Тщеславие (ЛП) - Фишер Амели

— Пока мы думаем, их могут убить. У нас нет времени. Оставайся здесь, или, клянусь Богом, Софи…

Он прижался к стене, медленно продвигаясь и исчезая из моего поля зрения. Я приподнялась ровно настолько, чтобы заглянуть в окно с другой стороны как раз вовремя, чтобы увидеть, как Карина заметила его. У меня перехватило дыхание, когда солдаты заговорили друг с другом, не подозревая о его приближении.

Я ничего не слышала, но видела, как Карина внезапно прижала детей к себе, прикрывая их.

Я ждала выстрелов, но их не последовало.

Дыхание, которое я задержала, вырвалось из меня, и высвободившийся адреналин заставил мое тело задрожать. Солдаты положили оружие у своих ног, прежде чем опуститься на колени, подняв руки над головой, и Карина убрала их оружие за пределы досягаемости.

Я оббежала здание, чтобы помочь, и заметила, что Марси была среди собравшихся. Она была такой маленькой, что мы приняли ее за ребенка. Двое детей подбежали и обняли меня, плача.

Я опустилась на колени.

— Шшш, — сказала я им, когда они обняли меня за шею и талию.

Марси схватила ту, что была обернута вокруг Карины, и ту, что уже была с ней, а также мою. Она побежала вместе с ними, чтобы присоединиться к остальным, которые уже сбежали в сопровождении Яна. Карина взяла один из пистолетов солдата и держала его под прицелом. Я подняла свой, чтобы показать им, что они никуда не денутся.

Пока мы ждали, я разглядывала двух мужчин. Они были практически мальчиками, наверное, лет семнадцати, на самом деле, по внешности они только начинали становиться мужчинами. Их лица все еще излучали невинность. Они были ходячим раздвоением личности.

Убийцы с детскими лицами.

Дома эти мальчики были бы товарищами, у них была бы своя жизнь.

Жизни, украденные психом, и я почти поймала себя на том, что мне их жалко. Почти.

— Кто-нибудь пострадал, Карина? — спросила я ее, чувствуя, что задыхаюсь.

— Насколько мне известно, нет. Каким-то образом, по милости Божьей, дети вышли из этого невредимыми. Они открыли по ним огонь почти сразу же.

Я судорожно вздохнула.

— Мне так жаль, что нас здесь не было.

— Ты делала свою работу, Софи. Мы все. Мы просто опоздали на день.

— Но все в порядке, — сказала я ей. — Мы можем уехать сегодня вечером. Слава Богу, что ЧУ там.

Она кивнула.

Через несколько минут Карина подошла к одному из мальчиков.

— Что ты делаешь? — спросила я ее, нервничая.

— Я проверяю, не спрятано ли у него еще какое-нибудь оружие.

Я кивнула, опуская пистолет ближе к их головам.

Карина похлопала по ногам первого мальчика и приподняла его рубашку сзади, чтобы показать любое оружие. Она заставила его перевернуться на спину и проделала то же самое спереди.

— Ничего, — сказала она, немного расслабляясь. — Ты, — сказала она другому, — подвинься…

Но у нее не было возможности закончить предложение, потому что второй мальчик бросился к штурмовой винтовке, висевшей у нее на плече, и сдернул ее через голову. Я подняла пистолет, чтобы выстрелить в него, но первый мальчик бросился вперед за мной.

Я, не колеблясь, выстрелила ему в голову один раз и бросила его там, где он стоял.

Я повернулась, чтобы защитить Карину, мою подругу, практически мачеху для меня, мачеху для всех детей и ту, кого я так сильно полюбила… но было слишком поздно.

Второй парень уже повалил ее на землю, его винтовка была направлена ей в грудь, и он сделал выстрел.

Это был единственный выстрел, который он успел сделать, потому что я подняла оружие и дважды выстрелила ему в голову. Я упала рядом с ней, крича, но заметила, что она все еще в сознании. Рассеянно я услышала приглушенные крики, доносившиеся с востока.

— Карина? — спросила я, испугавшись больше, чем когда-либо. — Держись за меня, хорошо? — Я расстегнула пуговицу и прижала к ее груди, чтобы замедлить кровотечение, но через несколько секунд она промокла.

Мои трясущиеся руки порхали над ней. Я понятия не имела, что мне делать. Окровавленные руки Карины остановили мои, когда она обхватила их. Она посмотрела на меня и мягко улыбнулась, покачав головой, чтобы я остановилась, и закрыла глаза.

