Страсти-мордасти (СИ) - Цибулина Маира

С этим я вышла прочь от Сергея Петровича. Что-то в этом неясно мне. Нужно у самой Ларисы Ивановны об этом спросить. Неужто, Колю убили? Какой ужас! Бедный Колинька!

8

Я вышла на улицу. Жарко было словно в духовке. Люди от этого разделись едва ли не до трусов: короткие шорты, юбки и майки, кое-кто из мужчин вовсе и без маек был. Одна только я, как черная ворона, жарилась в черном костюме. Люди на меня пялились, словно на прокаженную и мне даже казалось, что они меня проходили стороной, кабы не заразиться моей инфекционной болячкой. Потому что мир после «кови-19» изменился навсегда и кардинально. Теперь, не дай Бог, тебе чихнуть или почесать даже носа в людном месте — вокруг тебя за считанные секунды станет пусто, народ разбежится в разные стороны. А если это случится, скажем, в автобусе, то тебя высадят из этого передвижного транспорта прямо на ходу, не останавливая маршрутки.

Хорошо, что я решила выбрать метро. Думаю, из вагона меня никто выбрасывать не станет на полной скорости. Люди еще не настолько одурели! Я надеюсь.

Наконец-то я причалила к метро. Под землей было прохладно. После моего прошлого знакомства с трамваем я больше в нем не рискую ездить. С меня хватило и того раза.

Я села в нужный мне поезд и начала обдумывать, что я скажу маме покойного Коли. Вдруг ко мне долетели чьи-то слова.

— Ей, девушка, ты, что с Тундры приехала? — спросил меня парень, сидящий напротив меня.

С ним сидели еще два парня, которые ржали с каждого его слова.

— Там сейчас, наверное, зима. Холодно. Снег, небось, идет.

Его дружки валились со смеху, держась за животы.

— А где ты свои валенки и варежки оставила? — продолжал зловтешаться парень. — Небось, в сугробах потеряла?

Я сидела молча, хлопая только глазами. Вечно я во всякие такие передряги попадаю. Я прикинулась глухонемой, помня, что мне мамочка говаривала: «Доченька, будь осторожна. В простолюдинский транспорт никогда не садись, особенно в метро. Там всякие жулики промышляют. Убьют среди дня белого человека, и никто не увидит». Поэтому я продолжала молчать. Пусть меня бьют, режут, грабят, я даже слова не пикну. Жизнь дороже кошелька.

— Молодые люди, как вам не стыдно?! — вмешалась хорошенькая бабушка. — У девушки, наверное, горе случилось, а они еще издеваются! Ай-яй-яй! — закивала бабушка головой. — Какая молодежь пошла! Куда мир катиться?

Поезд остановился. Это была моя станция. Я, не сказав ни слова благодарности бабуле, вылетела, словно ошпаренная. Да, все-таки бабушка была права в том, что молодежь нынче невоспитанная! Но ведь у меня на то были серьезные причины.

Вот я наконец-то досталась дома Булдыгиных. Еще год назад я сюда часто заглядывала. Мы с Колей были очень дружны, пока он не начал прогуливать пары. Это всех очень удивило, потому что Коля был наилучшим студентом. У него были все шансы выбиться очень и очень высоко. Колин отец когда-то работал в МВД. Там он занимал большие посты. Но однажды им позвонили и сообщили, что Николай Андреевич погиб от пули преступника. В академии были очень строгие правила. Поэтому все ожидали, что Коля скоро вылетит оттуда из-за неуспеваемости. Но этого не случилось, и парень закончил академию вместе с нами. Поговаривали, что ректор академии был хорошим другом покойного Николая Андреевича и поэтому он закрывал глаза на плохое поведение и вечные прогулы Коли.

А вот и знакомые двери. Кажется, что я еще первокурсница и пришла к Коле за помощью. Сейчас дверь откроется и на пороге явиться Лариса Ивановна. Она улыбнется мне ласково и впустит в дом. Потом она меня угостит своим яблочным пирогом…

Двери открылись, и передо мной предстала какая-то старушка. Волосы у нее были взъерошены, седые, хотя кончики были каштановые. Наверное, когда-то хозяйка сих волос за ними ухаживала и даже красила. Лицо женщины было какое-то темное и все в морщинах. Глаза ее были бесцветные, красные и тусклые. А одета она была в мятый халат.

— Лариса Ивановна… Это вы? — еле-еле вымолвила я, запинаясь.

