Евгений Хохлов - Сны женщины

Олоферн: Мы говорим не о моих заслугах. Тем более что о них быстро забудут, если не покорится Иудея. А я заигрался здесь, сидя у Бетулии. Хотел дать отдых солдатам, да заигрался, захватив источник, что было легко. Город на горе, источник под горой. Тут бы и дурак справился. Я плохой военачальник, Вагой.

Вагой: Ты и сам так не считаешь. Кроме того, нетрудно все исправить. Бетулия на последнем издыхании. Или перемрут там все от жажды, или не сегодня завтра сдадутся. Не давай им пить, прояви коварство. Женщина не стоит проигранной кампании. К тому же этот нож, которым ты играешь… Здесь пахнет вероломством. Зачем, ты думаешь, она его принесла с собой?

Олоферн: Ясно, зачем. Меня во сне зарезать.

Вагой: Вот именно.

Олоферн: И все же… Я, как мальчишка, впервые осознавший красоту женщины, готов вот этим самым ножом, оружием вероломства, писать ее имя на песке. Нет, не на песке – на камне, чтоб увековечить. Моя Юдифь.

Вагой: Еще не твоя. Не совсем.

Олоферн: Но будет моей! Не сегодня, так завтра. Как она прекрасна! Мои серьги могут служить ей браслетами, так тонки ее запястья. Ее стан легко обхвачу пальцами – они соединятся. Ее бедра – шелковичный кокон. Ее стопа меньше моей ладони… Я надеюсь, ей вплетут бусы в прическу? Я бы с наслаждением расплел, и прохладный жемчуг посыпался бы к ее ногам с тихим шорохом. Хочу спустить с плеч ее платье – знаю, ничего не может быть нежнее ее сосцов. Моя борода коснется ее кожи, и затрепещет женщина, и я восхищусь и приникну. О пернатый Ашшур, бог богов, о Иштар! Вы милостивы, послав мне ее!

Вагой: Просто удивительно, как ты вдруг стал красноречив и вдохновенен. Олоферн, она не более чем красивая женщина.

Олоферн: Нет, я чувствую, что она не просто женщина. Она для меня – истина. И так же как истина головоломна. Ее постичь не менее сложно, чем на гору взойти, в заоблачные выси, к вечным льдам. Вагой, ты евнух, тебе не понять.

Вагой: Когда я понял, я стал евнухом.

Олоферн: Ты просто трус.

Вагой: Когда я слышу плохое слово о себе, я закапываю его на глубину семи локтей и спокойно живу дальше.

Олоферн: Прости.

Вагой: Прежде чем обвинять меня в трусости, подумай: для кастрации толика смелости нужна?

Олоферн: Ой, прости.

Вагой: Будто ты до сих пор не постигал женщину – как истину или не как истину – прямо на поле брани, в пыли и в крови. И ни на какую гору не надобно лезть. Возляг с ней и постигни. И никаких чудес не последует, будь уверен. Все они на один манер.

Олоферн: Еще раз прости.

Вагой: И поскольку я точно знаю, что ты в четвертый раз извиняться не будешь, а только рассердишься, я скажу, что простил. Но вспомни, скольких сгубила женская красота. Ибо любовь красавицы подобна испепеляющему пламени…

Олоферн: Поди ты со своей прописной мудростью, Вагой! Мы на войне, а не в дворцовых палатах. А на войне начинаешь хоть смутно, да различать, где истина, где так – перестоявшийся шербет или там острая приправа, а мясо-то испорчено.

Вагой: Воистину острая приправа. Брось ты этот нож.

Олоферн: Это мой трофей и талисман. Не брошу. А взамен я дам ей любовь.

Вагой: Эта женщина сюда пришла не за любовью, а за славой. Она – сама война. Олоферн, ты обезумел, где твой разум?

Олоферн: Мой разум при мне, но и чувствам найдется место, и жажде наслаждений.

