Анна Яковлева - Из ворон в страусы и обратно

Он сам может тренировать кого угодно – сэмпай стал сэнсэем. «Ямэ!» – или что там у них полагается говорить, когда тренировка окон чена?

Значит… У Нилки похолодели руки и ноги от открывшейся перспективы. Рене сделает ей ручкой и отправится целоваться со своей пассией.

Нилка поняла, что ее занесло за цель.

Пожалуй, она не станет уведомлять Рене об успехах, пожалуй, она сделает наоборот – позволит себе покритиковать голубчика.

Не очень строго, а так, слегка, чтобы не отбить охоту и вкус к занятиям.

Рене отбыл, а разбитая наголову Нилка осталась один на один со своими постыдными мыслями и вынуждена была признать, что ждет продолжения их… помешательства – она не сомневалась ни секунды, что это помешательство, но в нем была такая притягательная сила, что с утра до ночи Нилка только о нем и думала.

Она даже едва удержалась, чтобы не спросить у Рене как-нибудь деликатно по телефону, возобновит он тренировки или нет, – вот до чего дошло.

От навязчивых мыслей о Рене Нилку отвлекли события вокруг Антонины.

Оба кандидата на Тонькину руку оказались неисправимыми оптимистами, оба продолжали обхаживать будущую мамашу.

Тонька, потупив очи, принимала знаки внимания, но ничего решить не могла: у каждого претендента были свои сильные и слабые стороны.

К примеру, Алик таскал Тоньке фрукты с рынка, а Вене с метизного завода приволочь было нечего, кроме гвоздей. Зато Веня был на две головы выше Алика и подковы разгибал.

Алик отпугивал бешеной ревностью, а Веня – периодическими запоями.

В общем, от пережитых волнений Тонька оказалась в роддоме на неделю раньше срока и разродилась здоровой девочкой.

Свадьба накрылась медным тазом, однако на поведении Вени это не отразилось. Наличие соперника обнаружило в нем невиданное упрямство, между соперниками началось настоящее соревнование. Не успевала Тонька помахать полной ручкой в окно палаты одному, как тут же являлся другой.

– Только бы не подрались, – шептала она Нилке в трубку – вся палата, затаив дыхание, следила за исходом поединка.

Вот тут-то и сыграли свою роль родственные связи – мафия.

Алика на чужбине поддержать было некому, а вокруг Вени сплотилась семья.

Памятуя об интернациональном долге, скрипниковский папаша предлагал объявить мусульманину джихад и биться до последнего… в этом месте Скрипников-старший сбивался с высокой ноты: под рукой, кроме гвоздей, ничего не было. А практичная мамаша давала советы по уходу за роженицей.

Наученный папашей, Веня по ночам трудился над созданием нового типа вооружений – из газового пистолета мастерил боевое оружие, а днем, наученный мамашей, таскал в роддом несладкие йогурты без консервантов и красителей.

Алик же мыслил узко: по привычке снабжал Тоньку фруктами – это и решило исход дела.

Так сложилось, что заведующая отделением увидела фрукты, и устроила Тоньке разнос.

– Вы что, мамаша, – ледяным тоном отчитала она Тоньку, – хотите из родильного отделения в детское переехать? Никаких фруктов, овощи только в отварном виде и по отдельности. Немедленно уберите это безобразие. Если у младенца откроется аллергия и понос, кто ответит?

Конечно, Рене позвонил, пока она бегала в магазин – бесчувственное животное, никакой интуиции.

Трубку сняла Катерина Мироновна, она и сообщила Нилке приятную новость: Рене обещал приехать уже завтра.

– Что ему здесь делать? – Сердце совершило такой кульбит, что Нилка непроизвольно поднесла руку к груди.

– По-моему, он к тебе приедет, – подколола внучку баба Катя.

– Что ему здесь, дом свиданий? – продолжала ворчать Нилка.

– Тю! Что это с тобой? – проницательно сощурилась Катерина Мироновна. – На себя не похожа.

– А то! – горячилась Нилка. – Нечего ему здесь делать. Мне работать надо, и вообще я скоро уезжаю в техникум.

Неудовлетворенное желание перегорело, оставив после себя привкус разочарования. Заглушая его, Нилка создавала очередной шедевр – на подрамнике у нее был растянут палантин из тонкой шерсти, глаз и рука были верными, и мазок ложился ровный, и все было бы просто чудесно, если бы не мысли – они размножались со скоростью, которой бы позавидовала мушка дрозофила, и были такими же уныло-одинаковыми.

Откуда им взяться, радостным?

Лето в середине, на участке вот-вот зацветут анемоны, а Рене ни разу не появился. Чем он так занят?

Конечно, целуется со своей овцой. Что еще он может делать?

И отлично. И пусть. Она уедет на занятия в техникум и больше не увидится с ним. Никогда.

Никогда – это очень долго.

Глухое отчаяние незаметно трансформировалось в глухую злость: и не нужен ей никто, кроме бабушки и картин Лин.

– Уезжаешь, и что? – недоумевала Катерина Мироновна.

– А то! – испытывая трудности с аргументацией, повторила Нилка. – Нечего ему здесь делать. Будет мне тут рассказывать о своей девушке – больно надо.

– Тьфу, – плюнула баба Катя устремляясь к выходу.

– Вечно у тебя я виновата. – У Нилки опустились руки. – Нет чтобы на моей стороне выступить и сказать этому твоему любименькому Ренеше: забудь сюда дорогу.

– Сама и скажи, – бросила через плечо бабуля и с оглушительным звуком захлопнула дверь в Нилкину комнату.

…Все сразу пошло наперекосяк.

Разговор не клеился, Нилка не знала, куда девать глаза, только бы не видеть эти выбритые щеки, эти упрямые губы и слепые линзы очков.

Рене как будто не замечал Нилкиных мук и мрачного вида, с энтузиазмом обсуждал с Катериной Мироновной перспективы российско-французских отношений с уходом Саркози.

– Вы тут поговорите, – потеряв терпение, съязвила Нилка, – а я пойду делом займусь.

С гордо поднятой головой она прошествовала на веранду, сведенные лопатки выражали недовольство и протест. Почему-то Нилка была уверена, что Ренеша притащится следом за ней, но он и тут разочаровал ее – явно оттягивал момент истины. Проверял, наверное, поганец.

Потом все стало еще хуже.

Появившись на веранде, Рене заявил, что не в его правилах жить в долг, что Нилка отработала краски и, если они продолжат занятия, ему придется покупать Нениле еще один набор для батика.

Нилка покраснела, как помидор:

– Тебе не нужны тренировки, Рене. Ты ас. Ты сделаешь счастливой даже эту свою Снежную королеву.

– Кого? – озадаченно спросил Ренеша – налицо был пробел в образовании.

– Твою девушку. – Нилка понимала всю беспочвенность своей злости, но от этого только больше злилась.

– Думаешь? – В интонации Рене проскользнули игривые нотки. Радость брызнула через стекла очков – они уже не мешали Нилке распознавать настроение Рене.