— Что не узнала меня, деточка? — сказала женщина. — А я тебя сразу узнала. Проходи, душенька.

Еще бы не узнала! Так эта женщина ровесница моей мамы. А выглядит, как ходячая мумия!

У меня от воспоминаний нахлынули слезы. Лариса Ивановна всегда меня называла душенькой, а не Дошенькой. Мне это безумно нравилось.

В квартире царил полный беспорядок. Хотя это и не удивительно. У хозяйки этих апартаментов умер единственный и любимый сын. Она в нем души не чаяла. И всегда жутко над ним тряслась. А когда умер ее муж, то стала над ним трястись еще больше. Прямо каждую пылинку с него сдувала. Бедный Коля любил очень маму и понимал, что та боялась и его потерять. Поэтому он всегда приходил вовремя домой, никогда не опаздывал и по ночам не гулял.

Помню, однажды мы с Колей после учебы зашли в цветочный магазин. У Ларисы Ивановны был день рождения. Вот я и помогала Коли выбирать цветы. Мы купили алые розы, духи и пачку конфет, на которые Коля потратил всю свою месячную стипендию. Но подарки действительно этого стоили. Радостные, мы приблизились ко двору. Около подъезда стоял милицейский бобик, но это нас почему-то тогда даже не встревожило. Мы по ступенькам достались нужного этажа. Коля взялся за дверную ручку и дверь молниеносно открылась. Оттуда доносился женский плач и голоса мужчин. Коля сразу же побелел. Неужели это грабители? В коридоре появился мужчина в милицейской форме, который спросил:

— Вы кто? Что вам надо?

— Я здесь живу, — ответил Коля.

— Вы — Николай Булдыгин? — спросил снова мент.

— Да.

— Идите за мной.

Оказалось, что когда Коля вовремя не вернулся домой из академии, Лариса Ивановна запаниковала. Она позвонила сразу ректору академии и другу ее покойного мужа и попросила того лично проверить окончились ли занятия у Коленьки. Он подтвердил, что уже около часа занятия его группы окончились. Вот тогда у Ларисы Ивановны начался припадок истерики. Она визжала в трубку, что ее сына украли или убили, словно она собственными глазами это видела. Потом приехал ректор и «бобик», полный ментов. Но Ларису Ивановну уверения полицейских, что ее сын где-то задержался, не успокаивали. Она все время твердила, что ее сынуля в опасности или вовсе уже не живой. После этого она заходилась еще громче рыдать и все рвалась на улицу искать сына. Даже не хочу вспоминать тот эпизод, когда в комнату вошли мы: полицейский, Коля и я.

— С днем рождения, дорогая мамочка! — только и сказал Коля, протягивая ей букетик алых роз.

После этого вся академия гудела о душевнобольной матери Коли Булдыгина. Откуда они об этом узнали? Наверное, любопытные соседи всем разнесли.

Только сейчас, разглядывая квартиру несчастной, горем убитой, женщины, ко мне дошло, что Коля, мой друг, действительно умер, и его больше нет на этом свете. На стуле висела любимая куртка Коли, которую я хорошо запомнила. Он носил ее везде и всегда. От мысли, что Колинька ее больше никогда не оденет, мне стало плохо. Голова закружилась, ноги стали ватными.

— Садись, милая, — сказала Лариса Ивановна, оказавшись мы на кухне. Я села на стул напротив женщины. — Вот, как бывает на свете, — продолжила она. — Всех кого любила — потеряла. Но Колинька … мой единственный … родной …

У нее было такое выражение лица, как будто оно сейчас потонет в слезах, однако лицо женщины оставалось по-прежнему сухим.

— Вот сейчас я бы зарыдала, но даже слез уже нету. Так меня скололи всякими … успокаивающими, чтобы боли не чувствовала. Но боль не утихает, только слез нету. Разве могу я себя сейчас счастливой чувствовать? — спросила она.

— Нет, конечно.

— Вот! — обрадовалась она, взяв со стола коробочку. — Видишь, а на этой упаковке написано: «Две капсулы сделают вас веселыми и счастливыми». Но я уже целую упаковку доедаю, а счастье все не идет и не идет … А мне оно так необходимо.

Пока Лариса Ивановна молчала, всматриваясь в стол, мне кинулся в глаза беспорядок, царивший на кухне: горы не вымытой посуды, всякие упаковки от еды … Вдруг Лариса Ивановна с грохотом упала на пол. Это меня так напугало, что сердце в пятки убежало.