Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

— А тогда что? — спросила я, стараясь не выдавать своих эмоций, их было предостаточно. Посмотрев на меня, Алена выдала:

— Убили его.

Я вскинула на неё тревожный взгляд, уверенность тона настораживала.

— С чего ты так решила? — спросила аккуратно. Алена смотрела, раздумывая и покусывая губу, потом все же выдала:

— Идём.

И вскочив со стула, направилась из кухни.

Я почти побежала за ней, гадая, что же такого знает девушка. Мы прошли по коридору до чёрной двери, за ней оказалась мастерская, выглядела мрачновато, как и картины, украшавшие стены. Да уж, фантазия у этой светлой девочки темная. Совсем с ней такое творчество не ассоциируется.

— Не обращай внимания, — Алена, включив верхний свет, махнула рукой в сторону картин. Со светом воспринимать это место стало легче. Алена, порывшись в куче холстов, выудила тубус. Расположившись у высокого стола, открыла и аккуратно вытащила холст, разворачивая. Выполнив сие, с любопытством уставилась на меня. Я стояла, открыв рот.

— Это же… — начала, было, Алена перебила:

— Нет, это не оригинал. Копия, которую нарисовал Гарри.

— Не может быть, — прошептала, всматриваясь в картину. Я работала в галерее, повидала их немало, и сейчас готова была сказать, что передо мной оригинал картины, а не копия. Работа была выполнена великолепно, даже потрескавшаяся краска смотрелась натурально. Значит, я была права, и Гарри подделывал картины? Но ведь определить её подлинность легко, стоит только отнести к оценщику, и как бы похоже она не выглядела, её никогда не признают оригиналом. Если только оценщик в доле, например? Или тут какая-то другая афера, об этом всем надо подумать обстоятельно, потому я сосредоточилась на нынешнем моменте.

— Откуда она у тебя? — спросила девушку.

— Он послал мне её в день своей смерти, — немного нервно хмыкнула Алена, — прикинь? Картина шла несколько дней, получив её, я просто обалдела. А потом стала думать и вспомнила все то, что тебе рассказала.

— И пришла к выводу, что Гарри занимался подделкой картин и за это его убили? — догадалась я.

— Похоже на правду, как считаешь? Только я не понимаю, почему он отправил эту картину мне? Догадывался, что его могут убить и так решил обезопаситься?

Я продолжала смотреть на полотно. Нет, Алена, он не собирался умирать, он собирался сбежать, а картину отправил тебе в качестве… прощального подарка? Решив оставить своего заказчика с носом.

— Как думаешь, кто мог его убить?

Девушка пожала плечами.

— Ну ясно же, или спонсорша, или кто из её знакомых. Кто бы ещё мог втянуть его в подобное? — ещё покусав губу, Алена продолжила. — Я ездила к матери Игоря. Хотела поддержать, денег дать, я же знала, как они жили… они отказываться стали, я настаивала. А сестра его мне шепнула, что Игорь им оставил денег, притом много. Сколько, не сказала, так что тут вопрос, для них и сто тысяч много… Короче, письмо было отправлено также в день его смерти, от него самого. Прикинь? Игорек по ходу фильмов пересмотрел… А в письме данные, куда идти. Вот они по стрелочкам, по стрелочкам… И нашли бабло. Откуда у Игоря деньги?

— Отсюда? — кивнула я в сторону картины, Алена повторила моё движение.

Что ж, версия хорошая, тем более, я и сама пришла к подобным выводам, изучив блокнот. А Гарри, значит, позаботился о семье перед тем, как бежать. Его внезапная смерть придала этим посылкам и впрямь сакральный смысл. Но они сами — большая удача. Жаль только, блокнота теперь нет, вкупе с картиной, деньгами и показаниями Алены мы могли бы предоставить Шаврову неплохой набор материала для открытия дела об убийстве. Впрочем, даже без блокнота можно попытаться. И засадить Николаеву за решетку? Смутно себе такое представляю. Но попробовать стоит. Не может же все в её жизни быть безнаказанно?

— Ты бы могла рассказать следователю то, что рассказала мне?

Алена вздохнула, скривив губы.

— Не выгорит. Во-первых, папаня не даст в это дело лезть, тут как пить дать, репутация и все дела. Во-вторых, кто поверит россказням наркоманки? А именно так меня будут выставлять, ты ж понимаешь. Да и вообще, кто сказал, что картину нарисовал Игорь? То, что он ее послал, ещё ничего не значит…

Она, конечно, права. Об этом я думала, глядя в окно маршрутки. У Натальи связи, она известный в городе человек. Даже если предположить, что Шавров, обезумев, откроет дело и предъявит ей обвинение, оно рассыплется на части с первым же хорошим адвокатом. А уж такой у Николаевой найдется. Так что ничего кроме неприятностей не получим, их Наталья умеет устраивать. И что теперь? Знать и молчать? Другого выхода не было, от этого на душе разливалось совершенно гадкое чувство беспомощности, начинаешь чувствовать себя букашкой, не иначе.

Заскочив в продуктовый, я купила немного еды и отправилась домой, по-прежнему ломая голову, как быть. Теперь бездействовать казалось преступлением. Я мечтала, чтобы Наталья очутилась в тюрьме. И ловила себя на мысли, что не только смерть Гарри играет тут роль. Я мщу за себя и своё потерянное детство. Хочу мстить, точнее. Остановившись на лестнице, выдохнула, закрывая глаза. И чем я лучше Рогожина? Месть сжирает меня, заставляя подчиниться ей, мечтать уничтожить того, кто уничтожил меня. Но это неправильно. Я должна справиться. Отпустить. Не забыть, нет, но отпустить ситуацию и действовать здраво. А это, ох, как сложно…

Зайдя в квартиру, я, разувшись, пошлепала в сторону кухни. Движение услышала, но отреагировать не успела, почуяв, как в лицо ударил резкий запах, почти сразу потеряла связь с реальностью.

Сознание вернулось как-то вдруг. В голове было пусто, словно кто-то вырезал из памяти кусок жизни, и это напрягало. Медленно открыла глаза, приходя в себя. Я шла по коридору, а теперь на кровати. И снова мозг лихорадочно ищет информацию, не находит и начинает подавать сигналы о том, что что-то не так. Сначала я почувствовала давление на руках и через мгновенье, ещё не дёрнув ими, догадалась: они привязаны к трубе за спинкой дивана. Рот тоже завязан. Ноги свободны, но это не особенно помогает. Я дернула руками: результат нулевой. Обвела глазами комнату. Шторы плотно задвинуты, но на самом верху есть щелка, за ней темно. Это ни о чем не говорит. Когда я вернулась, уже стемнело. Могло пройти двадцать минут или несколько часов. На столе стояла лампа с накинутым сверху полотенцем, скрадывающим свет. Комната почти не была освещена, только это темно-желтое пятно. Но глаза уже привыкли к темноте.

И что дальше? Вопрос мучительно повис в воздухе, и тут раздались шаги. Напрягшись всем телом, я подобралась, как бы глупо это ни звучало в моем положении. Через мгновенье в дверном проеме застыла фигура. И мне стало страшно, потому что это была Наталья.

Наталья смотрела на меня, и даже в темноте я видела в её глазах ненависть.

— Очухалась? — усмехнувшись, прошла в комнату и села в старое кресло, не скрывая брезгливости. Мы уставились друг на друга, рассматривая с интересом, словно видели в первый раз. Я понимала: Наталья пошла на крайние меры, и участь моя будет незавидной, только что сподвигло её на это? Неужели тот факт, что я оказалась её сестрой и отец меня узнал?

Но тут она вытащила из кармана блокнот, и я расширила глаза. Черт возьми, она наняла кого-то, чтобы тот меня обокрал. И нашла в вещах блокнот. А на столе листы с моими догадками о прошедших сделках. И теперь она думает, Гарри мне все рассказал.

— Вижу, ты удивлена, — усмехнулась женщина, — я, кстати, тоже была, когда нашла сие в твоей сумке. Значит, Игорь решил подстраховаться, оставив тебе блокнот… Не особенно это ему помогло. Вот что, — она поднялась, приближаясь ко мне, — я сниму повязку со рта, а ты веди себя хорошо. Среагировать я всегда успею.

Развязав тряпку, Наталья стянула её с моего рта и тут же спросила:

— Где картина?

Наверное, я плохо сыграла удивление или непонимание. Потому что непроизвольно вспомнила о полотне, лежащем у Алёны, и этим себя выдала.