Господство Короля (ЛП) - Кент Рина

Хотя со стороны это может показаться хорошим, на самом деле это не так.

Джонатан из тех, кто становится жутко молчаливым, когда он либо расчетлив, либо зол, а и то, и другое — плохая новость.

— Запомни, — говорю я. — Никакого алкоголя или свинины. Этого здесь не подают.

— У меня есть мусульманские соратники. Я знаю их диетические законы.

— Я просто говорю на случай, если ты не знал.

— Похоже, ты хорошо разбираешься в этом ресторане, — обращается он ко мне, но его внимание все еще приковано к меню.

— Да, я постоянно сюда хожу.

Черт, до того, как я его узнала, все мои ужины и выходные проходили здесь.

Его пронзительный взгляд пригвоздил меня к месту.

— Чтобы не быть чужой.

О. Боже. Это из-за Малика.

Теперь моя очередь сосредоточиться на меню.

— Типа того.

— Ты также пользуешься красной помадой, когда приходишь сюда?

— Большую часть времени.

Никогда. Я начала пользоваться ею регулярно только после того, как заметила интерес Джонатана — или, скорее, одержимость — к ней.

— Ты прекратишь это делать. Немедленно.

— Что делать?

— Красную помаду. Приходить сюда все время. Замечать, что у него выросли мышцы. Все это. Быть чужой.

Он ревнует.

Ха. Джонатан Кинг ревнует. Я не думала, что когда-нибудь стану свидетелем этого в этой жизни.

Я знаю, что он собственник и без колебаний напоминает мне, что я принадлежу ему, но, судя по отвращению в его тоне, он также ревнует.

Поскольку это такая же редкость, как пролетающий мимо единорог, я должна использовать это в свою пользу.

Сохраняя невозмутимость, я говорю:

— Нет.

Он сужает один глаз.

— Что значит нет? Это часть сделки.

— В договоре было сказано, что никаких других людей. В нем ничего не говорилось о том, чтобы пойти в семейный ресторан моей лучшей подруги и потусоваться с ее братьями. Другие скоро вернутся, ты знаешь. Я так долго ждала возможности воссоединиться с ними снова.

— Аврора, — предупреждает он. — Ты уже должна знать, что я не из тех, кого можно спровоцировать. Если ты это сделаешь, будь готова к последствиям.

— Что ты имеешь в виду?

— Не испытывай меня, или я разрушу все их карьеры. Ты хочешь жить с таким чувством вины до конца своих дней?

Вот мудак. Я должна была догадаться, что он будет им угрожать.

— Причинишь им вред, и все это закончится, Джонатан. Я потеряла слишком много людей, которых называла семьей, и я не позволю тебе отнять у меня и это.

— Тогда делай, как я сказал.

— Ты делаешь то, что я говорю.

— Что?

— Сделка, о которой мы говорили на днях, тоже работает в обе стороны. Если ты хочешь, чтобы я сделала что-то, на что я обычно не соглашаюсь, ты сделаешь что-то для меня.

Он выпускает меню, позволяя ему упасть на стол с неодобрением, написанным на его лице.

— Дай угадаю, еще одна ночь в моей постели без части наказания.

— Нет. Что-нибудь перед тем, как мы вернемся.

Он подносит обе руки к подбородку, образуя шпиль.

— Говори.

— Не здесь. Я скажу тебе, когда мы уедем.

— И ты сделаешь то, что тебе скажут?

— Давай сделаем заказ.

— Это «Да», Аврора?

— Это «Да» до дальнейших распоряжений.

Губы Джонатана дергаются в улыбке от того, как я повторяю его слова. Затем он бормочет:

— Чертово поведение.

Мы заказываем кускус и кебаб, после того как я говорю Джонатану, что это мое любимое блюдо. Кенза добавляет свой особый вид тунисского салата на гарнир. Это слишком острое блюдо, и мои щеки накаляются до такой степени, что чуть не взрываются, но я не могу перестать есть. Даже когда на висках выступает пот.

Джонатан качает головой и подвигает колу ко мне, когда я допиваю свою.

