Таммара Уэббер - Легко

После того, как мы закончили несколько коробок с заказанной Китайской едой и разговором о том, как мы выбрали наши специальности, Лукас достал из кармана свой iPod и протянул мне наушники.

— Я хочу, чтобы ты послушала эту группу, я недавно наткнулся на нее. Возможно, тебе понравится. — Мы сидели на полу спиной к моей кровати. Как только надела наушники, он нажал кнопку и наблюдал за мной, пока я слушала.

Я не могла слышать ничего, кроме музыки в моих ушах, и не видела ничего, кроме его глаз. Он наклонился ближе, и я вдохнула такой успокаивающий его запах. Взяв мое лицо руками, он накрыл мой рот своим, целуя меня медленно, что каким-то образом соответствовало ритму песни. На вкус он был как мятный тик-так, который он сосал до этого.

Протянув мне iPod, он поднял меня, положил на кровать и лег рядом. Прижимая меня крепче, он целовал меня, пока песня сменилась другой, затем еще одной. Когда он отстранился, чтобы провести пальцем по моему уху, я вынула один из наушников и протянула ему. Мы лежали рядом на моей узкой кровати — длины, которой хватало как раз, чтобы удобно вместить длину его тела, внимательно слушая. Он открыл новый список песен, и я знала, что песня, которую он выбрал, была для меня — а не только группа, которую он хотел, я услышала, или что-то о чем мы могли потом поговорить в плане музыки.

Мое сердце потянулось к нему, пока мы слушали и смотрели друг на друга, и я чувствовала нити, связывающие нас — хрупкие волокна, которые можно было так легко разорвать. Как в той поэме, на его боку, мы оба изгибались, чтобы поместиться внутри друг друга, и это плавление и изменение формы могло быть глубже, более эластичным. Мне было интересно, если он тоже это чувствовал, и когда я прислушалась к словам песни, что он выбрал, я подумала, что это возможно. Не смейся сейчас, потому что я могу быть… мягким изгибом твоих жестких линий.

Наконец-то, после целого дня неугомонного шума пакующихся и уезжающих студентов, коридор за моей дверью стал, по большей части, бесшумен. Мы разговаривали — только о происходящем недавно — и Лукас рассказал мне историю о том, как Франсис стал его соседом по квартире.

— Он заявился одной ночью и потребовал, чтобы его впустили внутрь. Поспав на диване с часок, он потребовал, чтобы его выпустили. Это превратилось в ночной ритуал, и он оставался все дольше и дольше, пока, в какой-то момент, я не понял, что он просто ко мне переехал. Он, наверное, самый наглый переселенец, что когда-либо существовал.

Я засмеялась, и он поцеловал меня, тоже смеясь. Все еще улыбаясь, он снова меня поцеловал,  проводя руками от моей талии к бедрам. Наши действия становились все более откровенными, и я упомянула, что Эрин не уезжала из кампуса до завтрашнего дня — и значит, могла вернуться в любую минуту.

— Я думал, что ты говорила, она уезжает сегодня.

Я кивнула.

— Она собиралась. Но ее бывший парень беспрерывно пытается ее вернуть, и он хотел с ней сегодня увидеться.

Одна из его рук забралась мне под рубашку.

— Так что с ними случилось? Почему они расстались?

Мои губы раскрылись, когда он взял в руку одну из моих грудей, которая легла в его ладонь, как будто была создана для нее.

— Из-за меня.

Его глаза немного расширились и я улыбнулась.

— Нет, не в том смысле. Чаз был… другом Бака. — Я ненавидела, как мое тело замерло от одной мысли о Баке, и как я сжала зубы, сказав его имя. Даже на расстоянии, он вызывал отвратные чувства, которые злили меня.

— Его больше нет, так? — спросил он. — Он покинул кампус? — Перемещая руку мне на спину, она прижал меня ближе.

Закрыв глаза, я спрятала лицо под его подбородком и кивнула.

— Я сомневаюсь, что он сможет вернуться в следующем семестре, даже перед судом, — сказал он.

Я вздохнула, закрывая рот и делая глубокий вдох его запаха через нос. Я чувствовала себя защищенной. В безопасности.

— Я постоянно оглядываюсь через плечо. Как будто он один из тех клоунов на пружинке, что выпрыгивают из коробки… Я никогда, не упоминала при тебе то, что произошло на лестнице, да?

Не только я была не в состоянии сдерживать физические реакции. Его тело замерло, и его хватка на мне стала более напряженной, и менее нежной.

— Нет.

Бормоча историю в его грудь, я пыталась сфокусироваться на фактах и больше ни на чем, чтобы смягчить собственные чувства. Я закончила:

— Он постарался сделать так, что это выглядело, как будто мы сделали это на лестнице. И по лицам всех вокруг в коридоре… из историй, что ходили, потом вокруг… они ему поверили. — Я постаралась сдержать слезы. Я не хотела больше плакать из-за Бака. — Но, по крайней мере, он не попал ко мне в комнату.

