Оливия Уэдсли - Первая любовь

— Да, у меня было желание, но я чувствовала себя утомленной. Кроме того, я отпустила свою служанку и не была одета.

— Так. — Лауренс снова взглянул на лорда Гревиля, который незаметно кивнул в ответ.

Инспектор вошел в спальню. Он казался неподходящей фигурой на фоне серебра и бледно-зеленого шелка. Стены были серебряными, а потолок напоминал окраской июньское небо. Ковры представляли собой соединение серебра, золота и синего цвета. Над низкой кроватью, сплетенной из серебряных ивовых ветвей, висел балдахин из мягкого зеленого шелка, на котором были вышиты серебряные птицы с алыми клювами. На столе стояла ваза с розами, горевшими, как драгоценные камни.

Это была большая комната, и в одном углу находилась старинная японская ширма на высоких серебряных ножках. Лауренс заглянул за нее. Кинн, стоящий позади Гревиля и Лайлы, наблюдал с интересом за его движениями. Он шепнул Лайле, которую знал с детства:

— Вы уютно устроились, моя дорогая.

Именно в этот момент раздвинулись тяжелые шелковые портьеры, закрывавшие окна, и на фоне неба четко вырисовалась голова мужчины.

Кинн пробормотал что-то, подавив вырвавшееся восклицание, и Робин Вейн вышел совершенно спокойно на середину комнаты.

Он сказал медленно и любезно, обращаясь к инспектору Лауренсу:

— Я тот человек, которого вы ищете. — И добавил, не переводя дыхания. — Приношу вам мои глубочайшие извинения, Лайла. Я был непростительно эгоистичен, попросив вас спрятать меня.

Он взглянул на Гревиля.

— Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я не знал, чья это комната, когда заперся в ней.

Кинн посмотрел на него, побледнел, в его глазах появилось выражение тревоги и ужаса. Он мысленно повторял себе: «Итак, это была правда. Робин обманывал Гревиля». А, между тем, он, Кинн, побился бы об заклад, утверждая, что Робин невиновен. Кри, вероятно, выследил их, пригрозил Робину или Лайле, и Робин убил его.

Это было просто невероятно — слишком чудовищно, чтобы быть правдой.

Кинн прислушался, как в кошмаре, к ответам Робина инспектору; он видел как будто во сне руку Гревиля, обнимавшую Лайлу, его пепельно-серое лицо, его гордую осанку и нарядную комнату.

Вошли полицейские и присоединились к маленькой группе. Робина допросили официально, он ответил «да» своим обычным голосом, после чего его увели.

Присутствовавшие начали сдержанно прощаться, так как все только ждали той минуты, когда разъяснится этот кошмарный случай и им разрешат пойти домой. Уорингтон вышел вместе с Кинном. Он был очень заинтересован происшедшим и глубоко потрясен. Взяв Кинна под руку, он начал говорить с ним, стараясь уйти от собственных мыслей. Наконец, Кинн освободился и поспешно направился к себе домой.

Его жена Эви тоже только что вернулась. Кинн решил обо всем рассказать ей и начал излагать происшедшее отрывистыми фразами, смешивая в стакане бренди с содовой.

— Дорогая, случилась невероятная вещь. Я пошел к Гревилю поиграть в бридж и послушать Тимба — он обещал заглянуть после обеда и прекрасно играл. Вы знаете, как Гревиль увлекается музыкой. Было уже довольно поздно — я как раз собирался пойти домой, мы закончили два роббера, когда раздался отчаянный крик. Оказалось, что убит лакей Гревиля в вестибюле, находящемся на расстоянии двенадцати футов от того места, где мы сидели. Ему вонзили нож в спину. Гревиль держался очень спокойно и сдержанно. Все мы собрались в ожидании полиции. В спальне Лайлы нашли Робина Вейна. Он вышел из-за занавески и признался во всем так же просто, как если бы сказал «добрый день».

— Я не верю в его виновность, — перебила Эви.

Она стояла у камина, украшенного вазами с цветами, и не шевельнулась ни разу с того момента, как Кинн начал свой рассказ. Взглянув на Кинна ясными синими глазами, она повторила твердым голосом:

— Я не верю, дорогой, и никогда не поверю этому, сколько бы Робин ни клялся. Он спасает честь Лайлы.

— Если это не он, — сказал Кинн мрачно, — то кто же совершил это преступление? Весьма возможно, что этот человек пытался шантажировать его, и Робин пришел в бешенство. Он ничего не объяснил. Мне казалось, что я переживаю кошмар. Немыслимо поверить, чтобы Робин, человек, подобный Робину, был убийцей. Я не могу допустить, чтобы Робин, наш Робин, убил.

— Он не убил, — повторила Эви с неизменной твердостью.

Кинн не отвечал; он ходил по комнате, заложив руки в карманы.

Внезапно он воскликнул:

— Ужасная неприятность для Гревиля. Подобные происшествия заполняют одно специальное издание газет за другим. Он, бедняга, не имеет никакого отношения ко всей этой истории. Но даже если бы имел, то тоже не заслуживает такого серьезного наказания.

— Я полагаю, что заслуживает, — неожиданно произнесла Эви. — Мужчина сорока семи лет, который женится на девушке, подобной Лайле, сам идет навстречу неприятностям. И в девяти случаях из десяти он их находит больше, чем следует. Ведь Гревиль буквально купил Лайлу, и она ничего не имела против того, чтобы ее купили. Мне кажется, Гревиль просто сошел на некоторое время с ума. Он угрожал своему племяннику Кэрру лишением наследства, если тот не уступит ему Лайлу. А до тех пор, пока Кэрр не влюбился в Лайлу, Гревиль исполнял каждое его желание. Лайла разлучила их, и теперь она сделала обоих несчастными. Кэрр до сих пор живет в Африке, и Пристлей в своем последнем письме сообщал, что бедняга не долго выдержит. Его губят климат и наркотики. Трудно поверить, что подобное совершил Робин — веселый, жизнерадостный спортсмен. А взгляните на самого Гревиля. Он был преданным другом и достойным уважения врагом. Теперь это комок издерганных нервов, и вы сами говорите, что в обществе его не любят. Кэрр, Гревиль и теперь Робин — оттого, что только из-за нее, из-за ее ничем не удовлетворенного тщеславия случилось это ужасное событие.

— Может быть, может быть; мне кажется, вы правы, — согласился Кинн. — Но, к несчастью, все эти соображения ни на йоту не улучшают положения Робина. Я сам не знаю, что может его спасти после такого смелого заявления. И он будет упорствовать в признании своей вины. «Я это сделал», сказал он — и больше ни слова. Если бы он хоть намекнул на то, что на него напали или что у него была ссора с этим Кри. Но нет — одно гордое, упрямое молчание в ответ на все вопросы.

Он глубоко вздохнул, и Эви подошла к нему и обняла прохладной, стройной рукой его шею.

— Бедный старина, — прошептала она. — Идем спать.

Они поднялись вместе наверх. Войдя в спальню, Эви внезапно обернулась и поцеловала его. Кинн снова заговорил, устало опустившись на край кровати: