Татьяна Алюшина - Двое на краю света

И мы снова замолчали, и я медленно нажала кнопку отбоя.

Постояла, глядя на смартфон в руке, и пошла искать свои вещи. Нашла! В гостиной на плечиках, повешенных на торшер, красовались мои отстиранные и идеально наглаженные летние брючки и шелковая блуза, в которых я приехала, а на диване стопочкой сложены так же постиранные и поглаженные майка с шортами, а сверху мое белье.

Вот за это вам, господин Краснин, великое мерси! Ибо, раздевшись в спешке сексуальной, я наряд свой безжалостно сбросила на пол, и мы дружно по нему потоптались, а я так потом еще и самолично дважды на него наступила. А раздевшись вторично в спешке, так и вообще занимались страстной любовью на шортах и майке.

Нет, ну надо же! Видать, сильно призадумался Павел Андреевич, ой сильно! – коль не поленился дождаться, когда машинка постирает, а сушилка высушит одежду, а потом и разгладил, да так, что и намека на складочки нет.

Никуда не спеша, я приняла душ, позавтракала, убрала все за собой, сложила сумку, заперла дверь, без слов передала из рук в руки ключ соседке, которая произвела на меня неизгладимое впечатление, заставив пожалеть, что я не взяла с собой камеру.

Представьте – дама непонятного возраста, но точно далеко за шестьдесят, молодящаяся до цветных леггинсов в обтяжку, шелковой яркой блузы, безумных каких-то бус-шаров без счета, в неистовом начесе на голове и ярком макияже. Красота!

– Принесла? Давай, – забирая у меня ключи, только и сказала она и пыхнула дымом от сигареты, зажатой в пальцах с ярким маникюром на длинных ногтях.

Офигеть типажик! Действительно – бесценная!

Я подписала в институте все необходимые документы, со всеми членами группы от души искренне распрощалась, даже пообнималась с Трофимовым, и вечером уже была дома.

Снова мы одни с Архипом, я наслаждаюсь тишиной, а он капризничает, что уехала Нюша. Привыкай, сынок, девушки, они такие – сегодня есть, завтра нет. Но мое материнское сердце в этом вопросе не растопить: Лидочка домой, и Ольга с дочерью тоже, ремонт у них папаня закончил, и мы устроили торжественную «госприемку» объекта. В общем и целом ничего, чистенько, но Ольга заимела какие-то претензии, и мы с Архипом поспешили слинять, оставляя семью разбираться без свидетелей.

Краснин никак не проявился за прошедшие десять дней – ни звонком, ни эсэмэской малой. Видимо, осмысление факта отцовства и того, что с ним теперь делать, куда приткнуть и как дальше жить, дается мужику непросто.

Мне тоже непросто. Совсем.

Я тоже не очень понимаю, что дальше. Получается, что сейчас моя жизнь должна измениться от решения, которое примет Краснин! Ну так ведь получается? А я так не умею! Не умею зависеть от кого-то и уж тем более позволять кому-то решать за меня, что делать и как жить.

Но я не стану сама даже пытаться повлиять на ситуацию или как-то его добиваться, уговаривать, предпринимать попытки соединить наши жизни – нет! Как ты решишь, так и будем жить – порознь так порознь, вместе так вместе. Я, что смогла, сделала, теперь все зависит от тебя.

Но эта зависимость и неопределенность просто мучительно выматывают!

Уже скажите: да – так да! Нет – так нет! И злюсь на него ужасно – тоже мне, герой хренов! Весь такой вождь – и жить с тобой хочу, и сына растить, а как узнал, что папаша, так и деру дал и затихарился в Арктике своей, и ни гугу!

Спасалась в работе. А вот этого хватало выше головы!

Я привезла из экспедиции несколько тысяч фотографий, кое-что я уже бралась отсортировать еще на судне, но это только начало начал. Теперь требовалось разложить их по темам, которые я уже придумала, пересмотреть все и отобрать самые удачные, обработать каждую из них в программе – это сотни и сотни часов кропотливого труда! Ну а потом начинается официальная часть – суметь сделать несколько альбомов, и очень хотелось бы выставку! А для этого нужны связи, переговоры-уговоры и многочасовые походы по инстанциям и нужным людям.

Вот такая производственная рутина!

Пришлось искать няню для Архипа, и хоть я большую часть времени провожу дома за компьютером, изредка посещая свою студию, а чаще сдавая ее по часам другим фотографам для съемок, но когда я занимаюсь работой, отвлекать меня не то что не рекомендуется, а просто бесполезно. Поэтому и няня.

На сей раз я сама попросила тетю Надю заняться этим вопросом, и в результате поисков мы остановились… на Лидуше. Вот так.

Но это оказалось проблемой! А что у меня сейчас в жизни не проблема?

Мама устроила мне шкандаль в своих лучших традициях! Ворвалась разъяренной театральной примой, вся такая в летящих струящихся шелковых одеждах, в шляпе, красотка, нервно кинула на стол передо мной клатч, стянула летние кружевные перчаточки и добавила швырком на стол к сумочке.

– Павла, я категорически против! – возмущалась великой актрисой, отчитывающей своего импресарио, она. – Ты совершенно не считаешься с моими чувствами и желаниями!

Ребята! Встревать в эти монологи, что-то отвечать и пытаться доказать – полный и глухой бесполезняк! Только затягивать сцену, становясь ее невольным партнером по спектаклю.

– Ты прекрасно знаешь, что я не разговариваю с Лидой и смертельно на нее обижена! – декламировала мама. – Ради тебя я терпела ее присутствие у себя в доме целый месяц! Даже за стол с ней села, встречая тебя после отъезда! И что? Ты этого совершенно не ценишь! И сейчас, когда ты вернулась, ты просто не имеешь права так поступать со мной! Я должна встречаться с Архипом и вынуждена буду при этом сталкиваться с этой женщиной…

И так далее. Выслушав весь трагический монолог, я просто оповестила:

– Мам, Лида останется. Или ты можешь взять на себя полностью Архипа, пока я работаю?

– Найди другую няню! – поджав губы, потребовала она.

– Эта лучшая, и я только ей могу доверить ребенка. Или тебе.

Лида осталась. Она отнекивалась, но я настояла, что она будет получать официальную зарплату, и с легким сердцем погрузилась с головой в работу.

Хуже всего было ночами. Я доползала до кровати вымотанная до предела, казалось – только лягу и провалюсь в сон. Иногда получалось проваливаться, но легче от этого не становилось – мне все снилось покачивание судна и Павел Андреевич, блистательно читавший лекцию перед зачарованными слушателями в кают-компании.

Образ Павла Андреевича, потерявшегося где-то в Арктике в полной недоступности, преследовал меня днем и ночью! Днем, потому что на многих сделанных мной фотографиях он присутствовал в разных ипостасях и во всей своей красе! Чтоб ему там хорошо работалось!

Поэтому я никак не могла понять, что происходит, когда проснулась посреди ночи, оттого что меня трясет за плечо мама, в крайней степени недовольства выговаривая мне: