Анастасия Соловьева - Дом, в котором ты живешь

Двое мужчин были в моей жизни, и оба расстались со мной без всякого сожаления. Легко предпочли мне других. А я легко смирилась. И не по гордости. А потому, что я пораженка. Сколько ни обманывай себя, а это — порода. И ничего тут не поделаешь.

В замке повернули ключ. Кто это может быть? Денис? Олег с тренировки? В квартиру, неся огромные сумки, медленно— входила мама.

— Ты уже дома? — с робкой улыбкой спросила она. — Ну, как? Как съездила? — И, присмотревшись ко мне, добавила: — Плохо?

— Совсем неплохо. — Я спешно стирала с лица скорбное выражение.

Мама и так в последнее время относится ко мне как к тяжелобольной.

— А я, видишь, пораньше сегодня. Аня меня отпустила. И знаешь, хоть с опозданием, подарок мне к празднику сделала: сто долларов.

— А ты их истратила на сладости?

— Да уж, купила кое-чего. Чайник ставь.

— А я завтра уезжаю, — сообщила я за чаем. — Буду теперь в Хабарово жить.

— Ты хорошо подумала?

— Мам, я больше не могу. Это не жизнь, а какая-то мука: без дела, без денег. Дети во мне особенно не нуждаются…

— Ну при чем тут деньги. — Мама улыбнулась извиняющейся улыбкой. — Я же работаю.

— Но я тоже не ребенок, сама зарабатывать должна.

— Ах, Маруська, это такой труд! Такая ответственность! Сколько во все это вложат денег, а вдруг ничего не выйдет. Начнут искать виноватого…

— Ладно, мам, я уж контракт подписала.

— Ты бы хоть его прочла как следует, — сокрушалась мама. — Посоветовалась бы с кем…

А дальше дело приняло неожиданный оборот. Видя мою решимость, мама заявила, что мне нечего взять с собой и надо срочно купить: халат, теплую пижаму (а вдруг там холодно), спортивный костюм (сейчас он у всех есть), ботинки ходить за городом, тапочки (твои просто неприличные), чайник, банку кофе, шампунь, зубную пасту, кремы… Я догадываюсь, что маме просто хочется пройтись по магазинам и таким образом развеять свою тоску. В действительности ей мучительно жалко меня: многодетную, неустроенную, вынужденную мыкаться по чужим домам. И себя жалко. И мальчиков-сирот. Я и сама чуть не плачу. Но все-таки одеваюсь и иду с мамой по магазинам.

Вставать все время приходилось рано. Сначала потому, что строители приступали к работе ни свет ни заря. Потом срочно нужно было готовить документы для лицензирования — тоже не до сна. Наконец, в начале июня, вышла первая реклама — потянулись клиенты, и я боялась, как. бы они не застали меня врасплох.

Я поднималась в семь, быстро принимала душ и пила кофе у себя в комнате.

Проектировщик долго не соглашался устроить мои апартаменты в облюбованном симпатичном помещении на втором этаже:

— Кабинет директора школы должен быть ближе ко входу. Вас родители не найдут.

Но я все-таки настояла и теперь по утрам пила кофе в комнате окнами в сад. Комната будто и сама была продолжением сада: пушистый ярко-зеленый ковер, шелковые светло-серые шторы, зеркала и мебель, плетенная из ротанга: кровать, кресло, маленький столик.

Надо сказать, что моя комната не была исключением. Весь дом после ремонта чудесно Преобразился, и я с гордостью демонстрировала его клиентам, чувствуя себя в какой-то степени автором этих волшебных перемен.

Сразу после ремонта все казалось каким-то игрушечным — красивым, но ненастоящим. Потом в школе стали появляться учителя, приносить книги, конспекты, закупать учебники, диски, наглядные пособия. Жизнь постепенно закипала.

С персоналом вообще все получилось очень удачно. По другую сторону железнодорожной станции находился небольшой городок, там жили и трудились авиаконструкторы. В институте со мной училась девчонка из этого города — Маринка Смолякова. После педпрактики на третьем курсе к ней приклеилось смешное прозвище: Малина Вареньевна. Дети, которых она учила, усмотрели в обыкновенном имени отчестве — Марина Валерьевна — сладкий компонент.

Маринка жила по старому адресу, по специальности уже несколько лет не работала, но помочь согласилась с радостью. Буквально через неделю после нашего разговора мой кабинет наводнили разнообразные молодые женщины в костюмчиках, модельных туфельках, в сумочках — дипломы, удостоверения, свидетельства. Большинство смотрели на меня подобострастно. Еще бы! Давликанов предлагал зарплату на порядок больше той, которую им платил муниципалитет нищего городка.

Все знали про испытательный срок и теперь демонстрировали трудолюбие: являлись на работу к девяти, обустраивали свои классы, готовили материалы — словом, хотели показать товар лицом.

Да, все было гладко, пока мы не дошли до набора. После выхода рекламы на меня буквально обрушился шквал звонков. Цена, однако, действовала отрезвляюще: услышав ее, почти все швыряли трубку. Как-то появились две молоденькие мамашки. «Одинокие», — мгновенно определила я. Все осмотрели, обнюхали, оставили залог и взяли тайм-аут до середины августа. Дальше воцарилась тишина Я бродила по сверкающему зданию, смотрела на радостную суету учительниц и чувствовала себя участницей фарса, в который превращалась вся наша бурная деятельность без учеников.

Так тянулось целую неделю. Потом вдруг ни с того ни с сего прикатил какой-то мрачный мужик, буркнул, что его все устраивает, и предъявил квитанцию об оплате за обучение двоих детей за год вперед. Это было в четверг. В пятницу опять тишина. А вчера — как будто прорвало! Шли, ехали… Я не успевала принимать их. Отправлялась показать здание одной женщине, а в кабинет уже входила семейная пара, им на смену явилась еще одна…

— Мы, собственно, бабушка с дедушкой, — объяснил моложавый мужчина.

А его жена уже приготовилась рассказать какую-то печальную семейную историю, в результате которой им пришлось воспитывать внука, но тут в кабинет заглянула совсем молодая девушка, и мои собеседники спешно приступили к оформлению документов. «Похоже, сегодня тоже будет горячий день», — подумала я на следующее утро, услышав за окном шелест шин, и отодвинула штору.

У ворот затормозила машина. Недорогая иномарка, цвет — зеленый металлик. Из нее вылезли мужчина и девочка. Я вскочила и принялась одеваться.

Господи, ну что у нас за люди?! Всем объясняю по телефону: прием с десяти до двадцати двух. Послушают и приезжают, когда им удобно. Эти вот приехали в начале девятого, на полтора часа раньше, по самым скромным подсчетам. Я торопливо натягивала костюм и одним глазом посматривала в окно.

Хорошо, что гости не спешат. Гуляют по территории. Девочка побежала за бабочкой. Отец не торопит. Ждет. Бывают же такие… Потом они вошли в здание и исчезли. Я догадалась: попали на Дмитрия Ивановича. Надо будет поговорить с ним. Уж очень он любит болтать с клиентами. А им это может не понравиться. Сторожа — не их круг общения. Только вот как бы сказать поделикатней?