Ты обещала не убегать (СИ) - Гордеева Алиса

— Не зли меня, Ксюша! Какого лешего, наплевав на свою безопасность и безопасность всех нас, ты поехала к этому ублюдку? — Лерой сплюнул, выражая свое отвращение к Тимуру.

— Не смей, — шикнула в ответ.

— Заступаешься за него? — с пренебрежением в голосе оскалился Лерой и медленно стал приближаться все ближе и ближе.

Расстояние между нами сократилось до минимума, а холодный и влажный воздух, которого, казалось, в эту секунду нам обоим не хватало, ощущался раскаленным до предела.

— А если я скажу, что он украл твоего сына и увез в неизвестном направлении, ты и дальше будешь продолжать выгораживать его и прощать? — безжалостно рявкнул Лерой, разбивая вдребезги мою только — только вновь обретённую веру в преданность Тимура и воскрешая в памяти слова Ермолаева: " Дура ты, Ксения. Пацан твой у меня. "

Амиров говорил что-то еще, но сквозь звон в ушах и подступающую к горлу тошноту, я ничего не слышала. Сознание медленно, тягуче и безвозвратно покидало меня. Последнее, что смогла ощутить: крепкие руки Лероя и его полное боли и отчаяния " Прости".

Сквозь пелену беспокойного и липкого забвения смазано доносились чьи-то голоса. Холод и сырость сменились теплом и комфортом. Что-то теплое и нежное ласково касалось моей щеки. Но возвращаться в суровую реальность мой мозг не спешил, выбрав для себя оптимальное пограничное состояние.

Пустота. Невесомость. Безболезненность.

Мне не хотелось обратно. Совершенно.

Постепенно темнота начала уступать место ярким вспышкам: счастливым воспоминаниям и так и не свершившимся картинкам из моих грез. То и дело слышался смех сына, его родной голос, казалось я даже чувствовала его самый сладкий и дорогой сердцу запах. Мне чудилось, что одной рукой я держала его крохотную ладошку. Такую мягкую, трогательную, хрупкую. Пальцами другой руки я крепко сжимала широкую и теплую кисть Тимура. Как будто не предавал. Как будто все еще любил меня.

Они были рядом: два самых дорогих сердцу человека. Пусть там, в бессознательном и далеком, но они были со мной…

Смех сына становился все тише, мои руки опустели, в голове запульсировала нестерпимая боль. Даже во сне мое счастье ускользало сквозь пальцы.

Открыв глаза, погрузилась в кромешную тьму. Немного привыкнув к ней, смогла зацепиться за образ окна в своей комнате, по стеклам которого мокрыми хлопьями бил снег, чтобы тут же растаять, оставляя после себя лишь дорожки горьких слез.

За окном было темно. Холодно. А на душе безумно одиноко.

— Ермолаев не обманул, — прошептала пересохшими губами и резко села, физически ощущая неподъемный груз слов Лероя, свалившийся на мои плечи.

— Тимур нашел способ вновь сломать меня, — с болью в голосе признала свое поражение.

Выжатая эмоционально, с непроходящей тупой болью в голове и еще большей в сердце, дотянулась до светильника и осмотрелась. Мои вещи аккуратной стопочкой грустили на кресле, а рядом с ними стояла сумка и лежал телефон на зарядке. Схватив последний, взглянула на время. В своем полусне я провела по меньшей мере часов шесть-семь и, судя по тому, что никого возле меня не было, ни отец, ни мама, ни Лерой особо не переживали за мое состояние.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Либо…

Либо им было за кого волноваться в разы сильнее.

"Ну, конечно, все заняты спасением Тима!"

Вскочила с кровати, выбежала в коридор и спустилась на первый этаж в абсолютной уверенности застать всех внизу. Мне не терпелось узнать, как продвигались поиски моего мальчика. Но тревожная тишина, царившая в осоьняке, пугала… Она означала только одно: дома никого не было. Металась от гостиной до отцовского кабинета и обратно, закусывая пальцы на руке, туго сжатой в кулак, и тихо молила Бога, чтобы Лерой и Горский уехали на поиски Тима и Черниговского и обязательно их найдут.

