дома, приготовила чай. Черный, с жасмином.

Каролина просто не может пить горячий чай! Поэтому за время, пока она

выпила одну кружку, Марина справилась уже с двумя.

– Знаешь, а я ждала, когда же ты дашь волю своим чувствам. Я

знала, что ты не дойдешь до конца этого плана. Не потому, что я в тебя не

верила. Нет, Отнюдь. Просто я знала, что ты найдешь свою дорогу. Я

лишь указала тебе путь, но это твоя жизнь. И никто кроме тебя самой не в

состоянии прожить ее, – Марина задумчиво посмотрела на свою юную

подругу. Я горжусь тобой. Я невероятно тобой горжусь. И вообще, иди

умываться и за дело. У тебя вечером свидание вообще – то, или ты уже

забыла! А на свидание с красными глазами идти, ну, просто несерьезно!

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

Мечты должны сбываться. Для того они и существуют. Галантный

Марсель был самым лучшим тому подтверждением. В своем белом костюме он

был похож на юного лебедя – беззащитного на первый взгляд и такого

уверенного в себе и смелого на другой. А еще невероятно привлекательного. Да,

он не мог сделать шаг навстречу девушке в красном платье, первой девушке,

которую пригласил на свидание. Но ведь для того, чтобы сделать шаг, не

обязательно стоять на земле. Главное, иметь сердце.

– Ты же не будешь против, если наше свидание будет слегка тройным,

– Марсель скромно потупил взгляд, указывая на стоящего неподалеку Марко.

Я все – таки еще недостаточно уверенно себя ощущаю вдали от него.

– Это твой друг, – спросила Каролина, улыбаясь.

– Это моя вторая семья, – Марсель был как никогда серьезен.

Это свидание было только для двоих. Марсель в полной мере ощутил себя

джентльменом, проявляя заботу и ухаживая за Каролиной. Неведомое,

заставляющее его сердце биться от волнения, чувство.