Его другая - Элла Александровна Савицкая

Пока подхожу к директору, благодарю на автомате, забираю аттестат, это ощущение только усиливается. Рецепторы вопят о его присутствии. Направляю взгляд в зал и безошибочно нахожу того, кого почувствовала на расстоянии.

Давид, в компании Демьяна и Саши, сидит на заднем ряду.

Битеев вскидывает руку и бессовестно свистит мне, но я не слышу этого. Вижу только пронзительный взгляд карих глаз и едва не падаю от внезапной слабости.

Быстро спускаюсь со сцены и занимаю своё место. Сердце стучит быстро-быстро, грудь давит.

После окончания вручения оборачиваюсь, но ребят в зале уже нет.

Следующие дни превращаются в сплошную серую массу. На носу вступительные экзамены, я усиленно готовлюсь, но зачем-то каждый день минимум по десять раз смотрю в календарь. Мари сказала, что Давид уезжает в середине июля. Сейчас двадцать шестое июня.

За окном ярко светит солнце, чистое небо не запятнано облаками, а я сижу в кресле и думаю о том, что время уходит. Время, которое мы могли провести вместе. Дни, часы, минуты…

Нет, я поступила правильно, наверное. Моя совесть одобрительно кивает, а вот моё сердце если бы могло, остановилось бы в отместку за ту боль, что я ему причинила.

Оно ненавидит меня. Я и сама себя ненавижу.

Стираю выступившие слезы и в очередной раз прочитываю один и тот же абзац.

Вечером встречаюсь с Мишей, вернувшимся с соревнований. Мы гуляем в парке, он рассказывает как всё прошло. Утром мы с ним едем на речку, а в обед приезжает Мариам.

Домой к бабушке приглашать её мне не хочется, поэтому мы едем на мою старую квартиру и до вечера смотрим фильмы. Мама разрешила мне приезжать сюда, пока риелтор ищет покупателей. Папы все равно здесь уже нет.

Мне немного непривычно быть здесь и не видеть его вещей, но все равно лучше, чем в компании бабушки и сестры мамы.

Весь следующий день я зубрю материал. Мама звонит и напоминает о том, что нужно поесть, но мне не хочется. Ничего не хочется вообще. Просто лечь и выть, что я периодически и делаю. Минуты тянутся безбожно долго.

Выхожу вечером в магазин, только ради того, чтобы просто пройтись. Стены вокруг давят, ощущение, что я схожу с ума. Купив бутылку кефира, долго брожу по улице, дожидаясь, когда стемнеет и можно будет лечь спать.

Проходя мимо сидящей у перехода бабульки, отдаю ей кефир и направляюсь к подъезду.

Иду не спеша, кутаясь в собственные руки, потому что холод внутри меня никак не уходит. Что бы я не делала, кажется, что мне теперь вообще никогда не согреться.

Поднимаюсь на этаж, выхожу из лифта и резко останавливаюсь. Как при переходе из черно-белого видео в цветное, будто оказываюсь в другой реальности.

В груди ощущается сильный удар, сердце взметает к горлу и застряв там, не пропускает кислород.

На ступенях около моей двери сидит Давид.

Я застываю, и он тоже. Бледный, под глазами синяки, скулы впали.

Не разрывая со мной зрительного контакта, он поднимается. Секунда, вторая, третья… Время не идёт. Застопорилось, и только лишь сердце отсчитывает оглушительные удары.

А потом будто лавину прорывает. Мы делаем шаг навстречу и влипаем друг в друга. Будто у нас одновременно у обоих отказали тормоза и мы летим на сумасшедшей скорости в стену, но даже не видим её. Губы Давида накрывают мои, а я обнимаю его и всхлипнув, прижимаюсь к нему со всей силы.

Не знаю, как открываю дверь. Мы вваливаемся в квартиру, не в состоянии оторваться друг от друга хотя бы на микро секунду. Ток безостановочно пронзают каждую мою клетку. Происходящее кажется нереальным. Мираж. Но жадные поцелуи, которыми покрывает моё лицо Давид держат меня в сознании.

Он приехал. Сам приехал ко мне.

Подушечки пальцев утопают в коротком ежике волос, хаотично гладят его шею и плечи, пока наши языки сталкиваются друг с другом снова и снова.

Внутренняя дрожь охватывает каждый орган.

— Я не могу, — надрывно шепчет Дав мне в губы, — не могу, Оль. Пытался все эти дни. Не думал, ждал, но не смог. — кажется, что он истощен также, как и я, потому что я слышу насколько ему тяжело даётся каждое сказанное слово.

— И я не могу, — хриплю в ответ.

— Скажи, чтобы я ушёл, — сильные руки до хруста сжимают меня.

— Не уходи…

— Скажи, что ненавидишь.

— Я люблю… — шепчу задушенно, а Давид отстраняется.

— И я люблю, — вновь рывком вжимается в мои губы, — Тебя люблю, Оля.

Всхлипнув, я жмусь к нему изо всех своих сил, а потом беру за руку и веду в комнату. Не раздумывая, хватаюсь дрожащими пальцами за полы своей футболки и стягиваю её через голову.

Лицо Давида каменеет. Скулы заостряются.

— Оль… — шепчет, вонзаясь взглядом в мою грудь, спрятанную под лифчиком.

— Давид, пожалуйста.

Потребность в нём затмевает разум, но я четко знаю чего хочу. Завожу руки за спину и сотрясаясь от волнения, расстёгиваю застежку. Бретельки скользят по моим плечам под прицелом тяжелого взгляда.

— Оля, не надо, — коротко мотнув головой, Дав стискивает челюсть, стараясь смотреть мне в лицо.

— Не заставляй меня просить, — голос ломается, — я не хочу, чтобы у меня о тебе осталась только память. Оставь мне чуточку больше. Стань для меня тем, кем никто не сможет больше стать. Я хочу, чтобы это был ты.

Давид напоминает каменную статую. В глазах столько эмоций и сомнений, кулаки крепко сжаты, но если он откажет, я с ума сойду. Делаю шаг вперед, прижимаюсь к нему. Беззащитная, открытая, как никогда. Чувствую, что вот-вот расплачусь. Кусаю себя за щеку, чтобы этого не случилось, и в этот момент его срывает.

Словно обезумевший, он подхватывает меня под ягодицы. А я облегченно всхлипываю и обхватываю его торс ногами. Наши губы снова врезаются друг в друга. Раскрываются, языки сплетаются. Я не знаю каким должен быть первый раз. Наверное, нежным и трепетным. Вряд ли таким отчаянным и одержимым, но иначе просто не получается.

Мы горим друг другом. Кажется, что стоит хотя бы на сантиметр отстраниться, как кто-то из нас умрёт.

— У меня нет презервативов, — шепчет Давид.

— У меня есть. У родителей точнее. Сейчас, — спрыгнув, на негнущихся ногах спешу в зал.

Едва не врезаюсь в лутку от сильнейшего