Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней (СИ) - Ночь Ева

У меня дрожали руки. Я боялась смотреть. Оттягивала, сколько могла, уговаривая себя успокоиться и принять любой результат. Но тревоги мои оказались напрасными. Две полоски. Две хорошенькие, красивенькие, самые лучшенькие в мире полосочки!

— Я беременная! — кружилась, раскинув в стороны руки, по комнате. — Я беременная! — пела на разные лады и плакала от счастья. — Я беременная — упивалась этими двумя словами, как триумфом, успехом, как самым большим достижением в своей жизни.

И все это богатство подарил мне Одинцов — мой хмурый босс. Мужчина, которого я люблю.

Нет, Анька все же права: никому его не отдам! Еще чего! Будет мой! Точка!

Лика

В пятницу, ближе к обеду, позвонила Анька. После того разговора, перед сменой моего рабочего статуса, мы как-то не общались. Ей, видимо, было некогда, а я и хотела позвонить, и боялась сглазить. Я еще перевела несколько тестов, чтобы убедиться, что это не сон, а самая настоящая явь.

Маленькая тайна приятно грела душу. Правда, кое-кто и так знает о моем «положении», но об этом можно и позже поговорить. Я пока не знала, как Одинцову правильно преподнести новость. А пока записалась на вторник в клинику. Надо повторно анализы сдать и послушать врача. Я ведь первый раз беременная — толком ничего не знаю, что можно, чего нельзя.

Пока как-то странно: вкусовые пристрастия меняются и настроение. Или мне все это кажется: я готова каждый чих приписать солнцу, что спряталось у меня в животе.

— Ты почему затихарилась, подруга? — наезжает на меня Анька. — Ни слуху, ни духу, ни писку, ни ора.

— Да вот, как-то вот это… — заикаюсь на каждом слове.

— Короче, беременная, — догадывается Анька. — Решила молчать аки партизанен, чтобы не сглазить. Ясно все с тобой. Ну дык я не заразная, беременность твоя не рассосется, если ты с подругой поговоришь немного.

— Ань, — я чувствую себя виноватой, но подруга моя не обижается. Разве что совсем немного.

— Да ладно тебе, проехали. Обычные женские истерики и предрассудки. Не плавали, но знаем. У нас тут сплошь бабский коллектив, так что все эти этапы пройдены не единожды. Ты лучше расскажи, как наша охота на папу для малыша?

Я воровато оглядываюсь, но, благо, Ирина как раз вышла из комнаты. Анька орет так, что и мертвого из земли поднимет.

— Ну-у-у… — даже не знаю. У меня теперь новая должность, отдельный кабинет. Он как бы меня оберегает, но поползновений не делает.

— А ты чего ждешь? — задает она мне неудобный вопрос.

— А мне что, на шею ему кидаться? Я тебе не продажная женщина. У меня гордость есть.

— Ох, досидишься ты со своей гордостью до статуса «мать-одиночка»! Учить тебя да учить. Взгляды томные кидай, ресницами хлопай. Попой крути, когда мимо проходишь. Лови мужика, лови. А будешь мышью сидеть да глазки прятать — уведут.

— Я им уведу! — сварливо грожусь непонятно кому, и образ Звездюлины всплывает во всю ее дрофиную высоту.

После того, как я поняла, что не бесплодна, играть роль жертвы мне резко перехотелось. Это если бы мой статус подтвердился — да, лучше на Одинцова не претендовать, а уж если все сложилось, как надо, зачем мне его упускать? Может, он ко мне не так уж и равнодушен? Замуж же предлагал? Не совсем уж он отчаялся, я надеюсь, чтобы просто так слова на ветер кидать. В общем, как всегда, в каше своих предположений я определиться не могла.

Одинцов вел себя образцово-показательно. Вежлив, но и только. Никаких вольностей и намеков. И я пока никак не могла его спровоцировать на что-то большее.

В обеденный перерыв он пропал. Исчез с радаров, поэтому не было возможности ни поговорить, ни «хвостом покрутить» по совету лучшей подруги. Но в это время снова зазвонил телефон. Неожиданно. Номер незнакомый.

— Да? — ответила осторожно. К незнакомым номерам у меня предубеждение, но я все равно отвечаю, мало ли кто там.

— Привет, это я, Женя.

Вначале я не поняла. Потом осенило: это ж Зефирка!

— Сашина сестра, — подтвердила она мои мысли.