Лукас молчал так долго, что я подумала, что он никак это не прокомментирует. Наконец, он прижал меня спиной к кровати, запустил свое колено между моих, и крепко меня поцеловал. Его волосы щекотали одну из сторон моего лица, и я высвободила руки — зажатые между нашими телами — запуская их ему в волосы и стараясь прижать его к себе еще ближе.

То, как он меня целовал, чувствовалось как клеймо. Как будто он татуировал себя под моей кожей.

Он знал все мои секреты, и я знала его.

Но эта взаимность была ложью — потому, что он не раскрывал мне свои секреты. Я откопала их, и хуже того, он этого не знал.

Мое чувство вины цвело между нами, вместе с моим страстным желанием того, чтобы он раскрыл мне ту часть себя. Доверился мне. Я уезжала домой через три дня. Я не могла говорить об этом через километры и часы, разделяющие нас, или держать это в себе еще несколько недель.

Когда мы снова остановились, переплетенные друг с другом и, позволяя нашим телам и сердцебиениям немного успокоиться, я уловила открытую возможность.

— Так ты вроде как живешь с Хеллерами, и они друзья твоей семьи?

Он посмотрел на меня и кивнул.

— Откуда твои родители их знают?

Поворачиваясь на спину, он забрал свое серебряное колечко в губе себе в рот. Я узнала это, как его показатель стресса — как с Кеннеди, когда он чесал свою шею.

— Они учились вместе в университете.

Мы забросили наушники где-то по ходу последнего получаса. Он выключил iPod и крепко намотал наушники на него.

— Так ты знаешь их всю свою жизнь?

Он засунул iPod себе в карман.

— Ага.

Перед глазами пронеслись картинки того, что я прочитала в интернете и того, что мне рассказал профессор Хеллер. Лукасу необходимо было утешение, я не знала никого, кто бы нуждался в этом больше, но я не могла помочь ему с тем, чем он еще со мной не поделился.

— Какой была твоя мама?

Он смотрел в потолок, затем закрыл глаза, не двигаясь.

— Жаклин…

Поворот ключа в замочной скважине испугал нас обоих. Кроме настольной лампы, свет в комнате не горел. Дверь открылась, и силуэт Эрин появился проеме, закрывая свет коридора.

— Ж, ты уже спишь? — прошептала она, ее глаза еще не привыкли к приглушенному свету в комнате, поэтому она не заметила, что я была в кровати не одна.

— Эм, нет...

Лукас сел и свесил ноги с кровати, я последовала его примеру. Всему свое время, подумала я.

Эрин кинула свою сумку на кровать, сняла ботинки и повернулась к нам.

— Ой! Привет... эм, я думаю, что мне надо кое-что постирать…— Она скинула свою куртку и схватила почти пустую корзину с грязным бельем.

— Я уже ухожу, — Лукас наклонился, чтобы одеть и зашнуровать свои ботинки.

Произнося поверх головы Лукаса одними губами:

— О, Боже, прости меня! — Лицо Эрин было полно раскаяния.

Я пожала плечами и также беззвучно ответила ей.

— Все в порядке.

Следуя за Лукасом в коридор, я скрестила руки на груди, немного замерзнув, после тепла его тела лежащего рядом со мной.

— Увидимся завтра?

Перед тем, как повернуться ко мне, он застегнул свою куртку. Его рот был сжат в тонкую линию. Он отвел глаза, и я почувствовала стену между нами, было слишком поздно. Наши взгляды снова встретились и он вздохнул.

— Официально мы уже на зимних каникулах. И, я думаю, что нам следует воспользоваться им и отдохнуть так же друг от друга.

Я попыталась придумать умный протест, но не была уверена в том, что сказать. Я все же сама его на это подтолкнула.

— Почему? — хрипло спросила я.

— Ты уезжаешь из города, я тоже, по крайней мере, на неделю. Тебе нужно собираться, и следующие несколько дней я буду помогать Чарльзу с проверкой экзаменов.

Его оправдание было абсолютно логичным; я не могла заметить ни одной скрытой эмоции в том, что он сказал.

— Дай мне знать, когда вернешься в город. — Он наклонился и чмокнул меня в губы. — Пока, Жаклин.

В субботу вечером, когда я ехала к Лукасу домой, я размышляла о множестве причин, почему заявиться без приглашения и без предварительного уведомления было плохой идеей: его может там не быть, он может быть занят, он думает, что оттолкнул меня, думает, что попрощался со мной. С другой стороны, я собиралась быть в городе только до утра вторника, и не могла позволить ему просто так меня оттолкнуть.