Татьяна Алюшина - Два шага до любви

— Слушай! — сказала мама с явным восхищением в голосе, присаживаясь рядом. — Ка-ако-ой мужчина!

— Нормальный, — буркнула я.

А любимая маманя приступила к допросу с пристрастием и вытянула из меня через десять минут кое-какие подробности. Не самые интимные. И под конец повествования мы с ней уже приглушенно хохотали, прикрыв рот ладонями, стараясь не рассмеяться в голос.

— Нет, что вот так стоял голый и отчитывал тебя? В самом деле? — давилась смехом мама.

— Представляешь? — вторила я ей, хохоча. — У меня и видео имеется, только я тебе не покажу!

Но, как ни останавливала меня мама, долго я продержаться не смогла и вернулась в палату.

— Ма! — сиял мне навстречу радостным возбуждением сын. — Представляешь, Сергей Константинович в Гарварде учился! Офигеть!

— Представляю, — сдержанно улыбнулась я ему в ответ.

— Ну, мне пора, — поднялся со стула Берестов и протянул руку для рукопожатия Максимке. — Пока. Выздоравливай поскорее.

Он бы еще «и слушайся маму» добавил, влет раздраженно подумала почему-то я, отступая с его дороги к дверям. А когда он, попрощавшись с мамой и со мной, взялся за ручку двери, раздался голос Максима:

— Пап, ты еще придешь?

И мы, трое взрослых, застыли, забыв на время дышать. У Берестова изменилось лицо, и желваки заходили на скулах, он побелел даже, но быстро овладел собой, повернулся и улыбнулся Максиму:

— Конечно, приду, а как же! Можешь даже не сомневаться!

И вышел за дверь, осторожно притворив ее за собой.

— Мне надо с ним поговорить! — сообщила я и быстро ринулась следом за Берестовым.

Я нагнала его почти у выхода и окликнула, он обернулся, посмотрел на меня странным взглядом и, дождавшись, когда я подойду ближе, отошел в угол холла, где не было людей.

Засунув руки в карманы брюк, он, чуть запрокинув голову, стоял с закрытыми глазами, стараясь справиться со своими эмоциями. А я стояла перед ним и ждала.

— Твою мать! Я пропустил всю его жизнь! — сказал наконец Берестов, посмотрев на меня обвиняющим самого себя взглядом. — Я не видел, как он родился, не видел его первый зуб, первые шаги, не слышал его первое слово! Как он пошел в первый класс и как занимался спортом.

— Перестань! — жестко остановила я эти сожаления о прошлом. — Все сложилось так, как сложилось! То было другое время, другие обстоятельства! Глупо и бесполезно сокрушаться вдогонку об упущенных возможностях! Твой сын не жил в нищете и убогости. Он был защищен со всех сторон, живя в полном достатке и имея гораздо больше возможностей, чем большинство его ровесников! Все! Это прошлая жизнь, и ее не переделаешь и не изменишь! Гораздо важнее, что происходит сейчас!

Я перевела дух и стала говорить спокойнее:

— Ты же понял, что он тебя принял и хочет с тобой общаться, и сейчас только от тебя зависит, как у вас сложатся отношения. И только ты сейчас решаешь, какими они будут. Будешь ли ты встречаться с ним иногда, по выходным или раз в месяц, чтобы быть в курсе его жизни, не участвуя в ней плотно, или ты хочешь, чтобы отношения между вами стали близкими и доверительными, стать ему настоящим отцом и другом. Понимаешь, Берестов, ребенок — это навсегда. Это не на час-два — отметиться и забыть, это каждый день, каждую минуту, каждое событие в его жизни. И будет ему двадцать, тридцать и пятьдесят, он все равно останется твоим ребенком, и ты так же будешь о нем переживать и бояться за него. Или не будешь совсем, оставаясь сторонним наблюдателем, изредка отмечающимся в его жизни.

Я заглянула в его непроницаемые светло-карие глаза, положила успокаивающим жестом ладонь на его руку. Он внимательно слушал и смотрел на меня.

— У него сейчас очень сложный жизненный период. Он подросток, и перед ним встают такие вопросы и проблемы, которые ему очень непросто решать. Максиму сейчас гораздо в большей степени, чем в детстве, нужен мужчина рядом, отец, который был бы и авторитетом для него, и настоящим другом, с которым сложились бы доверительные, близкие отношения. Он замечательный парень, очень умный и блестяще учится, но еще не определился, кем хочет стать, и переживает по этому поводу. Он занимается спортом — плаванием и теннисом — и показывает прекрасные результаты, и часто побеждает на соревнованиях, но не фанатеет от спорта и сомневается, нужно ли продолжать его профессионально, а что я могу ему в этом вопросе посоветовать? У него начинаются отношения с девочками, и он уже имел первый сексуальный опыт, но что-то там девочка ему не так сказала или сделала, и они расстались, и Макс переживает. А какой совет про секс с девочками ему могу дать я? Разве что присмотреться к его подруге, оценить, и все. Ему нужно делиться с мужчиной, которому бы он полностью доверял, это же мужские разговоры и тайны. А с кем он может поговорить об этом? Только со своими друзьями. Ну, они друг другу насоветуют!

— О господи! — подал реплику наконец Берестов немного ошарашено.

— Что? — не поняла я.

— Это как-то трудно пережить и уместить в сознании! — растерянно сказал он. — Только что у меня обнаружился сын, а теперь выясняется, что он уже имел сексуальный опыт!

— Да ладно тебе, Берестов, — я легко рассмеялась, — а когда у тебя был первый сексуальный опыт, ты помнишь?

Судя по меняющемуся выражению его лица от легкой степени испуга и растерянности до небольшой, но многозначительной улыбки, он помнил. Очень хорошо даже помнил. И, не в пример своему сыну, этот опыт, надо полагать, был куда как удачнее.

— Ну вот! — смеялась я. — Он же твой сын! Так что тебя удивляет?

— М-мда! — согласился саркастически он.

— Я понимаю, тебе надо все обдумать и как-то определиться. И я ничем не смогу тебе в этом помочь. И никто не сможет. Тебе придется самому решать, какие ты хочешь иметь отношения с сыном, и выстраивать их в дальнейшем.

— Я хочу, чтобы он носил мою фамилию, — сделал настойчивое заявление господин Берестов.

— Я не возражаю, — уверила я его, но добавила: — Но решать это будет только сам Максим, хочет он этого или нет. Только он.

— И еще, Слава, — поставил меня в известность Берестов, — я сегодня расскажу родителям о Максиме, и они захотят приехать сюда и познакомиться с ним.

— Я ничего не имею против, — и пояснила: — Понимаешь, я уважаю его как личность, он сильный, цельный и умный мальчик. И я доверяю его мнению и суждениям. Это его жизнь. Я не стану ничего ему навязывать. Если он захочет общаться с твоими родителями, то это тоже будет только его решением. Я могу лишь направлять его или что-то подсказывать, как, на мой взгляд, стоит лучше поступить. Но Максимка всегда, с раннего детства, был самостоятельным парнем и делал только то, что сам считал правильным и нужным. Без вариантов всегда было что-то от него требовать и настаивать на выполнении. Разумеется, кроме каких-то главных жизненных уроков и правил безопасности его жизни. Здесь приходилось быть жесткой.