Интересно, что ей от меня нужно? И где она, спрашивается, взяла мой телефон?

— Здравствуй, — решила я не задавать вопросы, а подождать, когда она перейдет к делу. Мы почти не общались, поэтому вряд ли она позвонила поболтать по душам.

Зефирка вздохнула. Раз, а потом еще раз, но я не собиралась облегчать ей задачу. Кажется, это она мне звонит, а не я ей.

— Как у тебя настроение? — она бы еще о погоде спросила.

— Переходи сразу к главному, — мягко посоветовала я.

Женька еще разок вздохнула.

— Ты бы не могла мне номер телефона брата своего дать? — выдала умирающим голосом. Удрученным до невозможности.

— Жень, я ж тебя предупреждала, — у меня правило: я в Гошкины амуры не влезаю. Он в этом плане достаточно закрытый человек, и ковыряться даже с запалом сестринской любви я не рискую. В этом плане мы совсем не близки.

Что-то у него было в прошлом, что со всеми барышнями у него короткий разговор: охотно с ними спит, но не продолжает отношения. Видимо, Зефирка погорела, а теперь как-то хочет все же попробовать реанимировать то, что умерло в ночь Сашкиного дня рождения.

— Это совсем не то, что ты подумала, — сердится она, и голос у нее становится тверже. — Я сегодня тоже иду на международную выставку высоких технологий, а брат твой согласился меня сопровождать. Но договаривался обо всем великий Одинцов, и, как всегда, сделал все через одно место, не сказал, где встречаемся. Поэтому я хотела сама договориться!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Под конец она прямо-таки пышет праведным гневом. Молодец, Зефирка, умеет выкрутиться. Судя по всему, Одинцов сделал доброе дело — на Георга нажал. Что-то в ей тираде царапнуло меня.

— Тоже идешь? А кто еще идет? — слова льются из меня на автомате. Я даже мозгами осознать не успела, что меня насторожило.

— Ну, Сашка ж идет. Я думала, с тобой, — тянет она растерянно, а у меня два костра в глазах вспыхивают. На одном я поджарю Одинцова, а на втором ту, кого он туда поволочет. — Он меня поэтому и Георгию сплавил, потому что сказал, что занят, — тараторит Зефирка, сдавая брата с потрохами. — А так бы со мной пошел, и брат твой мне не понадобился бы.

Ну да, ну да, я легко верю. Если бы все обстояло точно так, ты бы просила телефон без лишних вздохов и внутренних метаний.

— Еще раз напомни мне, что это за выставка и когда она открывается?

Женьку брать в разведку нельзя. Сразу же чистосердечно сдает явки и пароли.

— Лика, ты хоть Сашку не убей, а? — запоздало заступается она за брата. Поздно пить боржоми, как говорят, но ее это не останавливает. — Он же тебя любит, Лик.

Любит. Конечно. А на выставку, блин, высоких технологий идет с кем-то другим!

— Разберемся, — бросаю неопределенно и отключаюсь. И только после этого начинаю тихо сползать со стула от смеха: за мексиканскими страстями Зефирка забыла, зачем звонила. Номер телефона братца моего ей так и не удалось заарканить. Ну, перезвонит, может быть, сдам ей Гошку. А то что-то он разбаловался. Пора бы его женить, что ли. Зефирка вполне ничего. Красивая, воздушная, трогательная.

— Ань, — звоню подруге после того, как отсмеялась, — у тебя там нет никого из айтишников знакомых? Ты там никакому гению голову не стрижешь?

— А что случилось? — Анька никогда сразу не говорит ни «да», ни «нет».

— Да на выставку нужно попасть кровь из носу. Великих технологий. Тьфу, высоких. Сегодня в семь вечера открывается. Хочу блистать. Выход в свет, так сказать, сделать. Поможешь?

Анька зависает на пару минут. Я слушаю тишину в телефоне и представляю, как она перебирает «женихов» из своего обширного «досье». Жаль, я ничего не запомнила.

— Я что-нибудь придумаю, — твердо обещает она, и я точно знаю: у нее есть беспроигрышный вариант, просто она не хочет заранее обнадеживать, вдруг сорвется или не получится. — Ты лучше подготовься, чтобы быть во всеоружии. Платьице там, макияж. А лучше платьице и приезжай ко мне. Мы тебе тут такой бадабум устроим, все Одинцовы от злости манжеты сгрызут. Ну, а не получится с выставкой, отправимся в ресторан. Окейно?