Тренировочные часы (ЛП) - Ней Сара

Боже.

Я чуть не сказала, о ребенке.

Что я скажу родителям?

Мой отец сойдет с ума, а мать обвинит отца, и все это будет полной катастрофой.

И мне придется пройти через это в одиночку.

— Земля вызывает Анабелль.

Я поднимаю глаза, не понимая, что просто смотрю в пространство, в свою полупустую кружку.

— А?

— Ты казалась на секунду потерянной.

— Потому что так оно и есть.

Рекс откидывается на спинку темно-синего сиденья и скрещивает руки на груди.

— Что с тобой происходит? Я не помню, что бы ты была такой в прошлом году.

— Какой?

Рекс машет рукой перед собой, на меня.

— Ты чем-то озабочена. Я знаю, ты ненавидишь меня, но...

— Я не ненавижу тебя, Рекс. Я просто ... — Я делаю глубокий вдох. — На этой неделе я узнала кое-какие новости, которыми очень озабочена. Извини, ничего личного.

Одна из его песочно-коричневых бровей поднимается вверх.

— Какие новости?

— Я бы предпочла не говорить... это личное.

Черт, зачем я это сказала?

— Почему? — Он смеется. — Ты что беременна?

Я не смеюсь.

И не отвечаю.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, худшее бесстрастное лицо за всю историю попыток хранить секреты.

— Черт возьми, Анабелль. — Рекс ахает. — Серьезно?

Мне нечего сказать.

И этого достаточно.

— Иисус. Даже не знаю, что сказать, — говорит он. — Я просто пошутил.

Я играю с ручкой моей кружки, усмехаясь.

— Ну да, конечно.

Следующие десять минут мы молча сидим в этой кабинке, и только звуки кафе составляют нам компанию. Официантки собирают кружки и блюдца, дверь открывается и закрывается. Музыка. Щебетание. Слышен даже лязг посуды, громоздящейся на кухне. Звук кофемолки.

— Не могу поверить, что ты появилась на публике.

— Что?

— Я просто имел в виду, что если бы я был цыпочкой, то сидел бы в углу комнаты и плакал.

— Поверь мне, я уже пережила эту вечеринку жалости.

— Когда ты узнала?

— На этой неделе.

— Поразительно. — Рекс делает еще глоток. — А отец знает?

— Нет. Еще нет.

Он медленно кивает, принимая этот ответ и не спрашивая имени.

— Что ты собираешься делать?

— Пока не знаю.

— Вот дерьмо, а я тут болтал о вечеринках по случаю помолвки и о том, каким дерьмовым было мое лето. По крайней мере, я никого не обрюхатил.

Его грубая честность вызывает глупую улыбку на моем лице.

— Все в порядке. Твоя болтовня меня отвлекает.

— Ну, это не плохо.

Я изумленно смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, чертов ребенок? Дети — это же круто. Я бы хотел иметь одного.

Я поднимаю бровь.

— Ты не расстроишься, если узнаешь, что какая-то девушка, с которой ты спишь, беременна?

Рекс качает головой.

— Вряд ли. Может, поначалу я буду такой: «Какого хрена!», потому что буду в шоке, но после того, как подумаю об этом, я, вероятно, остыну. Мы больше не в школе, Анабелль. Мы достаточно взрослые, чтобы производить потомство и успешно поддерживать жизнь человека.

Это правда.

Мне двадцать один год, я учусь в колледже, а Эллиот.…

Сколько лет Эллиоту? Не думаю, что мы когда-либо говорили об этом.

Я тихо подсчитываю.

Если бы он окончил школу в восемнадцать лет, провел четыре года в аспирантуре, тогда ему... святое дерьмо, Эллиоту почти двадцать три? Неужели это правда?

— О чем ты так беспокоишься?

— Обо всем, — честно отвечаю я.

Как Рекс Гандерсон не ужасается, обсуждая это?

— Ты больше беспокоишься о том, как отреагируют люди, или о том, что у тебя будет ребенок?

Меня оглушает собственное молчание.

Парень складывает руки на столе.

— Ладно, позволь спросить иначе: ты боишься, что отец ребенка взбесится и исчезнет?

Я задумываюсь над вопросом: беспокоюсь ли я, что Эллиот исчезнет, когда узнает, что я жду ребенка?

