Николай Климонтович - Против часовой

Подвиги Витьки были упоительны.

С пятнадцати лет он гулял с развеселыми подружками, много старше его. С девочками из кордебалета Свердловского театра Музыкальной комедии. С цыганками из Цыганского поселка, что за Шарташом. Умел даже сказать на цыганском языке нежное мэ тут камам и совсем неприличное ха мэри минча. Оттого попадал в переделки. Однажды, когда провожал цыганскую подружку до дома, был едва не убит ее братом, который метнул в Витьку отточенный топор, пронесшийся у того прямо над головой и глубоко вонзившийся в столб электропередачи.

В другой раз он гулял с одной из своих пассий, известной оторвой, в единственном по тем временам в городе ночном ресторане в аэропорту Кольцово. Пили фирменный коктейль заведения — полстакана портвейна на полстакана водки, внутри плавали две дольки яблока. Девка, конечно, наклюкалась и по выходе на аэропортовской площади облюбовала милицейский автомобиль марки газон, взобралась на крышу и пыталась изобразить форменный стриптиз. Витька с дружками громко хлопали и пели хором для аккомпанемента популярную тогда песню Опять от меня сбежала последняя электричка. Компания была задержана патрулем, Витька вступил в нелицеприятную разборку с милиционерами, был арестован, в околотке его отметелили. Забирал его папин денщик. Милиционеры были уволены, сам Витька выдран ремнем.

Был и такой эпизод: в один прекрасный вечер нетрезвый Витька на спор повис на декоративном корне в вестибюле ресторана Кедр — это был спортивный восхитительный подвиг, поскольку корень висел под самым потолком. На сей раз его нашли в отделении лишь на вторые сутки, причем сам начальник поехал к Витькиному папаше с повинной. Начальник был прощен, Витька выдран.

На Наташу, конечно же, Витька не обращал никакого внимания: дурнушка, малолетка, к тому ж — вместе росли. Но однажды завалился-таки к ней, когда родители были на работе, часа два беспрерывно ее щупал, много позже Наташа узнала, что в сексологии это называется петтинг, заставлял смотреть на свой член — она видела эту штуку впервые в жизни — и кончил ей на трусы, которые она, хоть и была в ужасе, снимать ни за что не хотела, только кофту и юбочку. А Витька и не настаивал — прокурорский возраст, пятнадцать, а у него уж паспорт… Таков был первый Наташин сексуальный опыт.

Чтобы не потерять сына, как он выражался, сразу после окончания Витькой десятого класса и получения аттестата — тоже не без приключений, конечно, следил за ходом экзаменов все тот же денщик, — генерал Шипицын сдал сына в военное училище в Рязань: учиться уму-разуму и воспитываться на политрука. И в училище Витьку воспитали-таки.

Наташа после Свердловска видела его лишь однажды, мельком, заходил к ней в Москве по старой памяти в общежитие: по окончании своего заведения он следовал на побывку в родительский дом перед отбытием на постоянное место службы, куда-то под Ашхабад.

Витька разительно изменился. Он стал каким-то серым, с неухоженной огрубевшей кожей, ссутулился, мозолистые руки прятал от неловкости, лейтенантская форма на нем сидела, как на пугале, рукава, казалось, коротки по мослам. Витька очень заматерел и стал обычным некрасивым грубым мужиком, каких на улицах тысячи — и то сказать, генерал Шипицын был отнюдь не голубых кровей. К тому же, с собой он вез еще и толстую неопрятную жену, почему-то хохлушку — откуда хохлушки в Рязани, — и совсем деревенскую.

Но привел Витька к Наташе не только ее.

Был с ними и Валера Адамский, молодой врач-гинеколог, еврей, конечно, гинекология — еврейская специальность. Если можно было составить Витьке в тогдашнем его обличье, лейтенантском, полную противоположность — так это был Валерка. Холеный, нагловатый, сыпавший модными сленговыми словечками, франтоватый и привыкший не церемониться с женщинами. Что ж, он видел их десятками каждый день в своем кресле — изнутри.

Каким образом Витька и Валерий были знакомы, Наташа так и не уяснила — ни тогда, ни после. Кажется, оказались как-то, в одну из Витькиных побывок, случайными соседями по столу в ресторане — что ж, оба тогда были студентами… Витька Шипицын после того визита исчез из ее жизни — скорее всего, навсегда. А вот Валера остался, но о Витьке они никогда не вспоминали.

Случилось это на последнем курсе университета, — Наташа не была уже наивной третьекурсницей, но и прожженной никак не назвать, была скорее осторожна. Происходило всё так: Валера стал захаживать к ней в студенческое общежитие — своей квартиры, как оказалось, у него не было, оставил кооператив в Чертаново бывшей жене, в компании которой продолжал пьянствовать: бывшая жена, ее любовники и ее подружки, богема, что поделать. Бывшая жена Валерки, перед ним была замужем за скульптором, съехавшим к тому времени в государство Израиль.

Наташе эти визиты поначалу казались странными. Во-первых, Валера был старше ее на целых шесть лет. Но даже не в том дело: ее отец был старше матери на целых восемь, и ничего — счастливо жили. Во-вторых, поскольку Валера уже был взрослый, водил хоровод, если не все в его словах хвастовство, с известными людьми, что ж такого интересного мог он услышать здесь, в комнате студенческого общежития, в компании с писюшками — так он называл малолеток, которые залетали иногда к нему на прием.

Нет, конечно, Наташа не была столь наивна, чтобы не понимать, что три молодых свободных девчонки, которые к тому же смотрят ему в рот, ловят каждое слово и с готовностью смеются после каждой его шутки, — находка для молодого одинокого мужчины. Отличный отдых и возможность покрасоваться и расслабиться… Но, все-таки, у него, при его-то профессии, никак не могло быть нехватки по этой части… Все было тем более загадочно, что держался Валерка хоть и непринужденно, но очень сдержанно.

Он приходил всегда с парой бутылок полусладкого советского шампанского, — Наташа тогда еще не знала, что такого напитка не бывает на белом свете, только в СССР — и с коробкой шоколадных конфет. Он развлекал Наташу и ее соседок рассказами из практики — в меру скабрезными, но подчас действительно уморительными. Скажем, он в красках и в лицах описывал ежегодный плановый повальный осмотр работниц фабрики Дукат.

Соседки таяли в присутствии Валерки, отчаянно завидовали Наташе, утверждая, что ходит он в общежитие исключительно ради нее. Да хватит вам, пристали, говорила Наташа, краснея, причем совершенно искренне: она совсем не так представляла себе механизм ухаживания. Ведь Валерка никуда ее не приглашал, ничего не дарил — даже букетика цветов, никаких намеков на то, что предпочитал ее остальным, не допускал, — держался ровно со всеми.