— Нет, нет, нет, нет, — бормотала я себе под нос, слезы текли по моему лицу, ожидая, когда Чарльз найдет нас. — Чарльз найдет нас. Он все исправит.

Я положила ее красивую голову себе на колени, крепко прижала к себе, как будто могла привязать ее к своему земному миру. Тепло от ее горящего баобаба согревало наши тела таким жаром, что слезы охлаждали мои щеки и грудь.

— О, моя милая, милая Карина, — ворковала я, проводя руками по ее шелковистым волосам. — Карина. — Рыдание вырвалось из моей груди при ее имени.

Ее глаза лениво открылись, и на лице впервые с тех пор, как я ее узнала, отразился ее возраст.

— Не плачь обо мне, любовь моя, — прошептала она, поднимая свою нежную руку и вытирая мое лицо. Она мягко улыбнулась, и это мгновенно расслабило меня, даже в очевидный час ее смерти. — Я прожила самую необыкновенную жизнь и могу искренне сказать, что пожелала бы такой жизни любому человеку. Даже сейчас. Даже лежа здесь, пачкая землю под нами… — она закашлялась, и я обняла ее крепче, — … потому что это не было тем, что я решила для себя. Так было лучше. Лучше, чем все, что я могла бы сотворить сама. Поэтому я говорю тебе, моя прекрасная Софи Прайс, не плачь из-за меня. — Она снова закашлялась, уже с кровью.

— Карина, не уходи, — умоляла я.

— Пообещай мне одну вещь, — попросила она. — Обещай, что ты отдашь все это Богу и позволишь Ему решить это за тебя. Он не подарит тебе никаких сожалений.

— Шшш, — сказала я ей, убирая ее волосы назад, когда она вдохнула и поперхнулась воздухом. — Побереги дыхание, Карина.

— Ты можешь страдать, — продолжала она, игнорируя мою мольбу, — можешь потерять надежду в печали незапланированной жизни, но пока у тебя есть вера в доверие, в обожание, в привязанность, в любовь, эта печаль превратится в счастье. И это постоянная величина, дорогая. — Какое-то мгновение она дышала глубоко и ровно, казалось, переводя дыхание. — Никто не может познать искреннее счастье, Софи, не познав сначала горя. Никто никогда не сможет оценить грандиозность и редкость такого огненного блаженства, не видя страдания, каким бы несправедливым оно ни было. И ты познаешь искреннее счастье. В этом я уверена. Уверена, потому что именно поэтому ты здесь, а также потому, что здесь твоя неизбежность.

Я обняла ее, плача ей в плечо и молча моля Бога спасти ее, молча крича, чтобы Чарльз был рядом. Я беспокоилась о нем.

Ее дыхание казалось влажным и затрудненным, и я на мгновение оторвалась от объятий, чтобы посмотреть на нее. Я покачала головой, увидев, как она побледнела.

— Скажи ему, что он был моим величайшим приключением. Скажи, что я люблю его, — прохрипела она.

Я кивнула. Она испустила последний вздох и умерла у меня на руках.

— Нет! — Я закричала на нее. — Нет!

Приближался шум, и я подняла на него дрожащий пистолет, открыто крича. Это был Ян. Пистолет забыт.

Он резко остановился при виде этого зрелища, недоверчиво качая головой взад-вперед. Его глаза остекленели в свете огня. Он подбежал к нам, садясь перед нами. Он поднял руки передо мной, слова ускользали от него. Я не могла объяснить. Я тоже потеряла голос. Я могла только предложить ему слезы в качестве объяснения. Наблюдала, как его дрожащая рука убрала волосы Карины с лица, и рыдание сорвалось с его губ.

— Карина? — Услышали мы рядом с нами. — Карина? — В отчаянии спросил Чарльз, и мое сердце уже сильно болело за него. — Карина! — Воскликнул он, обнаружив ее окровавленной в наших с Яном руках. — Карина! — Взревел он, истерически хватаясь за жену. Мы с Яном отдали ее ему, и он крепко прижал ее к себе. — О Боже мой! Боже! — Он яростно прижал ее к себе. — Карина, любовь моя. Карина. Карина. Карина. — Он мог только повторять ее имя снова и снова.

Мы услышали приближающиеся детские голоса, и я подбежала, чтобы они не подходили ближе. Я держала их у забора, чтобы они ничего не видели. Я посмотрела на их неуверенные лица и была близка к тому, чтобы разорваться на части. Как мы им скажем?