— Не совсем.

— Ты боишься, что родители от тебя отрекутся?

Я фыркаю.

— Они никогда этого не сделают.

— Боишься, что тебя вышвырнут на улицу, холодную и одинокую, и ты и твой ребенок будете голодать?

— Ладно, теперь ты просто смешон.

— Нет, Анабелль, это законные опасения людей.

— Откуда ты знаешь?

— Ты что, никогда не смотрела «Мама-подросток»?

— Я не мама-подросток! — негодующе кричу я.

— Именно это я и хочу сказать.— Он достает жвачку и сует в рот. — Так какого черта ты сходишь с ума?

— Я никогда не говорила, что схожу с ума.

— Может, и нет, но когда я увидел тебя сегодня в классе, ты выглядела так, будто тебя сейчас вырвет на мои туфли.

— Нет!

— Не ври. Бледная, как Каспер — дружелюбное привидение. — Рекс снова откинулся на спинку стула. — Ты голодна? Может, стоит попробовать поесть?

— Я не голодна.

— Ты сейчас ешь за двоих.

Он такой всезнайка.

— Ха-ха, очень смешно.

— У тебя была тошнота по утрам? Мой друг Адам обрюхатил свою девушку на первом курсе, и ее рвало каждое утро, как по часам.

Серьезно? От его вопросов и беспокойства мне хочется плакать. Он такой милый — такой чертовски милый, — и тот факт, что он не осуждает меня, приносит огромное облегчение.

Это дает мне надежду, что остальные мои друзья будут так же поддерживать... мои друзья из дома, у которых будут разные мнения о моей неожиданной беременности.

Это также дает надежду, что я смогу сделать это с или без Эллиота в моей жизни.

— Меня не тошнило. Вот почему я до сих пор не знала, что я... — Слово застревает у меня в горле. — Беременна.

— Какой срок?

— Двенадцать недель.

Он издает низкий свист.

— Черт побери, Анабелль, очень скоро ты сможешь узнать, девочка это или мальчик. — Пауза. — Ты собираешься это выяснить? Я бы захотел узнать. — Он смеется.

— Понятия не имею.

Я ничего не знаю.

— Если я понадоблюсь тебе на приеме у врача, дай знать. У меня куча свободного времени.

— Ты не хочешь приходить на мои встречи. — Я смеюсь, от одной мысли об этом у меня начинается истерика.

— Я подержу сумку с подгузниками.

— У меня нет сумки с подгузниками. — Я ухмыляюсь, как идиотка, представляя, как Рекс Гандерсон идет рядом со мной с розовой сумкой для подгузников, привязанной к телу.

Розовой.

Девочка.

Я качаю головой, прогоняя эту мысль.

— Пока еще нет. — Он подмигивает мне, щелкая телефоном, чтобы проверить время. — Черт, мне надо идти. У меня работа через час.

— Спасибо за горячий шоколад, Рекс.

— Эй, без проблем. Похоже, тебе это было нужно.

— Так и есть. Это было именно то, что мне нужно.

— Наверное, мне это тоже было нужно.

Я улыбаюсь и чувствую себя…

Хорошо.

Не могу позвонить ему и сообщить новости. По телефону это неправильно. Он заслуживает того, чтобы узнать лично.

У меня столько всего на уме, так много вещей, чтобы сказать ему — но если я это сделаю, будет ли это тяготить его?

Я сажусь за кухонный стол с тетрадью, используемой для записи моих мыслей, которая у меня была в течение многих лет и никогда не была полностью заполнена.

Открываю ее, просматривая несколько страниц, которые не читала месяцами, последнюю запись двухлетней давности. Я встречалась с парнем, Уиллом, из колледжа. Мы были в одном городе, в разных университетах — и просматриваю отрывок о нем, который написала после того, как мы расстались.

«Уилл — это тот, кого я точно переживу... Он не стоит слез, Анабелль. Подбородок вверх и двигайся дальше».

Мои губы изгибаются при воспоминании о тех неделях. Тогда я больше занималась поиском души, чем плакала, и я поняла, что мне никогда не понадобится парень, чтобы реализоваться. Встречаться и влюбляться было здорово, но они не сделали бы меня целой.