Вагой: Чувства и наслаждения преходящи, разум постоянен. Если ты поразмыслишь немного, ты поймешь, что любое наслаждение несет страдание, ибо ты боишься потерять то, чем наслаждаешься. Пышный сад увянет, красавица состарится и превратится в каргу. Мы одну такую видели сегодня. Рядом с красавицей. А разум, если, конечно, не разрушать его наслаждениями…

Олоферн: Разум, разум! Вагой, если ты как-нибудь усядешься в тенечке и ухитришься ни о чем не думать длительное время, то, глядишь, и богом станешь. А так ты, прости, всего лишь евнух, который размышляет и поучает. А я полюбил и не желаю думать ни о каких страданиях. Здесь и сейчас я счастлив. И к ночи, надеюсь, буду счастлив еще больше. Иди, иди! Приведи мне ее! Да распиши мои достоинства покрасочней! Чтобы та искорка, что я заметил в ее глазах при нашей встрече, воспылала пожаром страсти. Иди, иди! Раздуй огонь!

Вагой (мрачно): Иду, иду. Хотя и знаю, что нет более неблагодарного занятия, чем сводить женщину с мужчиной. Если ей не понравится, она проклянет, и чесоткой замучишься, если не чем-нибудь похуже, потому как ведьмы они все, племя долгогривое. А если понравится, она и не вспомнит. Женщины – неблагодарные твари. Иду, иду. Я уже не спорю, нет! Ибо не нами сказано: «Спеши бежать спора, и душа твоя будет умиротворенной». Но не говори потом, что я тебя не предупреждал, Олоферн!

Голос за сценой:

«Олоферн любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в один день от рождения. Потом упал на ложе свое, потому что был переполнен вином».

Юдифь и Лия входят в шатер Олоферна. Лия расстилает принесенный ковер для Юдифи, многозначительно ей подмигивает за спиной Олоферна, указывая на оружие, которым украшен шатер, и тут же уходит.

Олоферн: Юдифь! Ты принарядилась и стала еще краше. Кто не восхитится, глядя на тебя? Вагой, разве что. Да и он притворяется. Не дичись, проходи. Усаживайся или возляг. Тебе нравится убранство моего шатра? Юдифь: Да, красиво.

Олоферн: Ты так скупа на слова. Тебя обидели, может быть? Если так, то я не пощажу обидчика.

Юдифь: Ты гадаешь, кто обидчик?

Олоферн: Это я? Угадал? Так прости мне непочтительность, с которой я требовал тебя к себе. Уж больно красочно мне тебя расписали. Я думал – унижу врага (ведь скучно во время осады), а заодно получу красивую наложницу. Но увидел тебя и понял… Понял, что ты оказала мне честь, явившись.

Юдифь: Моя честь попрана, но я покорна. Я готова соблюсти договор.

Олоферн: Юдифь! Ничего с твоей честью не сталось пока. И не станется, я тебе говорю. Давай-ка здесь забудем о вражде. Ты моя гостья. И гостья желанная, несмотря на то что несла с собой нож. Его нашли в твоей одежде. Юдифь: Это для… Для защиты.

Олоферн: От кого? От целой армии? Впрочем, что это я. Для защиты – так для защиты. Не буду тебя упрекать. Но уверяю, что никто не собирается с тобой воевать. Меня тебе тоже не следует бояться. Я благоговею пред тобой, прекрасная. Мне, воину, внове такое чувство. В тебе, помимо красоты, есть нечто необъяснимое, я таких слов, во всяком случае, не знаю. И видишь – я не прячу от тебя оружие. Хочешь, выбирай любой кинжал, топор или меч, пронзи мне сердце, вскрой артерии, снеси голову. Такой смерти я не боюсь, я ее приемлю. Я благословлю оружие, которое ты поднимешь на меня. Твоя рука – рука судьбы. Поэтому… побеседуем, Юдифь, и – угощайся. Вот фрукты, лепешки на меду, сахарные шарики – их любят женщины, вино.