Нас невозможно убить - Виктория Осадчая

— Ты где пропадала, Жек? — поинтересовался мужчина, когда я уже сбегала из зала. 

— Если я начну рассказывать, думаю, придется задержаться, чтобы отхерачить какую-нибудь из твоих груш. 

— Он о тебе много вспоминал, когда вернулся. Считает, что ты его предала. 

— В какой-то мере так и было, но я собиралась бороться, пока меня не отвезли на похороны и не сказали, что хоронят его.

Мне снова вспомнился тот день, о котором теперь я рассказывала Петровичу, не упуская подробностей. 

— Охренеть! — сделал он вполне логичный вывод. 

— Ты там тоже был, поэтому я поверила. 

— Я даже догадываюсь о чем ты. Мой школьный друг, с которым я дружил не одно десятилетие. Рак, который сожрал его за считанные месяцы. А те женщины, которых ты приняла за Надежду и Аню, это были его дочь и жена. Кстати, Надя и Таня чем-то похожи. Это удачно подобрали момент. 

— Обалдеть! Это как же я лоханулась. 

— Хм! Мне правда интересно другое, это как нужно было обыграть момент в свою пользу, а главное для чего? 

— Ответов, я не знаю, Петрович. Хочется сейчас рвать и метать, но у меня закончились силы и эмоции. Ты был единственным ориентиром того, что хоронили именно Андрея. А сегодня я узнала, что он жив. И наверное, окончательно я во все проверю, когда увижу его.

Я сбегала. Я снова сбегала от папы, от Славы, от своей жизни, боясь, что меня в который раз может затянуть трясина. Наверное, я больше не найду в себе силы, чтобы вырваться из болота, в котором постепенно тонула. И Андрей стал тем спасительным хиленьким деревцем, что пытается выжить на неплодородной почве. А я за него ухватившись, тянусь. И если я сейчас отпущу, то уже не выберусь. У меня словно второе дыхание открылось.

Прежде чем окончательно отключить телефон, я набрала Олега. 

— Ты ведь не обидишься, если я завтра не приеду на свадьбу? — поинтересовалась я. 

— У тебя есть веская причина? 

— Я в Москве! 

— Думаешь, побег это хорошая идея? — догадался брат. 

— Уверена! 

— А знаешь, я тоже так думаю. Поэтому удачи тебе, Жек! Пусть хоть у тебя все получится. 

— Спасибо, мой хороший! 

— Люблю тебя, сестрёнка! 

— Я тебя тоже люблю! Потом позвоню, отчитаюсь!

И почему так сердце колотилось? И почему так было волнительно?

Карточки скоро Слава заблокирует, и пока он не опомнился, сняла с них все, что только могла. Много! С этими деньгами я точно могу начать все заново.

Новостями об Андрее я не спешила ни с кем делиться. Может боясь остаться у разбитого корыта, а возможно, просто не хотела сглазить.

Сняла номер в небольшой неприметной гостинице, где точно меня никто не будет искать, и ждала с замиранием сердца, когда часы, наконец, покажут утро. Ночь — это не время, чтобы наведываться к бывшим. Тем более, что его домашнего адреса я не знала, а ночевать под стенами спортивной школы, где он работал, было бы крайней глупостью. Ночи все ещё были прохладные, поэтому в этом случае они могли с утра найти под дверью окоченевший труп. Май, как никак.

Так и не смогла уснуть, вглядываясь в сияющий огнями город. Все пыталась представить, как это будет. Проигрывала в голове тысячи сценариев и безумно волновалась. Но не ехать я просто не могла. А потом такси и бесконечная пробка, душный вагон метро и получасовая пробежка до того места, которое, выискала вчера через электронную карту города.

Волнение не покидало, когда я открывала стеклянную дверь спортивной школы. На стойке охранник, лениво глядевший в мониторы, транслировавшие обстановку вокруг с видеокамер, которые пристально, своими стеклянными глазами, наблюдали за безопасностью воспитанников. Завидев меня, он даже оживился. 

— Здравствуйте! Чем могу помочь? — облапал взглядом, ухмыльнулся. Не скажу, что не приятно, но как-то скользко. Видимо, не приглянулся ему мой внешний вид или рожей не вышла. Я ведь когда сбегала вообще ничего с собой не брала. Пришлось вечером обшаривать магазины в поисках зубной щетки и элементарных средств личной гигиены. Про косметику и сменные вещи я вообще молчала. 

— Доброе утро! Скажите, а как я могу найти Андрея Разумовского? 

— Хм, — мужчина уставился в журнал, — он никаких распоряжений не давал. 

— Он и не мог обо мне знать. Я сестра его. Двоюродная, — соврала на всякий случай, чтобы не погнали отсюда взашей. — В Москве проездом.

 — Аааа! Ну, бывает. Сейчас узнаю у него. Пока присаживайся, — указал он на диванчик у противоположной стены. Но сидеть мне точно сейчас не хотелось. Отмеряла шагами пространство, мечась словно зверь, загнанный в клетку. Почему-то та решительность, с которой я вчера уходила от Надежды Петровны, таяла на глазах. И никакие убеждения и доводы, типа «Соберись, тряпка», совсем не помогали. 

— Здравствуй, Божена! — раздалось за спиной. Резко повернулась так, что даже голова закружилась. 

— Андрей! — выдохнула я, готовая накинуться на него в ту же секунду. Накинуться и расцеловать до потери сознания. Порыв сдержала, лишь чуть-чуть подалась вперёд, рассматривая его суровое лицо, спрятанное под густой бородой. Пальцы до сих пор помнили, какая она жёсткая и одновременно приятная на ощупь.

Какие эмоции может испытывать человек в моей ситуации? Мы просто буравил друг друга взглядами, не предпринимая попыток отвести их друг от друга и молчали. Видимо, ему тоже было сложно подобрать слова, как и мне. Я знала, что напором эту крепость не возьмёшь. Да и вообще, Разумовский в этом плане был кремень. И если он решил, что человек его предал, учитывая то, что сказал Петрович, то мне предстоит нелёгкая работа подбирать слова, чтобы оправдать себя. Тем более я не знала, что ему внушили, очерняя моё имя. Но я хотела, очень хотела. 

— Симпатичная у тебя сестра, — заявил охранник, нарушая неловкую паузу. 

— Знаю, — процедил Разумовский, сжав челюсти. Он продолжал таранить меня своим непроницаемым взглядом, хотя по вздымающейся груди было понятно, что дыхание у него участилось. Это давало хоть какую-то надежду. Оглядела. Нет, не изменился. Все такой же родной. Только добавились морщинки и…трость. Он до сих пор ходил с тростью.

Последствия травмы. Петрович так же говорил, что у Андрея сейчас нарушена координация. Он долгое время вообще просто учился стоять, не заваливаясь вбок или назад. И шаги ему давались трудно.