Брижитт Бро - Во имя любви к воину

Я забеспокоилась. Если Мерхия выйдет замуж, ей придется отказаться от профессии. Если же она отвергнет предложение… Известны были случаи краж и издевательств над несговорчивыми невестами. Я очень за нее испугалась. Она призналась, что не спала всю ночь. В три утра ей позвонила сестра и рассказала, что та семья снова объявлялась, в этот раз пришли прямиком к ее родителям. Отца не было дома, но его новая жена, мачеха Мерхии, приняла эту женскую делегацию. Но как! «Мы не согласны, чтобы она выходила замуж. Что мы будем делать без зарплаты, которую приносит в дом Мерхия? Мы живем у нее на иждивении». Итак, это был отказ.

Но девушка была в отчаянии. Признание, что старый и больной отец, а также братья и сестры живут на крохи ее зарплаты, пятнало честь семьи. А ведь это быстро распространится повсюду — афганское сарафанное радио работает исправно. И теперь к страху примешивался стыд.

Надо было как-то помочь ей. Сделать это мог только Шахзада. Он вел совещание, но я попросила его выйти и прошептала: «У Мерхии проблема. Ты можешь поговорить с ней?»

Она ждала в маленькой комнате, присев на тошак, занятая своими грустными мыслями.

— Расскажи мне, что с тобой происходит.

Шахзада оставался стоять во время всего рассказа, я видела, что он очень сосредоточен. Мерхия, опустив глаза, говорила. Потом стала ждать его совета.

Тот привел пуштунскую поговорку. Он сравнил ее отказ выйти замуж с яблоком: «Если ты хочешь яблока, тебе неважно, с какого дерева оно упало, с плохого или хорошего. Оно у тебя в руках, и это единственное, что важно».

Круглое личико девушки тотчас повеселело. Она уехала в Кабул, как мне показалось, в хорошем настроении. Я спрашивала себя, каков был бы ответ Шахзады, если бы в подобную ситуацию попала его дочь.

Шахзада даже не интересовался, скучаю ли я по Франции. Я не обижалась на него, так как тоска по родине была ему незнакома. Он никогда не покидал свой край на долгий срок, так чтобы почувствовать ностальгию, — такую, которая наводит на тебя грусть и превращает красоту вокруг в непереносимые терзания. Я же знала, что это такое.

Однако он мог себе это представить, когда переносил ситуацию на Афганистан. И доказал мне это. Одно из наших путешествий привело нас на земли племени шинвар, в засушливую местность на юго-востоке от Джелалабада. Земля, усеянная маленькими кратерами, напомнила мне снимки Луны. Я сказала: «Как, наверное, тяжело жить здесь!» Машину трясло на неровностях дороги, стоявшее в зените солнце нестерпимо жгло. Шахзада откинул назад свой пакол и ответил мне легендой о Сулеймане, царе и пророке.

«Пять тысяч лет тому назад могущественный Сулейман проходил через засушливую местность, где жили в крайней нищете несколько семей. Этим несчастным нечего было есть, потому что ничего не вырастало на той земле, где они родились. Сулейман приказал своим солдатам препроводить их на плодородные земли, где росли апельсиновые деревья, а дождь был благословенным для пшеничных полей. Маленькое племя расположилось там.

Через год, когда Сулейман вновь посетил эти земли со своей армией, эти люди встретили его и уныло приветствовали. У них был вполне процветающий вид, чистая одежда. Один из них спросил:

— О великий Сулейман, год назад ты пригнал нас сюда. Закончится ли когда-нибудь это наказание? Скажи, что нам сделать, чтобы это заслужить?

— Но я не наказывал вас! Наоборот, я дал вам земли, чтобы вы разбогатели, и дома для ваших семей! — воскликнул царь.

Мужчина продолжил:

— Благодарим тебя за твою доброту, о великий Сулейман. Но вдали от родины мы чувствуем себя в тюрьме. Позволь нам вернуться. Мы предпочитаем вновь обрести свой край песков и камней, для нас он лучше Кашмира[26]».

А где был мой Кашмир? Иногда я спрашивала себя: где моя настоящая жизнь, здесь или в Европе? Мне недоставало комфорта, удобств, фильмов. А больше всего дружбы. К счастью, электронная почта позволяла мне поддерживать контакт с подругами, оставшимися во Франции. Мы об этом мало говорили с Шахзадой. Настоящая дружба, особенно между женщинами, была для него чем-то абстрактным. Но семья… Он удивлялся, что я ему никогда о ней не рассказывала. Как можно прожить без семьи? Я не захотела обманывать: «Я не общаюсь с родителями. Я поссорилась с ними и без них чувствую себя хорошо».

У моих родителей не было новостей обо мне уже десять лет, с того самого дня, как я ускользнула от них: я не хотела быть на них похожей. В моем детстве было немного любви. Я не помню, чтобы хоть раз мать или отец наклонились ко мне с вопросом: «Как дела в школе?» или «Что с тобой, моя рыбка? Иди ко мне, расскажи, чем ты огорчена». Нет, мой старший брат и я имели право на минимум: накормлены, опрятно одеты, вовремя отправлены в школу… Может, любовь и присутствовала во всем этом, но просто они не знали, что с ней делать. Это как если бы они были инвалидами. Это я могла бы им простить. Но я не могла забыть, что мой отец изменял матери, которая в свою очередь делала вид, что ничего не происходит, — и так испортила свою жизнь.

Моя жизнь началась вдали от них. Я уехала в свой Кашмир. Они больше не существовали, так как я никогда не вспоминала о них.

Но прошлое оставило свои следы. Оттуда шел мой страх оказаться недостойной любви, страх быть обманутой. Внутренний голос, возникший слишком поздно, шептал мне: «Если умрешь сейчас, о чем несделанном ты пожалеешь?» Я создала себя вопреки им. И благодаря им, в конце концов.

Концепция семьи в представлении Шахзады была противоположна моей. Безразличие, которое я проявляла по отношению к родителям, было ему непонятно. Он слушал меня, не перебивая, потом сказал: «Это очень нехорошо. Надо общаться с родителями, Брижитт, я прошу тебя им позвонить». Он был прав, но эта правда не находила отклика в моей душе.

Однажды вечером я все же позвонила. Трубку подняла мать. Она не узнала мой голос, мое имя ей ни о чем не сказало: «Вы, должно быть, ошиблись номером». Я повторила: «Это Брижитт». Долгое молчание, потом восклицание. Она была взволнована. Я же ничего не чувствовала.

Я многое поняла благодаря этому звонку. Все эти годы родители следили за моей судьбой, они знали, что я работаю в Афганистане в опасных условиях. Как они это узнали? Я их об этом не спросила. Они жили теперь в Арьеже, где потихоньку старели в одиночестве. Как и я, мой брат решил сжечь мосты. Их любимчик. Это, наверное, было потрясением для них. Мать сказала, что больна раком.

Это внимательное наблюдение за моей судьбой, о котором я не знала, их незаметное участие, их болезни должны были бы меня растрогать… Но этого не произошло. Я закончила разговор словами: «Я скоро вас навещу». Она показалась мне довольной. Я представила отца, стоящего рядом с ней навострив уши и задающего вопросы, которые мать мне и озвучивала… Я положила трубку. Пустота. Я так иссушила свое сердце, что оно превратилось в камень.