Марианна Кожевникова - Входи, открыто!

— Я тебя с женщиной твоей мечты познакомлю, есть у меня одна такая на примете.

Миша сквозь сон улыбнулся, у него тоже была на примете женщина мечты.

— Познакомь, познакомь, — с усилием выплывая из сна, пробормотал он. Ему было интересно посмотреть, как представляет себе Мишины мечты Божьей милостью художник Сева.

Ляля медленно, со вкусом расставляла книги, подыскивая каждой свое место. Работа, если кто понимает, ювелирная. Но и увлекательная тоже. Странствуешь не спеша по времени — тут тебе восемнадцатый век, а тут девятнадцатый. Тут седая древность, здесь вчерашний день. И по странам тоже перемещаешься — Франция, Англия, Россия…

В отдельную стопку она собирала те книжки, что могли пригодиться Алексею-сантехнику. А еще в одну те, которые никому уже не пригодятся, до того они безнадежно устарели.

На одной из полок стеллажа у нее тикал будильник, и она время от времени на него поглядывала. Не то чтобы нетерпеливо, а выжидательно. Мысли текли медленно, и она их не торопила, разбиралась и в них, пытаясь понять, что же произошло в последние дни. А главное, как же это произошло…

Ну во-первых, Вера с Мишей закончили ремонт. И она тоже со своей работой справилась, книгу сдала начальству, Иринку на попечение тети Оли, а сама стала заниматься расстановкой мебели. Мебели, если говорить честно, осталось мало, и Ляля очень этому обрадовалась. В ее доме было просторно, светло и свободно. Она и любила свет и свободу, поэтому все в ее доме было правильно.

Сначала она занялась Иришкиной комнатой. Свои любимые картины «Весну», «Осень» и «Зиму» она повесила в дочкину комнату. Пусть просыпается и смотрит на них, как смотрела когда-то и она, Ляля. Смотрела и думала о разном. О зиме радостно, потому что картина была радостной, с санным следом и нарядными елками под белым снегом. О весне с любопытством: что-то там будет дальше, когда до конца растают льдины в речке? Какие цветы по берегам зацветут? А иногда просто чувствовала ту сырую влажность, какой веет от любой весны… И от той, что сейчас наступала, тоже… Вот пусть и Иринка думает о разном. Им будет о чем поговорить, интересно сравнить, что они там такое надумали.

Стоило развесить по стенам старые картины, как к ним попросился и старинный буфет, он был из их компании, сжился с ними, сдружился. Ляля не стала возражать и отправила буфет в Иринкину комнату. Смешно кажется? Нет, ничего смешного. Буфет ей самой в детстве замком казался, и она была бы очень не прочь получить его в полное свое распоряжение. Каких там только отделений и ящичков не было! Дверки и широкие, и узкие, полки и просторные, и маленькие. И даже зеркало есть у задней стенки, и витые колонки. Устраивай кукольное царство, наслаждайся. В буфет все Иринкины игрушки влезут, так что ничего другого не понадобится, и места в комнате будет много. Ляля не сомневалась, что Иринка в восторг придет, став владелицей буфета, и складывала туда все, что находила интересного, с дочкиной точки зрения: старинные и нестаринные пуговицы, перчатки из лайки, лоскутки, брелки, фарфоровые фигурки, открытки — да мало ли что еще. У них с дочкой как-никак должно быть общее прошлое. Пусть обживает старину, привыкает к ней, узнает, какой была. Вот будут шить Барби платье из бабушкиных лоскутков, и узнает Иринка про другую бабушку, Лялину. Ляля с удовольствием перескажет дочке бабушкины рассказы об их большом шумном семействе, празднествах, шалостях, проказах. Кому еще нужно прошлое, как не детям? Рассказы о нем для них словно сказки. О минувшем и надо рассказывать, чтобы никуда не потерялось. Пусть Иринка сроднится с ним, обживет, полюбит. Тогда и настоящее у нее будет не чужим, заемным, а своим, родным. Подростком она станет бурно вживаться в современность, но потом совместит привычное старое с пришедшимся по вкусу новым. А непонравившееся отбросит. У нее будет критерий вкуса. Вкуса к определенному образу жизни, потому что вещи и есть образ жизни. Фарфоровая чашечка и пластиковый стакан, неспешность и торопливость, память и беспамятство. И то, и другое имеет право на существование, но вместе, а не одно только торопливое беспамятство. С игрушками приходит к детям реальность, но взрослые редко когда понимают, какую реальность навязывают детям…

Пока Ляля возилась в Иринкиной комнате, она много о чем передумала, и ей показалось, что суть дела она ухватила правильно. Прошлое и творчество — вот что необходимо детям, и она положила на доску буфета обещанные краски, не собираясь мешать дочке рисовать на стенах. Да здравствует совмещение прошлого и настоящего!

Зато у себя в комнате и гостиной — да, да, гостиной, пусть у нее в доме будет как можно больше гостей! — старых картин она вешать не стала. Ей хотелось пожить в своем, совершенно новом, еще небывалом пространстве. Она хотела понять, какое же пространство она сможет назвать своим. Несколько Севиных набросков прекрасно смотрелись на свободной теплого тона стене. А по другим стенам стояли стеллажи, и она собиралась заполнить их своими друзьями-книгами. Больше пока ничего в комнате не было. Это будет дружеская комната, комната для друзей. А Ляля еще не решила, друзья ей вещи или не друзья. Может быть, они ее враги, пожиратели времени, противники перемен и перемещений? А может, найдутся и те, с кем она подружится?.. Но их не будет много, это Ляля знала точно.

Севины наброски Ляля вешала одна. С благоговением, благодарностью. Он был художником от Бога и умел дарить счастье. Прежде чем повесить, она рассматривала каждый и всякий раз удивлялась: всего несколько линий — и пейзаж, портрет, натюрморт. Окно в мир на ее солнечной стене.

Общаясь с Севиными работами, она вдруг все поняла и про себя, и про Севу, и про их отношения. Поняла, потому что перестала обижаться. И обижаться перестала, потому что поняла. И она, и Сева были одного поля ягодой, что называется, свой брат. Художник, точно так же, как она, женщина, занят трудным делом рождения, только у него постоянная беременность, и поэтому тошноты и капризы. Если бы она согласилась быть ему терпеливой мамочкой, они бы ужились. Но у нее уже была дочка. А разве можно представить себе счастливую совместную жизнь двух мамаш, пристрастных к своим детищам, занятых их судьбой? Неизбежны ссоры, выяснения отношений, обиды. Да и не просто обиды, а жгучие, родительские.

Ляля улыбнулась, представив себе беременного Севу. Но что она могла поделать, если так оно и было на самом деле? Недаром говорят, что от великого до смешного один шаг. Она бы сказала, от трагичного до смешного, она сделала этот шаг и от души посмеялась.

Над своей комнатой она не мудрила. Тут все должно было быть удобно и под рукой — одежда, словари, справочники. Работа и быт, единый блок. Но у нее был дар уюта, и после того как она покрыла пушистым пестрым лежником постель в память о своих путешествиях по Карпатам, а на угол зеркала повесила соломенную шляпку с пестрыми лентами, обещая себе чудесный летний отдых, комната стала женской, живой и кокетливой.