Сын губернатора (СИ) - Рузанова Ольга

Опалившее ухо горячее дыхание вкупе с забившемся в ноздри его ароматом совершают невероятное. Снимают внутреннюю напряженность и заставляют кровь ускориться.

- Расскажи мне, девочка моя, как ты жила все это время.

Жила ли?..

- Поначалу ото всех пряталась… потом легче стало, - рассказываю еле слышно, - устроилась на работу, друзей нашла…

- Какую работу?

- В кафе официанткой.

Герман ощутимо напрягается. Кладет одну руку на мой пояс, второй - убирает от лица прядь волос.

- Официанткой? Отец оставил тебя без денег?

- Нет, деньги были, просто…

- Я знаю, ты хотела сама.

- Да… - набравшись смелости, смотрю в его глаза, - а ты как жил?

- Как я жил? – невесело усмехается, нюхает меня за ухом, - я расскажу тебе. Знаешь ли ты, Рая, сколько в нашей области девушек с твоим именем?

- Нет…

- А я знаю. Не так уж и много. А сколько камер наблюдения в парке, где ты гуляла перед исчезновением?

- Сколько?

- Всего восемь! И ни одной на протяжении двух кварталов, начиная с места, где ты вышла из этого парка.

Тяжело вздохнув, он легко касается губами моего виска.

- За три дня только по железной дороге город покинуло 4876 человек. Самолетами улетели 3654 человека.

Я жую нижнюю губу и в красках представляю его состояние в те дни.

- А знаешь, как тяжело опознавать тело утопленницы? Особенно, если волосы русые… - меня передергивает от ужаса, - и знаешь, откуда я сейчас приехал? Из морга, Рай. Меня снова вызывали на опознание.

- Я думала, ты в Лондоне…

- Вот, как я жил, Рай…

В комнате повисает тишина. В темноте, разбавленной лишь лунным светом, каждый из нас вспоминает эти месяцы разлуки. Я заново переживаю заполненные пустотой дни, а Герман – изматывающие поиски и чувство безысходности.

- Скажи, ты, правда, надеялся, что я не узнаю о твоей свадьбе? – спустя несколько минут, спрашиваю я.

Герман заметно хмурится, кривит губы, словно вопрос доставил ему боль.

- Нет, не надеялся. Но, чем отчетливее я понимал, что ты с таким не смиришься, тем дольше оттягивал наш разговор.

- Ты собирался жить в Лондоне с нами обеими?

- Я собирался жить только с тобой, - терпеливо объясняет он, - Алиса дала согласие на это перед свадьбой. Договорной брак устраивал нас обоих.

- Зачем же тогда она пришла?

- Она меня обманула. Я развелся с ней через неделю после твоего исчезновения.

- У вас были проблемы?

- У меня была только одна проблема – вернуть тебя, - тихо проговаривает Герман, - отец же до сих пор разгребает последствия того скандала.

- Он винит тебя?

- Мне похер. Выборы он все равно выиграл, и с остальным справится.

- А мой папа? Слышал о нем что-нибудь?

- Пару раз справлялся о тебе, я говорил, ты занята, перезвонишь позже… Он не особо беспокоился.

Я не удивлена. Мы не успели стать близкими людьми. Я тоже о нем почти не думала.

- Рай, - шепчет Герман, несмело прижимая меня к себе, - ты ведь вернулась ко мне?

Часто моргая, я делаю несколько глубоких вдохов. Слишком сложный вопрос. Слишком важное решение.

- Подумать надо. И… у меня теперь другое имя… Мария.

- Маша? – красивые губы изображают подобие улыбки, - мне нравится, но Рая лучше. Ра-я моя… Мой Рай.

Смотрю на его губы и перестаю дышать. Герман тоже замирает. Глянув в глаза, медленно ко мне тянется.

А я… я рефлекторно отвожу голову назад.

Понимаю, что после поцелуя назад дороги не будет.

- Не готова? – заметив мою реакцию, ласково спрашивает Герман.

Я молчу, но он и сам все понимает. Понятливо кивает и прижимается своей щекой к моей.

- Буду ждать, сколько скажешь.

- Спасибо.

- Тебе, наверное, интересно… у меня никого не было, ни до твоего исчезновения, ни – после…

Не могу сдержать улыбки. Греховцев снизошел до оправданий.

- Что, совсем никого?

- Совсем, - взгляд заостряется, - а у тебя?