Время близилось к двенадцати ночи. Уже полчаса я не могла найти себе места. Порывалась набрать отца, но до дрожи боялась новостей или того, что Горский вновь отделается общими фразами или еще хуже — впутает в свои жестокие игры. Голова разрывалась, мешая как следует все обдумать. Логика и здравый смысл увязли в необузданной тревоге за сына. Не понимала, что делать и где искать ответы. Но страх за Тимошку не позволял и дальше бездействовать. В отличии от мужчин я догадывалась, где Тимур прятал нашего сына. По крайней мере, думала, что догадывалась…

А потому, не дожидаясь утра, не желая новых стычек с Лероем, осуждения мамы и изысканных отговорок отца, твердо решила действовать: ни одни бумаги и никакие деньги не стоили безопасности моего сына.

Дело оставалось за малым: найти способ попасть в дом Ермолаева.

Тимур

Мои сны бесцветны и бездонны в своей пустоте. Мне больше не снятся кошмары. И это радует. По ночам уже давно не вскакиваю весь в поту и не маюсь от бессонницы. Но и снов я больше не вижу. Постоянная темнота, не приносящая радости и должного заряда бодрости.

Эта ночь вновь напомнила мне, что живой.

Сегодня во сне я видел ее.

Держу в руках чашку с горячим кофе и смакую каждое мгновение увиденного. Неделя. Всего неделя вдали от нее, а я уже скучаю, как черт, по моей малышке. Судьба, злой рок? Не знаю. Но моменты нашей близости безумно скоротечны в отличие от мучительной разлуки после.

Еще глоток горького и ароматного напитка, обжигающего руки, но согревающего душу. Стою возле кухни, где Рита ловко справляется с двумя карапузами, успевая накормить обоих: Тимошку и Ульяну, свою дочку-озорницу всего на несколько месяцев старше нашего мальчугана.

Представить не мог, что у Амирова, вечно недовольного, напыщенного и самоуверенного, может быть такая чумовая сестра. Ритка классная! Веселая, добрая, шустрая. Ксюша чем-то похожа на нее. И сейчас понимаю, почему Лерой выбрал ее, вот только отдать не смогу. Точка.

Неделя. Семь дней. 168 часов. Без нее. Понимая, что теперь рядом ОН. Зная, какие бури лютуют в ее сердце и какие только слухи за это время не проходят мимо. Опасаюсь, что доверие ее ко мне слишком шатко, и предвижу, сколько сумасбродных мыслей будет роится в ее голове.

И все же держусь. Моя цель — спасти сына. Телефон отключен. Из коттеджа на окраине столицы не выхожу сам и не отпускаю никуда Тимоху.

Семья Алцыбеевых приняла нас в своем доме, как родных. Рита и Дима, рискуя своим спокойствием, а зная деда, могу сказать, что не только им, без лишних вопросов укрывают нас с Тимошкой ото всех вот уже долгих семь дней.

И если отец семейства с утра до вечера пропадает на работе, то сестра Амирова искренне проявляет заботу и добродушно помогает мне осваивать роль отца.

Неделя. Семь дней. 168 часов.

Но теперь я смело могу сказать, какую кашу любит мой ребенок и под какую колыбельную засыпает, что пугает его или наоборот заставляет заливисто хохотать. Мы вместе рисуем, лепим, читаем. Вместе строим возле дома снеговиков и сгрызаем морковку вместо того, чтобы сделать несчастному нос. Мы придумываем сказки и из пены в ванной возводим замки. Я успел запомнить каждую линию на его ладошке и сохранить в памяти каждую улыбку, обращенную ко мне и так сильно напоминающую Ксюшу.

И сейчас смотрю, как он наперегонки с Ульяшкой лопает овсянку, и благодарю Бога за это маленькое чудо, точь-в-точь похожее на меня.

— Лерка звонил, — как ни в чем не бывало напевает Рита, а я моментально выпрямляюсь и напрягаюсь, словно натянутая струна. — Все нормально у них, не переживай!

Выдыхаю. Ничего не случилось. В доме Горского она в безопасности.

— Не волнуйся так, Горский — мужик надежный, в обиду никому свою дочку не даст, — заметив мое состояние, пытается успокоить девушка. — Я ему сильно обязана. Не знаю, говорил Лерка или нет, но именно Горский спас меня однажды. Просто пришел и забрал…