Георгий Громов - Наизнанку. Московский роман

У себя дома в своей комнате я сидел за столом и от нечего делать листал книжку про приключения Жени Сидорова.

Но было как-то скучновато, я закрыл книгу, отодвинул ее, и взгляд мой ленивый и усталый упал на стену, всю увешанную плакатами. Тут и Rocky, Kigboxer и Терминатор и т. д. Все те герои, пленившие меня страстью к жизненным приключениям. Странное чувство, но когда ты живешь и растешь в полноценной семье, где есть свои правила, устои и взгляды на эту жизнь, мир кажется тебе плосковатым и в то же время не однозначным, но тем не менее ребенок живет в детстве, где о нем всячески заботятся и подтирают задницу и слезки, очень долго. Оглядываясь назад, понимаешь, что все не зря и что ты можешь остаться один в любую секунду, после того как пройдешь рубеж под названием детство.

Как ни крути, время его проходит. Уже после первых засосных поцелуйчиков чувствуешь себя другим человеком и жаждешь быстрее этого, потому что своим сверстникам, если они попробовали раньше, с некой опаской смотришь в глаза, боясь, что засмеют, неправильно оценят тебя (что часто и случается).

Она оценила наш первый поцелуй у нее в подъезде. Ну, в смысле она совсем не целованная была, но когда почувствовала мальчишеские губы, то оценила. Первые наши чмоканья были настолько неумелые, что идущая вниз по лестнице соседка говорила:

– Как вы громко целуетесь, мне даже на втором этаже слышно.

Забавно, да? А могла бы и не греть свои непроколотые уши. Непроколотые они были потому, что в свои 29 соседка Люда со второго этажа честно верила, что если колоть уши, то можно попасть в некие точки и нервным сделаться на всю жизнь. А у нее было свое понятие о красоте.

Оле я нравился всегда. Даже больше. И я любил ее, или думал, что любил. Мы вместе учились в школе, она была постарше меня на несколько лет, что не могло меня не радовать. Не скажу, что я пялился на нее постоянно, а впервые обратил внимание, когда во время урока русского языка вышел в туалет, да так и не дошел до него. На третьем этаже четырехэтажной школы я впервые увидел Олю другими глазами. Отличие было лишь в том, что она была одна. Сидела на подоконнике, прекрасная, как утро, в сереньком коротком сарафанчике, стильных мягких мокасинах коричневого цвета, почему-то это особенно запомнилось. Олино каре меня сводило с ума. Ей очень шла эта прическа, подходила к ее изящному личику, большим глазам и пухленьким губкам, сложенным в нескромный бантик. Она что-то читала в учебнике или в книге, мне нужно было решиться – либо подойти к ней, либо забыть и никогда этого не делать, потому что такой возможности больше не будет. Колебался я недолго, секунд десять, но эти десять секунд были длинною в вечность. Я решился идти напролом. Подошел так близко, что можно было сделать длинный шаг и оказаться вплотную к ней. Я хотел сказать что-то, но Оля опередила меня. Услышав, что к ней кто-то подкрался, она оторвала свой взгляд от учебника истории. Теперь я мог точно его разглядеть.

– Привет, – сказала она.

– Привет. Меня Миша зовут. Как дела? Что читаешь?

– Оля, дела отлично, историю, как видишь.

– Вижу, что ты очень красивая. Можно я провожу тебя сегодня домой?

Она повела бровью, и в лице ее я прочитал удивление.

– Можно я провожу тебя до дома? – снова спросил я, но уже увереннее, не знаю почему.

– Я слышала, можешь не повторять третий раз. Нельзя. Тебе не пора на урок?

– Не пора, а тебе? Ты чего не на занятиях?

– Не хочу, устала от них, хочу одна побыть.

– Ну побудь одна сейчас. А позже я тебя провожу. Когда, кстати, у тебя последний урок?

– Ты всегда такой настырный, а, маленький мальчик?

– Нет, но в данный момент да. И потом, я не намного младше тебя, маленькая девочка. Так когда последний урок заканчивается?

– Через один.

– То есть еще два.

– Ну да, еще два, литера и история, видишь, сижу, учу.

– А что учишь?

– Древнюю Грецию. Завоевания Александра Македонского.

– А-а, интересно?

– Интересный он сам, этот Александр.

Меня не очень занимала тема учебы, поэтому я подвел аккуратно все к встрече после занятий. В итоге она согласилась. Что не могло не привести меня в мощнейший восторг, я даже сам себя зауважал. На уроке я уже, конечно, не мог ничего воспринимать, все мысли были только о ней. Я видел себя как будто со стороны. Мечтатель сидел за разукрашенной авторучкой партой и уже строил дальнейшие планы, связанные с этой девочкой: она подружка, потом уже жена, а там и семья, и дети, и вместе встреченная старость в кругу многочисленных внуков.

Я слышал от кого-то, что мысли материализуются, если часто проецировать их у себя в мозгу. Вот я и был этим занят вместо изучения географии, хотя у учительницы по этому предмету была очень красивая задница. Думаю, что многие малолетние мои сверстники, включая меня, не одну ночь провели с правой рукой, думая о географичке.

После занятий я проводил Олю до дома и впредь провожал каждый день. Мы постоянно о чем-то разговаривали – она о себе, о семье, я о своих планах на будущее, о спорте. Нам нравилось общество друг друга, но мы не догадывались, что часики неумолимо двигаются, и наше общее время проходит.

Я проводил дома у Оли много времени, иногда и тренировки прогуливал, что не могло не волновать Игоря Афанасьевича. Он даже звонил мне домой, чего я совсем не ожидал. Он говорил бабушке, что давно меня не видел, а хотелось бы перед кубком области. Что я мог ответить бабуле с дедом, когда они отчитывали меня? Молчал как рыба, понимая свою никчемность и глупость.

Наверное, я не был идиотом и впитывал вразумительные слова старших. Стал чаще посещать «трени», это же борьба с самим собой, и я, упиваясь, преодолевал свою трусость. Я очень благодарен деду, что он привел меня в бокс, и тем самым фактически разрешилась проблема с уличным хулиганьем. Поверьте, мало кайфа, когда какой-нибудь Хрен Веревкин возомнит себя крутым Уокером и ни с того ни с сего колошматит твою физиономию. А потом прибегает в истерике твоя девушка и умоляет Хрена Веревкина, который только вчера узнал, что такое боевое искусство, тебя не бить. Жутко, не правда ли? Жутко, а главное, стыдно. Кто пережил подобное, со мной согласится. Спасибо, дед, что думал обо мне.

Вообще с Ольгой я очень разбаловался и вел себя как хотел, видимо, играла папина кровушка. Это удивительно, что в таком мелком возрасте, а ей было 16 лет, она так искренне относилась ко мне.

– Пирог с вареной сгущенкой, пожалуйста, я после тренировки зайду, буду очень голоден.

– Да ты что, а больше тебе ничего не сделать, дорогой?

– Ну пожалуйста, – почти жалобно бормотал я и уже знал, что вечером буду облизываться перед готовым пирогом.

– Ты хочешь именно с вареной или, может, с обычной сгущенкой, а то очень долго ждать, когда она на огне дойдет до нужной кондиции.