Когда Кенза и ее муж, Хамза, приходят поблагодарить Джонатана за благотворительный взнос, я ожидаю, что он будет вести себя, как обычно, как сноб. К моему удивлению, он хвалит их еду, говоря, что она отличается от всех элитных ресторанов, которые он посещал в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Мы с Лейлой обмениваемся ошеломленными взглядами за их спинами. Она произносит:

— Папочка, и у меня возникает искушение ударить ее ложкой.

Она убегает первой.

Остаток ужина проходит очень приятно. Мы с Джонатаном говорим о еде, о культуре, он рассказывает мне о своих поездках в страны Северной Африки и Ближнего Востока.

— Тебе так повезло, — я глотнула воды. — Я не покидала Великобританию.

— Даже ни разу?

— Нет. Я была в Скотланде, потом приехала в Лондон. Годы в Скотланде прошли как в тумане, я даже не успела насладиться ею.

— Потому что ты убегала? — он кладет вилку на стол и ставит локти на поверхность, все его внимание сосредоточено на мне.

— Да. Я не могла перестать думать, что меня найдут. Вот почему я никогда не задерживался надолго в одном месте.

— Кто найдёт? Максим?

— Нет, не совсем он. Семьи жертв, — дрожь проходит по моему позвоночнику. — Они несколько раз нападали на меня во время суда, и я всегда думала, что они пришли убить меня.

— Что за чушь? — его голос приобретает резкость. — Ты свидетельствовала против собственного отца.

— Они так не считают. Некоторые из них до сих пор считают меня сообщником и... и... некоторые полицейские разделяют их мысли, — я трясу головой, чтобы не дать волю слезам и избавиться от боли, которую я чувствовала, лежа в собственной крови вокруг меня.

Я даже не знаю, почему я рассказываю все это Джонатану.

— Вот почему ты отказалась от участия в программе защиты свидетелей. Ты не доверяла им.

— Откуда... откуда ты это знаешь?

— Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.

— Правда? Например?

— Я знаю, что ты защищаешь Лейлу и ее семью, держа ее в неведении о своем прошлом, так что даже если это всплывет, все, что им нужно будет сказать, это правду, а именно, что они не знали. Я также знаю, что Максим хочет, чтобы ты вытащила его из тюрьмы, отозвав свои показания, и что его адвокат беспокоит тебя. О чем, кстати, мы позаботимся. Он больше никогда не появится поблизости от тебя.

Мой рот открывается. Боже. Он такой дотошный. Только за то, что помог мне держать Стефана подальше, я пробормотала:

— Спасибо.

— Максим будет гнить в своей камере до самой смерти. Я позабочусь об этом.

Меня охватывает желание обнять его, и мне нужно все силы, чтобы не сделать этого. Поэтому я улыбаюсь и снова благодарю его.

Через некоторое время мы выходим из ресторана. Я говорю Джонатану, что хочу пройтись пешком, а не идти сразу к машине.

Он не кажется счастливым, но идет рядом со мной, пока мы направляемся в парк.

Мы останавливаемся под деревом, где нет людей. В небе полно звезд, что так редко можно увидеть в городе.

— Так красиво, — выдыхаю я, откидывая голову назад, чтобы насладиться видом.

— Действительно.

Мой взгляд возвращается к Джонатану, чтобы увидеть, что все его внимание приковано ко мне, а не к небу. На меня. Мои щеки пылают, будто я подросток, в которого влюбились. Боже.

— Каково твоё требование? — спрашивает он.

— Требование?

— Ты сказала, что расскажешь мне, когда мы выйдем из ресторана.

Я зажимаю уголок нижней губы под зубами, затем отпускаю его.

— В любой день, Аврора.

— Подожди, дай мне подумать об этом.

— Если тебе нужно об этом подумать, то, возможно, ты этого не хочешь.

— Перестань затыкать мне рот словами, как тиран.

— Если ты чего-то хочешь, озвучь это. Иначе этого никогда не произойдет.

— Поцелуй меня.

Он делает паузу, кажется, ошеломленный просьбой, но выражение его лица возвращается к нормальному.

— Зачем?

— Не нужно спрашивать зачем. Разве я спрашиваю тебя зачем, когда ты сажаешь меня к себе на колени или шлепаешь?

— Тебе это нравится.