Наталья Калинина - Седьмой мост

А поздним вечером, когда сон не шел и сомнения перевешивали то одну чашу весов, то другую, она решилась. Встала, не зажигая света, оделась, вышла на цыпочках в зал.

Илья спал, но беспокойно. Метался по дивану, один раз даже застонал. Диана поколебалась, разбудить его или нет, но вместо этого вдруг присела на краешек разобранной постели и, не поборов искушение, погладила парня по плечу. Там, где было это пресловутое родимое пятнышко. И вдруг Илья, словно успокоившись от ее прикосновения, улыбнулся во сне и задышал тихо и ровно.

– Спокойных тебе снов, – пожелала девушка, вставая, и вышла из комнаты.

Идти нужно было далеко, пешком, вдоль трассы. Рискованное приключение. Безумное. Она и была безумной: не думала в этот момент ни о сыне, ни о матери, ни о себе, думала только о нем, Илье, и о том, что у нее есть два дня. Если дойдет живой, если ничего в дороге не случится, значит, она так и сделает. И пусть от этого она шагнет на темную дорогу, пусть совершит грех, пусть разобьет чужую семью, она будет удовлетворена уже тем, что поборолась за свое счастье.

Видимо, в эту ночь ее, выбравшую темный путь, взял под защиту сам дьявол: Диана благополучно добралась до места назначения, нашла дом с зеленой, а ночью казавшейся темно-серой крышей, прошла по тропинке, начинающейся за ним, к другому дому. И, взойдя на деревянное крыльцо, вначале робко, а потом уверенно постучала в дверь.

Ей открыли сразу, будто дожидались.

– Решилась? – весело спросила молодая цыганка. – Я так и думала. Ну что ж, проходи. Сейчас разбужу бабушку, она тебе поможет.

– Я… – начала Диана. И вдруг спросила совершенно другое, не то, что собиралась: – Скажи, ты знала цыганку Эллу? Она существовала на самом деле или это вымысел местного писателя?

– Она существовала, – после долгой задумчивой паузы, меняя веселый тон на сухой, ответила цыганка. – Это моя мать.

Этой ночью она так и не смогла заснуть. Дождавшись, когда уснет Женя, Аля тихонько поцеловала его, погладила по голому плечу и встала. Оделась в джинсы и джемпер и на цыпочках вышла в коридор. Все спали: из спальни хозяев доносился богатырский храп Валерия. Двери в комнату, где отдыхали братья, были плотно закрыты.

Не находя объяснений своему поступку, действуя по какому-то странному наитию, Аля тихонько открыла входную дверь и выскользнула в подъезд. Спустилась во двор и опустилась на лавочку.

Недавно прошел дождь, и прохладный воздух был напитан обострившей запахи влагой. Аля поежилась и натянула на кулаки широкие рукава джемпера. Резкая перемена погоды – еще вчера стояла невыносимая жара, а сегодня температура опустилась на добрый десяток градусов.

Слушая успокаивающий стрекот цикад и полной грудью вдыхая свежесть летней ночи, Алевтина старалась унять кипящие в груди эмоции. Она вела диалоги сама с собой, став и прокурором, и адвокатом одновременно. Взвешивала доводы, плюсовала оправдания, отнимала сомнения. Как ей теперь быть? Делать и дальше вид, что она не знает о мамином поступке? Или открыто заявить о том, что ей все стало известно? И как теперь общаться с мамой, зная, что… Аля застонала и с силой сжала кулаки.

С одной стороны, маму она понимала: та сделала все возможное ради того, чтобы спасти свою дочь. Но вот сможет ли она, Аля, принять этот поступок, пусть даже и совершенный ради ее спасения? Жизнь в обмен на другую жизнь. «Это я должна быть мертва, я…» Это не она, а ее сестра сейчас, возможно, готовилась бы к свадьбе. Не она, а Надежда распахивала бы по утрам полные счастья глаза и целовала сонные губы любимого человека. Не она, а ее сестра мечтала бы о детях. И этих «не она…» – великое множество.

– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – прошептала она, обращаясь к своей сестре. И вдруг ее увидела.

Полупрозрачный силуэт на фоне темной ночи, чуть освещаемый светом дворового фонаря, мельтешил чуть поодаль от лавки, на которой сидела Алевтина.

– Надежда? – робко позвала она девушку.

Та молча кивнула и вдруг развернулась, будто намереваясь уйти.

– Погоди! – вскочила следом Аля. – Постой!

Но сестры уже не было. Алевтина выскочила на дорогу и завертела головой, надеясь увидеть призрачную гостью. И точно, ей показалось, что вдали мелькнул на мгновение силуэт.

Не думая больше ни о чем, Алевтина направилась туда, где видела полупрозрачную фигуру. Так шла она какое-то время, увлекаемая то появляющимся, то исчезающим призраком. Пока, оглянувшись по сторонам, не поняла, что ушла от дома очень далеко.

– И куда ты меня завела? – шепотом, обращаясь не к призраку, а к самой себе, спросила Алевтина.

И в это мгновение услышала шум воды, а впереди заметила мост.

– Господи, – приложила Аля ладонь ко рту в суеверном ужасе. Следовать за призраком не казалось ей страшным, она будто находилась под странным гипнозом – шла и шла, не испытывая никаких эмоций, преследуя лишь одну цель – не упустить из виду полупрозрачную фигуру. Но сейчас, очнувшись от странного «сна» и увидев перед собой полускрытый ночной темнотой мост, пользующийся нехорошей славой, не на шутку испугалась. Повернуть назад? Так Аля и сделала. Но вдруг поняла, что ей необходимо пересечь этот мост. Это ее испытание, ее путь, и в зависимости от того, выполнит ли она нужное условие или нет, мост либо приведет ее, как в рассказанных ею же легендах, в царство мертвых, где она навсегда и останется, либо станет для нее символом перехода из одного состояния в другое, а в какое, Аля еще не знала.

Робко, испытывая страх, она вступила на мост. И в это мгновение ее оглушила тишина. Шум реки смолк, ветер тоже стих. Безмолвие было абсолютным. Аля прошла так несколько шагов. И вдруг тишина взорвалась стонами, криками, смехом, скрипами, хрипами. Алевтина оцепенела от ужаса и вытаращила глаза, силясь рассмотреть в темноте окончание моста. Оглянувшись, она увидела за спиной обрыв. А куда же подевался мост? Пути обратно не было. Аля сделала еще несколько неуверенных шагов, сопровождаемых ужасными криками и стонами, и опять остановилась.

Ей казалось, что она спит и видит кошмар. Не бывает так в реальности! Что это за страшное место, в которое она попала? Ад? И только она так подумала, как услышала чей-то гнусавый голос, монотонно бубнящий:

– Это наш мир, это наш… Останься с нами, останься…

«Черта с два!» – решила про себя Алевтина, вскинула подбородок и расправила плечи. Что толку умирать от ужаса. Однажды она уже спаслась от смерти, спасется и на этот раз. Аля вновь подумала о маме – о том, что та сделала ради ее спасения, о материнской любви, не знающей границ, преступающей законы ради своего дитя. «А как бы ты поступила, если бы узнала, что твой ребенок должен умереть?» Аля невольно провела параллель с Дианой: вспомнила, что та недавно ради спасения своего мальчика тоже поступилась законом – влезла в чужую квартиру, рискуя быть арестованной и обвиненной в преступлении. «Так и твоя мама переступила черту из любви к тебе! – услышала она голос себя-«адвоката». – Прости ее. Не тебе судить ее материнское сердце, – услышала она свой голос будто со стороны. – Дианин поступок ты без колебания оправдала, поняв, что действовала она так ради спасения своего сына. Так мама твоя поступила так же ради тебя».