Даниэла Стил - Алмазный браслет

Иногда она думала, что со временем Ксавье захочет работать с ней в галерее, но пока это казалось маловероятным. Сейчас, когда Артур заговорил о выходе на пенсию, она физически ощутила, как ее тянет назад, в Париж, где остались ее корни. Она любила Нью-Йорк, бешеный темп и накал его жизни, но дома ей всегда дышалось легче. Домом для нее оставался Париж, несмотря на половину американской крови и на шестнадцать лет из сорока семи, проведенные в Нью-Йорке. В душе она по-прежнему была француженка. Артур против переезда в Париж не возражал, и в ту осень они стали планировать его всерьез.

Стоял октябрь, последние теплые деньки. Саша просмотрела полотна, которые галерея планировала продать одному бостонскому музею. Работы старых мастеров хранились в особняке на двух верхних этажах. На втором и третьем висели современные полотна, составлявшие славу галереи. А Сашин кабинет приютился в дальнем углу первого этажа.

Пройдясь по верхним этажам, она спустилась к себе, сунула в портфель нужные бумаги и обер-нулась на сад скульптур, куда выходило окно ее кабинета. Как и вся коллекция современного искусства, сад служил наглядным отражением художественного вкуса хозяйки. Она любила смотреть на расставленные в нем скульптурные композиции, особенно когда выпадал снег. Но сейчас до снега было еще месяца два. Она взяла в руки пухлый портфель. На следующей неделе ее в галерее не будет. Утром в воскресенье она летит в Париж. Как и восемь лет назад, когда умер отец, она по-прежнему каждые две недели совершала эти рутинные поездки. И в Нью-Йорке, и в Париже она реально занималась делами, и постоянные перелеты давно стали привычным делом. Это было несложно. У нее сложился свой круг – друзья, клиенты, причем в обоих городах. И в Париже, и в Нью-Йорке Саша чувствовала себя одинаково уверенно.

Она уже собралась выходить из кабинета и размышляла о предстоящих выходных, когда раздался звонок. Это был Ксавье, он звонил из Лондона, где, судя по часам, была уже полночь. При звуке его голоса Саша улыбнулась. Она обожала обоих детей, но в определенном смысле сын был ей ближе. С ним ей всегда было проще. Татьяна же, напротив, была ближе к отцу, да и характер у нее был не сахар – в деда. Она с детства отличалась твердым и бескомпромиссным нравом и в отличие от брата с трудом шла на уступки. Ксавье с матерью были родственные души – одинаково нежные, добрые, всегда готовые простить близкого человека или друга. У Татьяны отношения с жизнью и людьми были более суровые.

– Я боялся, ты уже ушла, – сказал Ксавье. Саша прикрыла глаза и представила себе лицо сына. Очаровательный ребенок давно превратился в красивого молодого человека.

– Я как раз выходила. Ты меня в дверях поймал. А что ты делаешь дома в пятницу вечером? – Она знала, что у Ксавье в Лондоне напряженная светская жизнь, к тому же он имел слабость к хорошеньким женщинам. Их у сына было множество. Мать это всегда забавляло, она то и дело его поддразнивала на этот счет.

– Я только вошел, – пояснил он, не желая уронить репутацию.

– Один? Ты меня разочаровываешь, – рассмеялась она. – Но вечер-то хоть хорошо провел?

– Ходили с приятелем на вернисаж, потом ужинали. Все перепились, начали хулиганить, и я решил, пока нас полиция не забрала, двинуть домой.

– Весело! – Саша опустилась в кресло и выглянула в окно. Как же она соскучилась по своему мальчику! – Чем же вы там занимались, что испугались ареста? – Ксавье хоть и питал слабость к женщинам, но его подружки обычно были существа безобидные и ручные. Он был просто молодой человек, любящий хорошо провести время, и временами вел себя совсем по-мальчишески, задорно и весело. Это давало его сестре повод то и дело называть себя более респектабельной и солидной особой, а возлюбленных брата она неизменно критиковала. И не упускала случая заявить об этом не только матери, но и брату, который тут же кидался их защищать.

– На вернисаже я был с одним знакомым художником. Он малость чокнутый, но художник классный. Надо бы вас при случае познакомить. У него потрясающие абстрактные композиции. Сегодня был удачный вечер, хотя мой друг иного мнения. Ему это все быстро наскучило, и он напился. А потом усугубил, уже за ужином. – Ксавье обожал звонить матери и рассказывать о своих друзьях. Секретов от нее у него не было. А Сашу всегда забавляли рассказы о его похождениях. Сын уже несколько лет жил самостоятельно, но Саша все равно очень по нему скучала.

– Могу себе представить, – прокомментировала она со смехом. – Наверное, это было уморительно?

– Да уж, это точно. Он очень веселый. Представляешь, ма, пока мы в баре сидели, он снял штаны. Самое смешное, что никто этого не заметил, пока он не стал приглашать какую-то девчонку танцевать. Думаю, он и сам успел об этом забыть, и вдруг выходит на середину зала в трусах. Представляешь, какая-то старушка его сумочкой огрела! Так он и ее стал звать танцевать и даже пару раз крутанул вокруг себя. В жизни ничего смешнее не видел. Бабушка от горшка два вершка, а туда же – всю дорогу его сумочкой лупила. А танцует он – загляденье! – Саша слушала и смеялась, представляя себе юношу в трусах, танцующего с воинственной старушкой. – Он был с ней так учтив, мы все со смеху помирали. Но тут бармен пригрозил вызвать полицию, и пришлось его везти домой к жене.

– Так он женат? – изумилась Саша. – Сколько же ему лет?

– Он старше меня, мам. Ему уже тридцать восемь, и у него трое детей. Славные ребята. Да и жена симпатичная.

– А где же была она? – В голосе Саши слышалось явное неодобрение.

– Она терпеть не может ходить по кабакам, – небрежно бросил Ксавье. В Лондоне у него не было друга ближе Лайама Эллисона. Это был серьезный художник, но человек легкий, с фантастическим чувством юмора и страстью к розыгрышам и всевозможным проказам.

– Это нетрудно понять, – сказала Саша. – Не думаю, что мне бы понравилось ходить по ресторанам с мужем, который публично раздевается и танцует со старушками.

– Именно так мне и было сказано, когда я доставил его домой. Я еще уйти не успел, а он уже отрубился на диване. Мы с его женой пропустили по стаканчику, и я уехал. Она славная.

– Надо думать! Кто еще станет все это терпеть? Он не алкоголик? – Саша заговорила серьезно, ее встревожил рассказ сына. Вряд ли, чтобы этот Лайам мог быть подходящим другом для Ксавье. Чему он может его научить?

– Нет, не алкоголик, – рассмеялся Ксавье. – Просто он заскучал и заключил со мной пари, что, если снимет брюки, никто этого и не заметит, по крайней мере в течение часа. Так никто и не замечал, пока его танцевать не потянуло.

– Надеюсь, ты-то в штанах сидел? – Теперь Саша говорила как мать, и Ксавье рассмеялся. Он ее боготворил.