Вера Колочкова - Твоя жена Пенелопа

– Мам, ты о чем сейчас? Какой кусочек, не понимаю?

– Ой, да это я так… Не обращай внимания! – встрепенулась мама испуганно, смахнув набежавшую в уголки глаз неожиданную слезу.

– Это ты сейчас… о дяде Пете, да? Ты любила его, мам?

– Да ты… Ты чего мелешь-то?.. О каком таком?..

Мать со свистом втянула в себя воздух, им же сипло поперхнувшись. Закашлялась, выпучив испуганные, подернутые влагой глаза, воровато оглянулась на дверь. Потом долго смотрела на нее, настороженно, как на чужую. Складки на лбу собрались нервными бугорками, на виске, под кожей, влажной и тонкой, как мятая полиэтиленовая пленка, билась и билась в тревоге синяя жилка.

– Мам… Прости, я не подумав спросила.

– Да нет, отчего ж… Если спросила, значит, и на уме есть, и на памяти… Это ж все мы так – думаем, что наш грех вместе с нами помрет. А оно вон как! Раз – и по башке молотком! И живи дальше, как хочешь!

– Да кто говорит про грех, мам! Какой же это грех – любить?

– Так ведь и радости тоже мало, Нинк, если на то пошло! Вот здесь, здесь осталось… – подсунула она ладонь под вялую полную грудь, – осталось и болит болью… А зачем бы мне эта боль, скажи? На кой леший она мне сдалась? Чтобы всю жизнь виноватой перед отцом себя чувствовать? Он-то меня одну всю жизнь любит…

– А ты хочешь, чтобы и я с этой болью всю жизнь жила, да? Скрепя сердце? Нет, мам, я так не могу. Я люблю и буду любить столько, сколько у меня получится. Не хочу любовь по кусочкам отрывать где придется.

– Ну, смотри не ошибись…

– Не ошибусь, мам…

Потом, вечером, когда в автобусе домой ехала, Нина все время мысленно возвращалась к этому разговору. И слезы наворачивались на глаза, и жалко было до ужаса бедную маму, и себя жалко. Еще и номер Никиты отзывался знакомым до боли автоматически вежливым голосом – «…абонент отключил телефон или находится вне зоны обслуживания…»

Интересные они там вообще-то, на автоответчике. Могли без этого расплывчатого «или» обойтись. Или одно, или другое, разделили бы как-то. Потому что «вне зоны» – это уважительная причина. А «отключил телефон» – это уже форменное издевательство. Лучше бы двинули прямо в лоб – не звоните этому абоненту, не хочет он с вами разговаривать, сами не понимаете, что ли? Так бы честнее было…

Нина открыла дверь квартиры, застыла на пороге. Потом проблеяла жалко в сумеречное пространство:

– Никит, ты дома?

Ага, дома, как же… Все повторяется в сотый раз. Или в сто первый. Скинула с ног босоножки, прошлепала в гостиную, встала у окна. Да, и у окна так же стоишь сотый раз. Или сто первый. Сплела руки под грудью. Ну, жди…

Сумерки быстро заполонили комнату, рассеялись по углам. Тоска. Покурить надо…

Вернувшись в прихожую, Нина выудила из сумки пачку сигарет и зажигалку. Вспомнилось вдруг – давно уже не курила, забыла даже, когда в последний раз… Привычка как таковая в дурную зависимость не сложилась, но когда тоска…

Она прошла в гостиную, распахнула окно и прикурила. Оглянулась воровато на кресло Ларисы Борисовны и… вдруг села в него, по-хозяйски сложила руки на подлокотники. Впервые себе такую наглость позволила. От собственной решимости, а может, с перепугу сильно затянулась сигаретой.

А ничего… Гром небесный над головой не грянул. Лариса Борисовна, между прочим, тоже покуривала иногда. Когда сильно нервничала. Наверное, когда Льва Аркадьевича вот так же ждала…

И вздрогнула от легкого шума в прихожей. Кажется, дверь хлопнула… Пришел, значит, Никитушка. Слышно, как по телефону говорит с кем-то. Ну, пусть говорит. А она будет сидеть в этом кресле, как изваяние, сигаретную горечь в себя вдыхать.

Ага, в холле-прихожей свет зажег… И в гостиной тоже… Не видит ее, что ли? Ах да, спинка же у кресла высокая… А голос, голос какой в трубку елейно ласковый!

– Ну что ты, зайка… Все было отлично… Завтра? Я еще не думал насчет завтра… Нет, не звони, я сам тебе позвоню. А что, что в прошлый раз? Ну какая твоя подруга, зай… Юлька? Нет, не помню такую…

Голос уже у кресла, над самым ее ухом. Наверное, к окну шел, портьеру задернуть. Вздрогнул, остановился на полуслове…

– Ой, Нинуль… Ты дома, что ли? Напугала… Сидишь, молчишь…

– Извини. Я не хотела тебе мешать с зайкой беседовать. Ты в цирке был, что ли?

– Почему… в цирке?

– А где еще учат по телефону с зайцами разговаривать?

– Да с какими… Перестань, Нин. Глупая шутка.

– Ну да. Глупая. Согласна. Еще скажи, что я сама виновата – не вовремя дома оказалась.

– Да, кстати. Ты же говорила, сегодня у родителей будешь! Хотя прости… Я, кажется, какую-то ерунду несу…

– Я мешаю, да? Ну, извини. Скажи своей зайке, скоро место освобожу. Прямо сейчас могу, хочешь? Нищему собраться – только подпоясаться.

Зло говорила, отрывисто, щурясь от яркого света и сильно затягиваясь дымом. Сигарета быстро истаяла, и Нина выщелкнула окурок в окно. Подняла голову, глянула Никите в глаза. Ой, а глаза-то какие испуганные, как у провинившегося перед мамкой подростка!

– Нин… Ну что ты, в самом деле! Нет, ну ерунда какая-то… Подумаешь, позвонила девчонка, я ее сто лет не видел! Да я даже имени ее не помню, потому и назвал зайкой! Ну глупости же, Нин! Ну, прости…

– Это у тебя с ней все было отлично, да? Сто лет назад, как ты говоришь? А может, всего час назад все было отлично? Я вот одного не понимаю, Никит… Ты что, и впрямь меня за дурочку держишь? Или ты думаешь, если я молчу, не возмущаюсь на это осточертевшее «абонент отключил телефон»…

– Нин… Но я же в конечном итоге домой иду, к тебе… Ты моя жена, Нин! Да, кстати! Когда мы до загса дойдем наконец? Сколько можно тянуть? Давай завтра! Нет, завтра пятница, наверняка там короткий день! Давай тогда в понедельник! Ты можешь в понедельник пораньше отпроситься с работы? А чего тянуть, правда? Потом у меня весь июль практика, а в августе мы в отпуск собирались…

Как он говорит быстро, взахлеб, словно боясь сбиться… Еще и на колени перед креслом опустился, схватил ее за руки. Не протолкнуться через это спешное защитное многословие!

– Никит… Погоди… Послушай меня, Никита! Ну зачем, зачем я тебе нужна? То есть… Зачем тебе в принципе жена, скажи? Чтобы от нее по зайкам бегать? Лишний адреналинчик так проще словить, да?

– Нин, да какой адреналинчик! Какие зайки! Не придумывай себе ничего…

– Не ври, Никит. Если сам себе не веришь, давай в твой телефон заглянем, хочешь? Ну же, давай… – Нина потянулась к его телефону, уютно устроившемуся в кармане рубашки.

– Нет… – Пугливым жестом Никита прижал руку к груди, закрывая ладонью тельце телефона. Помотал головой, потом уставился на нее озадаченно: – Да что с тобой, Нин? Ты же никогда до такого не опускалась, чтобы в телефоне шнырять…