Татьяна Алюшина - Просто о любви

Милиции пригнали на аварию море, километровая пробка в обе стороны перекрыла возможность подъехать спецтранспорту. Чтобы пропустить «скорые», пришлось сталкивать в кювет и без того пострадавшие машины.

А Больших и его бригаду транспортировали к месту аварии на вертолете.

И понеслось!

Разгоняемый милицией от фуры народ очухался от массового помешательства, обнаружил свои потери материальной части в виде битого личного транспорта, а заодно и полученные травмы, не напоминавшие о себе в пылу яростных битв за водяру, и толпой ринулся к спасателям, требуя немедленного оказания помощи.

В воздухе, немилосердно воняющем водкой, отчетливо запахло надвигающейся паникой и беспределом, грозящим перерасти в народный бунт со всеми вытекающими последствиями.

Подполковник милиции, прибывший на место происшествия, в корне пресек возможное развитие событий простым и действенным способом — встал на подножку патрульной машины и донес до сознания граждан посредством громкоговорителя следующую информацию:

— Сейчас, мать вашу, постовые проверят все машины, хозяев каждой, где найдем водку, арестуем к такой-то матери, по уголовной статье! Я вам такую жизнь устрою на!.. Все по машинам расселись к!.. И сидеть не вякать! К каждому подойдем, протокол составим! Помощь окажем! Если есть раненые и травмированные — включите фары, медики к вам подойдут! Если есть тяжелораненые, несите к машинам скорой помощи! Особо нетерпеливым и качающим права по мордасам наваляем за сопротивление властям! Все понятно или есть вопросы?

До умов «сознательных» граждан такая конкретная и проникновенная речь дошла без особых усилий — сразу и наверняка, развеяв сомнения и возможность бунта. Настоящих буйных, как водится, было мало, вожаков не нашлось. И народец быстренько рассосался по личным авто прятать добытое, а проще говоря: ныкать награбленное от ментовского зоркого ока.

Большинство с чистой душой слиняло бы по-тихому, махнув рукой на протоколы и нанесенные личным машинам повреждения. Ан нет, из глухой пробки стоявших в прямом смысле впритирку машин разве что пешкодралом.

Люди притихли и ждали развития событий.

Степан не слушал, не обращал внимания на происходящее и не вникал в ситуацию — милиция и спасатели сами разберутся. А у него было много тяжелых пострадавших, трое очень тяжелых — водитель фуры, водитель «жигулей», первыми вылетевшие на встречную, крутой нисанщик, которого спасла от смерти собственная машина системой безопасности, один труп водителя «газели» и пятеро раненых средней тяжести.

И это на первый взгляд, а какие «сюрпризы» ждут в километровом месиве машин…

Вывозить пострадавших самое сложное — необходимому количеству «скорым» не пробиться через кучу-малу на дороге, транспортировать вертолетами — это из области американского кинематографа, а у нас только самых тяжелых, которые на грани.

Приходилось предпринимать оперативные действия, которые по-хорошему надо проводить в операционных, а не прямо здесь, на месте, делая все, что возможно, и сверх того…

И так много часов подряд.

Больших зашивал, вправлял кости, экстренно оперировал, останавливал кровотечения и снова зашивал. Четко, без суеты и лишних движений, отдавая жестким, охрипшим на холоде голосом команды, принимая мгновенные решения, оценивая ситуацию — успевая только менять стерильный верхний одежный набор и перчатки.

Когда Степан стоял под душем, вернувшись с командой на базу, ему все казалось, что въевшийся в кожу запах водки не отмыть уже ничем, и отвлеченно думал, что станет объяснять гаишникам по дороге домой, если остановят, — чувствовал он себя консервированным в водочном рассоле.

Хотелось позвонить прямо сейчас Стаське и пожаловаться, как зверски устал и замерз и как сегодня пришлось работать, но он опасался, что на такую длинную речь у него ни охрипшего голоса, ни сил не хватит.

Лучшее, что могло с ним случиться, — это оказаться возле нее, лечь, прижать Стаську к себе и уснуть.

Где оно, то лучшее?

— За горами, за долами, — указал точный адрес доктор Больших.

Ему еще предстояло принять стратегическое решение: куда ехать? И ехать ли вообще? Не проще ли и безопаснее лечь в дежурке и проспать до утра? Это, конечно, не климатический курорт и не перинное раздолье — шум, гам, возможная беготня — работает следующая смена, но все же…

Да к черту! Что он, бомж какой!

Раз нельзя к Стаське, он поедет домой! Выспится и утром к Вере в больницу. Не так уж он и устал, чтобы не доехать!

Правда, объяснить себе в данный момент, почему нельзя туда, куда хочется больше всего, доктор Больших не мог, хоть ты его пытай с пристрастием.

«Завтра во всем разберусь!» — пообещал себе Степан.

И, пребывая в душевном состоянии: «Назло кондуктору пойду пешком», упертый временами до предела Больших доехал домой, стискивая зубы, не дав себе расслабляться, включил систему обогрева в подвале, даже пожевал остатки вчерашнего ужина, что-то доказывая себе, и лег спать.

Проснулся почему-то ни свет ни заря, поворочался с боку на бок, пытаясь снова уснуть, поуговаривал себя, ругнулся, не достигнув желаемого результата, и пошлепал в кухню — варить кофе.

Дом встретил хозяина приветливо-радостно, теплом и уютом. Степан похвалил мысленно: хорошо здесь у нас с тобой! И в голове сверкнула мысль: «И неприютно одиноко…»

Степан, как наяву, представил Стаську, потирающую глаза, выползающую следом за ним из спальни в кухню, как она сонно приваливается к его боку.

— Ну, что тебе не спится, старче? — спросит, не открывая глаз.

А он поцелует ее в макушку, усмехнется:

— Не знаю, ты иди досыпай, маленькая.

— Мне без тебя не досыпается, — ответит она.

И ни на одну его рубашку Стаська не претендовала бы, даже если бы он сам настаивал, а ходила в смешной уютной пижамке, всклокоченная, сонная, зевала.

Или сидела за компьютером и тихо ворчала на писательниц французских нерадивых, бросала с досады работу и кричала на весь дом со второго этажа:

— Степан! Пошли на мороз мозги мои выветривать!

Или засыпала в его объятиях у камина, под тихий неспешный разговор, а просыпаясь, нервничала, что прослушала что-то важное, и требовала повторить.

Главное, что вся она — ее запах, смех, улыбки, шуточки, дух, характер, движения, легкие шаги — находилась бы здесь, с ним, наполнив дом и его жизнь.

— Она тебе понравится! — сказал Степан дому, улыбаясь.

В этот момент, сидя рассветным утром в кухне собственного дома в одних трусах за чашкой кофе, Степан Сергеевич Больших понял, как божье откровение, одну простую истину — что именно эту женщину он ждал всю свою мужскую жизнь и именно этой женщины там не хватало.