- И у меня, - отвечаю честно, понимая, как далека я была все эти месяцы от мыслей о сексе.

Хотя иногда он мне снился. Естественно, с Германом.

Положив голову на его плечо, я обнимаю руками широкие плечи. Закрываю глаза и чувствую, как оживаю, согреваемая теплом его тела. Впитываю густую ауру каждой своей порой и с каждым новым вдохом люблю его сильнее.

- Рай…

- М?..

- Я болен тобой… неизличимо… Не исчезай больше. Лучше сразу убей меня.

Спустя несколько минут, мы поднимаемся на ноги и еще долго обнимаемся стоя. Пытаемся согреться друг другом, но наверстать потерянное время уже не получится, наверное, никогда.

- Ты голодная? Я бы сожрал слона, - смеется как-то скрипуче, словно делает это впервые за долгое время.

Я пожимаю плечами. Желудок, видимо, напуганный бешено скачущим сердцем, робко молчит.

Пока Герман заказывает еду, я иду принять душ. Раздеваюсь и встаю под теплые струи.

Все равно не верю. Вдруг, это сон.

Выдавливаю на руку шампунь с ароматом ледяной свежести и втираю его в волосы. Взбиваю пену и жду, когда вода ее смоет. Затем намыливаю тело руками, настраиваю воду на несколько градусов холоднее и, развернувшись, невольно вздрагиваю.

Сидя на краешке ванны и сложив руки на груди так, что обе ладони оказываются зажатыми подмышками, на меня смотрит Герман. Я не вижу его взгляда из-за запотевшего стекла душевой кабины, но отчетливо улавливаю исходящую от него бешеную энергетику.

Прикрыв грудь руками, резко отворачиваюсь.

Отвыкла.

Герман молчит. В кабину залезть не пытается, но и не уходит. Наблюдает, как я спешно смываю с себя пену, и подает полотенце.

- Спасибо, - бормочу смущенно.

Ждет, пока я, так же стоя к нему спиной, обмотаю тело, а затем подхватывает меня на руки.

- Зачем? – ахаю, хватаясь за его шею.

- Хочешь, я тебя всю жизнь на руках носить буду?

Улыбнувшись, чувствую, как лицо заливает краска. Наши лица так близко друг к другу, губы разделяют лишь десять сантиметров. Щеку жгет горячее дыхание.

Герман снова смотрит на мой рот, но поцеловать больше не пытается. Ставит на пол в спальне и уходит принять доставку еды.

Оставшись одна, я оглядываюсь. Здесь все точно так, как я помнила. Не поменялось ничего.

Открываю шкаф, чтобы позаимствовать у Германа футболку и не могу сдержать удивленного возгласа.

Вся моя одежда лежит на своих местах. Там, где я ее и оставила. Перебирая стопки, нахожу свой домашний костюм, пижаму, футболки и майки. На вешалках висят сарафаны и платья, внизу на полке – коробки с новой обувью.

Ощущение, словно я и не уходила никуда.

Облачаюсь в пижаму, состоящую из коротких шорт и майки на бретелях, а сверху накидываю халатик.

Какое-то время разглядываю себя в зеркале над комодом. Раскрасневшееся лицо и растерянный взгляд. Расчесываю влажные волосы и выхожу из комнаты.

- Ой! – вскрикиваю от неожиданности, нос к носу столкнувшись с Германом.

- Боялся, что сбежишь, - оправдывает он свое нахождение под самой дверью.

- Куда? Твой папа мне больше не позволит.

При упоминании отца, Герман сильно хмурится. Опираясь рукой в стену у моей головы, тихо спрашивает:

- Он тебя обидел? Угрожал?

- Что?.. Нет…

- Скажи мне правду, Рай!

- Он не заставлял меня уезжать, если ты об этом. Я сама хотела…

Он мрачнеет еще сильнее. Отводит взгляд, смотрит в сторону.

- Но сейчас же ты вернулась. Это значит…

- …это значит, что скоро все остынет, - нырнув под его рукой, перебиваю я.

Я простила его. Но очень боюсь показаться бесхребетной, если сразу признаюсь, что все это время помирала от тоски по нему.

Признаюсь, но позже.

Пока мы ужинаем, Герман продолжает пытать меня. Его интересует каждый день, прожитый вдали от него. Где именно я жила и работала, как называется кафе, и как зовут моих друзей. Сколько я зарабатываю и как там питаюсь.

- Ты же туда не вернешься? – спрашивает он в завершение к допросу.