Галина Гордиенко - Лесная колдунья

Наверняка мать уговорила его, чтобы навестил «сына», никак не поверит, что Кирилл не нуждается в отцовском внимании. Он давно не мальчишка, черт возьми, да и мальчишкой не нуждался, если честно, к чему ему объедки с чужого стола…

Кирилл мрачно усмехнулся: он впервые откровенно высказался. Теперь папенька знает, что старший сын о нем думает, наконец-то Колядин перестанет таскаться к ним в дом, мать, правда, жалко, но какого черта…

Кирилла передернуло от отвращения к самому себе, и он глухо замычал от боли: заштопанное тело ныло так, будто нож Бекмуратова все еще оставался в нем, любое самое малое движение заставляло стискивать зубы — не орать же в полный голос, пугая медперсонал, ту же добрейшую Лидию Николаевну…

И что он так разошелся? Молчал ради матери столько лет, а сегодня сорвался, как нервная барышня, уж слишком взбесили встревоженная физиономия Колядина и его сочувственные расспросы о здоровье — да какое ему дело?!

Кирилл поморщился, вспоминая беспомощное лицо отца. Колядин даже не пытался возражать или оправдываться, принимая оскорбления как должное. Этот невозможный тип еще и успокаивал Кирилла — мол, ему нельзя сейчас волноваться!

Смешно — Рокотов чувствовал себя последним подлецом, но не мог остановиться. И из-за этого еще больше ненавидел отца.

Проклятый Колядин вел себя так, что по всему выходило — Кирилл бил лежачего. Бил, испытывая прямо-таки садистское наслаждение.

Кирилл всегда считал, что на такое способны только такие подонки, как Рустам. Получается, он ничуть не лучше.

Кирилл посмотрел на принесенный матерью будильник и с досадой подумал, что Василиса сегодня опаздывает. Обычно она всегда прибегала к десяти, едва наступали приемные часы, а сейчас почти одиннадцать. Или решила, что Кирилл уже достаточно здоров и в ее опеке не нуждается?

Кирилл угрюмо усмехнулся — впрочем, хорошо, что малышка где-то задержалась. Не хватало, чтоб она застала безобразную сцену с отцом, вернее, с Колядиным, какой он отец, смешно просто…

Кирилл вздрогнул от неожиданности, с таким грохотом распахнулась дверь, и тут же зашипел от боли — любое движение напоминало о недавних событиях.

Кирилл с коротким смешком подумал, что Василиса выбивает из его головы последние связные мысли. Он, Кирилл Евгеньевич Рокотов, вполне взрослый и состоявшийся человек, таращится на рыжую девчонку, как трехлетка на воздушный шарик. Вожделенно и благоговейно, желая и страшась дотронуться — а вдруг…

Кирилл изумленно отметил пылающее лицо посетительницы, горящие гневом глаза — снова одно золото! — и судорожно стиснутые кулачки.

Спросить, что случилось, он не успел. Гостья пинком отшвырнула с пути стул и разъяренно прошипела:

— Как ты мог?!

Стараясь сохранить серьезность, Кирилл отозвался:

— Мог — что?

— Притворяешься?! — Василиса топнула.

— Тебе говорили, что ты прекрасна в гневе?

— Не превращайся в шута! Я спросила: как ты мог так разговаривать с моим дядей Женей?!

— С кем? С каким еще дядей… ах да! — значит, с дядей… ты его только что видела…

— Вот именно! И заметь — успела услышать, как ты на него орал!

— Тебе родители в детстве не объясняли, что подслушивать под дверью некрасиво?

— Я не подслушивала!

— Да-а?

— Просто подошла к палате и… нечаянно услышала тебя. Заметь — не дядю Женю, а именно тебя, потому что ты бессовестно кричал — нет, орал! — на… хорошего человека!

— Бессовестно, значит?

— Да, бессовестно! А еще — по-хамски, нагло, беспардонно, невежливо, невоспитанно…

— Какой богатый словарный запас, впрочем, я тебе это уже говорил…

— Тебе не стыдно?!

— Послушай, малышка…

— Я не малышка! Мне скоро восемнадцать, чтоб ты знал!

— Соболезную — почти старость…

— Клоун!

Василиса в сердцах швырнула на пол пакет с апельсинами. Тонкий полиэтилен лопнул, и оранжевые пупырчатые шарики весело раскатились в разные стороны.

Кирилл рассмеялся. Василиса оглянулась — к счастью, Лидия Николаевна по-прежнему сидела за столом, занятая своим журналом.

Василиса аккуратно прикрыла дверь и с тяжелым вздохом принялась собирать апельсины.

Не дождавшись продолжения занимательного скандала, Кирилл примирительно заметил:

— Твой дядя Женя по совместительству…

— Знаю, твой отец!

— Ты даже это услышала?

— Да. Но это не дает тебе права…

— Крошка, да что ты понимаешь?! Дает не дает… Василиса подняла закатившийся под кровать апельсин и гневно выпалила:

— Я не крошка! А ты просто хам, настоящее быдло, раз позволяешь себе так разговаривать с собственным отцом!

Раскрасневшееся личико Василисы оказалось слишком близко, Кирилл едва не утонул в огромных светлых глазах, опушенных густыми рыжеватыми ресницами. На него так знакомо пахнуло лесом, солнцем, летом…

— Дядя Женя вышел от тебя еле живой, я видела! — обвиняюще крикнула Василиса, глядя в упор.

— Но он… подлец, — вяло пробормотал Кирилл. У него пропало все желание спорить, даже поддразнивать забавную девчонку. И злиться на нее — ведь лезла явно не в свое дело! — не осталось сил. Зато мучительно хотелось протянуть руку и коснуться пальцем нежной щеки… Проклятая капельница!

— Он не подлец. — В глазах Василисы растаяли последние крупинки коричневого, они нестерпимо полыхнули жаром расплавленного золота. — Он… замечательный!

— Считаешь? — прохрипел Кирилл, плохо понимая, что говорит.

— Он добрый!

— О да.

— Он очень, просто очень добрый! Василиса в сердцах ткнула кулаком в постель, Кирилл едва сдержался, до того сильной болью отозвались поврежденные мышцы. Зато мгновенно пришел в себя и холодно сказал:

— Знаешь, малышка, ты зря разоряешься…

— Я вам…

— Знаю-знаю, ты Василиса и почти взрослая…

— Не почти!

— …тебе скоро восемнадцать, и ты уже студентка самого настоящего питерского вуза…

— Вот именно!

— И все же ты зря суешь свой веснушчатый носик…

— Неправда, он не веснушчатый!

— …в дела взрослых.?!

— Мой папенька та еще скотина, поверь…

— Да как вы смеете…

— Смею, малышка.

— …называть его…

— Хорошо, не скотина, просто подонок, тебя это устроит?

Василиса в сердцах бросила в угол только что поднятый апельсин. Села на корточки у постели и ледяным тоном произнесла:

— Я требую объяснений!

— Может, не надо?

— Почему это?!

— Не хочется лишать тебя иллюзий, — хмуро усмехнулся Кирилл. — Все-таки родной дядька, к тебе относится неплохо, ты живешь в его доме…