София Катенина - Давай познакомимся!

— Он тебе не звонит, а ты волнуешься. Можно же просто позвонить первой, — резонно предположила Ольга, когда я в восьмитысячный раз пыталась сконцентрировать внимание общественности на своей проблеме.

— Я бы позвонила, но если честно... — Мне было неловко признаваться в проколе, но, может быть, для полной картины было правильно рассказать все? — В общем, я умудрилась облажаться на свидании, и теперь мне неловко звонить.

— Что случилось? — оживилась Настя. — Ты забыла сделать эпиляцию? У меня такое было, даже примету придумала: если все идеально — мужика не жди. Вечер пройдет впустую.

Девушки согласно закивали аккуратными головками на тонких шеях, отчего на минуту сделались похожими на трех хорошеньких собачек на бардачке.

— Да нет, — смутилась я, — до эпиляции дело не дошло. Ну то есть дошло, но у меня... — Я окончательно запуталась.

— Тогда что могло случиться? Выпачкала ему простыни автозагаром? — ахнула Кристина. — Автозагар — это такая дрянь. Даже тот, который называется fake bake и стоит как дешевый тур в Египет, все равно ужасно мажет простыни. Два дня — и ты вся в разводах, как гепард. Я один раз так попала, больше не пользуюсь!

— Я нажралась, — жалобно проскулила я. — Взяла и нажралась на свидании.

— Ха-ха-ха! Прямо как Настя! Она один раз две бутылки шампанского выпила на веранде «Татлера», пока ждала своего парня. Ну так вот, когда он пришел, ее там уже не было.

— Я нашла себе другого парня! — радостно рассмеялась Настя. — Ну и отчего тебя срубило?

Я сдаюсь. Признаться трем совершенным созданиям, что меня срубило от тарелки борща и десяти вареников со сметаной, было страшнее, чем смерть, и мучительнее, чем последовавшее за провалом молчание Герштейна.

— «Кир Рояль», — пожимаю плечами я. — Меня от него уносит моментально. Становлюсь сама не своя, могу вытворить что угодно!

— Смотри, тут опять Олин, я только сейчас увидела, — зашептала Настя, перебивая меня.

Уже несколько минут Ольга изображала лапочку, мило улыбаясь группе сидящих напротив мужчин в костюмах и галстуках. Улыбка была обманчивой: из всей «ВИА Гры» именно Оля обладала железной хваткой бультерьера. Она приехала в Москву еще совсем девчонкой, лет в восемнадцать, в составе группы, которую отобрал на региональных кастингах продюсер модельного агентства. Группа была приглашена на банкет могущественного олигарха, имевшего широко известную прихоть — он обожал делать свое окружение еще более блестящим с помощью красивых и молоденьких девушек. Так получилось, что Оля приглянулась богатею, она как будто прошла еще один кастинг и попала в привилегированный подкласс. Легкая жизнь показала ей свою светлую сторону: девушек возили на острова, раздавали им дорогие подарки, водили на шопинг. Вопреки сплетням, распространяемым желтой прессой, за это не приходилось расплачиваться телом. Многие, впрочем, были бы и не против, только холостой олигарх на острове имелся всего один, а счет готовых на все моделей шел на десятки. Ольга была одной из вишенок, призванных украшать стремительно черствеющий пирог эпохи потребления, ее роль была декоративной. Круговорот моделей со временем вынес Олю за пределы окружения олигарха, но нажитая непосильным трудом дорогая одежда, сумки и связи теперь работали на нее. Жизнь в провинции казалась ей чем-то вроде риса без соевого соуса. Да и работать самой было не так уж и необходимо.

— Я вообще пою, — сообщала Оля на вопрос, чем она занимается.

Вообще, она пела. На этом расспросы обычно заканчивались, да и о чем можно было задумываться, каких достижений ждать от девушки, которая сама по себе выглядела как первый приз? Струящиеся волосы до пояса (ламинирование, тонирование и стрижка горячими ножницами в «Aldo Coppola»), сияющая кожа (личный косметолог Верочка, работает в салоне Guerlain), идеальная фигура — Олю можно было экспонировать в витрине любого из роскошных магазинов Столешникового переулка в качестве абсолютного эталона женской красоты. Но, к несчастью других женщин, она не была надежно упрятана под стекло, а ходила и даже строила глазки — конечно же вполне результативно. Вот и сейчас, уловив движение идеально выщипанных бровей Ольги, за соседним столом занервничал какой-то толстосум. Через несколько минут к нашему столику подрулил официант с таким огромным букетом темно-бордовых роз, что самого официанта практически не было видно.

— Опять, — разочарованно произнесла Настенька. — Мог бы уже куда-нибудь позвать.

Лев Соломонович был неторопливым кавалером, который вот уже несколько недель — срок неслыханный по нынешним скорым временам — одаривал Ольгу знаками внимания в виде голландских роз.

— Спасибо! — широко заулыбалась Оленька, обнимая букет так, как будто ничего приятнее в ее жизни не случалось.

Лев Соломонович расплылся в ответной романтической гримасе. Через какое-то время он подсядет поговорить с Оленькой, а потом уедет домой, заплатив за весь наш столик. Она тоже вернется к своему парню, с которым живет уже полгода. Это была игра, танец, повторявшийся изо дня в день, здесь не было проигравших, а кое-кто даже оказывался в прибыли.

— Ну что, Оля, как всегда, в любимый ночной ларек? — уточнила Настенька, пристегивая ремни безопасности.

Белый джип лихо сорвался с места и, поплутав по ночной Москве, подрулил к неприметному цветочному ларьку у дороги. В ларьке дремал продавец.

— Ашот, привет, сегодня сто пятьдесят, — дружески поприветствовала продавца Олечка. — Забери в багажнике, будь другом!

Кряхтя, торговец полез в багажник и вытащил оттуда подарок Льва Соломоновича. Конечно, курс обратной конвертации роз в деньги был очень невыгодным, но Ольга крепкой крестьянской кумекалкой девушки из провинции понимала, что три тысячи рублей — это гораздо лучше, чем скандал с официальным бойфрендом и веник увядающих растений. На этом противоречии держался и креп скромный бизнес продавца цветов: покупая роскошные розы по двадцать рублей за штуку, хапуга потом продавал их по семьдесят, а то и по сто. Так завершался круговорот голландских роз в причудливой московской природе: цветы получали второй шанс, а Ольга — наличные.

В этом мире все текло размеренно, по своим негласным законам, со мной же тем временем творилось что-то неладное. Обычно проделки троицы казались мне забавными — теперь же меня все раздражало. Лев Соломонович представлялся старым сатиром, а девицы — не безобидными тусовщицами, а бессмысленными прожигательницами жизни, охочими до легких денег. Меня даже подмывало прочитать им лекцию на тему того, что главное в человеке — его внутренняя красота, а не количество нулей на счете в банке, но остатки благоразумия говорили, что здесь девушки меня не поддержат. Меня почему-то стало возмущать то, что поиск новых мужчин превратился для Оли, Кристины и Насти в образ жизни. Постоянно перелетая от одного к другому, они были неутомимыми медоносными пчелами, наполняющими соты дорогими сумками, блестящими камнями и ключами от новых машин. Это неспешное движение почему-то было мне особенно неприятно именно сейчас. Хотя вряд ли в этом была вина девочек.