Играй в меня (СИ) - Шайлина Ирина

— Да, — подтвердила Катя. И снова повторила. — Да.

Меня покоробило, по живому резануло, что она знает, каковы наркотики на вкус. Но я напомнил к себе — ни к чему ворошить прошлое. Оно осталось там, позади, пусть и шлёт порой такие неприятные приветы.

— Та самая?

— Наверное… Кто бы мог подумать… я не знала, что Жора про мою дачу вообще знает, а он решил здесь спрятать все… А ведь если бы я знала…

— Не думай, — посоветовал я. — Что делать будем? Можно Сеньке отдать.

Катька испуганно глаза округлила, я даже рассмеялся, с трудом успокоил её, что это была шутка. И тут мы озадачились — что делать? Я предложил в реку, а Катька испугалась за рыб… Да у нас дома столько этих рыб, что в пору уху варить по четвергам, и то за год не съедим. В конце концов решили высыпать в уличный туалет.

Покосившейся кабинкой никто не пользовался лет пятнадцать поди. Мы стояли в тесном пространстве, вскрывали пакеты, высыпали, следом выбрасывали и сам пакет. Двенадцать упаковок, где-то по триста грамм каждая. Наверное это и правда миллионы. Порошок поднимался облаком, оседал на волосах, коже, одежде. Катька чихала, я хотел её прогнать, но ей нужно было удостовериться самой, что уничтожено все.

— Вот и спустила я свое прошлое в трубу, — сказала Катя с много значительным видом. А потом глупо захихикала. — Прости…. Скоро отпустит, наверное… точно не помню, забыла.

И снова засмеялась. Самое нелепое — смеяться хотелось и мне. Так солидный бизнесмен Дмитрий Чернов в возрасте тридцати шести лет впервые побывал под кайфом. Мы смеялись всю дорогу до дома. У охранника и водителя привычно отстранённые лица, а вот Сашка с Любой были в восторге. Ещё бы, и папа рядом, и мама рядом, и какие весёлые!

— Вроде все, — сказала Катька выходя из душа. — Ненавижу наркотики… я бы все в трубу спустила.

Я обнял её. Волосы ещё мокрые, такая вся родная. Закрыл глаза. Подумал вдруг — все хорошо, что хорошо кончается, пусть и деревенским старым туалетом. Вполне эпичный финал… и денег грязных не нужно, своих хватает. А главное — что все свои рядом. Катька, дети, родители, сотни рыбок… Вечером приехала мама, забрала двойняшек. Силе её фанатично любви к своим детям я поражался, но мы с Катькой не лезли.

— Раз смогла воспитать такого распрекрасного тебя, то и моих детей не испортит, — махнула рукой Катька. — Пусть, это же её единственные внуки, других не будет.

Сейчас я проводил мать, поднялся наверх. Катька лежала с закрытыми глазами, может, спала. Может думала о том, как повернулась бы жизнь, если бы она знала о том, что лежит в подполе её старой дачи… Не хочу, чтобы она об этом думала. Жизнь могла пойти сотнями различных путей, но я уверен — каждый привёл бы меня к ней.

— Уехали? — спросила она приоткрыв один глаз. И потянулась сладко-сладко, одеяло сползло и обнажило грудь, которой ей так и позволили кормить детей, из-за препаратов. Груди, которой она сначала стеснялась из-за рубцов, глупая. — Ну, иди сюда…. Грешить будем.

- Умру скоро, — сказал Главный. — Всё спустишь.

— Ага, — кивнул я. — Вы уже пять лет умираете. И все никак.

Он рукой только махнул. Я откинулся на кресле. Скучно. Под потолком вилась муха, без какой либо системы, просто беспорядочно, туда сюда, без устали и удержу. На её пути висела липкая лента, но муха была умной, она её облетала.

Господи, какого хрена скучно так? Хоть волком вой. Можно было бы набухаться, но и бухать теперь скучно. А если напьешься тянет напроситься в гости к друзьям детства, а туда мне хода нет. Нет, я уверен впустят. Чаем напоят, как положено, наверное и супу нальют. Улыбаться будут. А там дети их… видел в парке, бегают уже. Малой, который мальчик бегает, как заводной. Падает, а потом снова бежит… А девочка на Катьку похожа, красавицей вырастет…

Если увижу, блядь, всю эту семейную идиллию в действии то точно с ума сойду. Поэтому ну её, идею с гостями. И дома хорошо. Криминально, весело местами. Было бы весело, если бы, сука, не так скучно..

Дед тяжело, с кряхтением поднялся. И правда, сдаёт. Хотя — который год уже, а все никак не помрёт, вот какая воля к жизни у человека. Захрустел бумагами, потом шлепнул передо мной папку из дешёвого зелёного пластика.

— Что это?

— Читай.

Я углубился в чтение. Даже скучно перестало быть — увлёкся. Но ненадолго, опус был коротким. Из него следовало, что жить моему деду осталось не больше трех месяцев. И печатей столько… может и не врет.

— Сочувствую, — протянул я. — Правда.

И правда, но — самую капельку. Все же сложно Главного любить, хотя по сути большую часть жизни с ним, папка, сука. Он сел обратно в свое огромное кресло, взгляд задумчиво в пространство вперил. Точно что-то задумывает.

— Жена у меня была шалава, — наконец сказал он. — Только и мыслей было, что тряпки да побрякушки… и дочка такая же. Мало порол… хотя если по чести не порол вовсе. Думал будет расти с тетками, лучше всем будет, куда мне девку то. Я девок только на панель отправлять и умею… А эта пигалица с хиппями убежала в Европу. Пешком, блядь, прикинь. Нашли её где-то в Португалии, сама позвонила, как деньги закончились… Привезли это счастье домой, а я ума не приложу, что с ней делать.

— И? — поневоле заинтересовался я.

— Пропадёт же… обдурят, без денег останется. Я долго думал… только куда дольше — помирать скоро. Все решил. Завещание составил. Всё что есть отдам. Официально причём… что неофициально отдам тоже. Если на ней женишься. Если ребёнка за год ей сделаешь. Надеюсь конечно, что пацана, а там как Бог даст… Если повезёт, то может и доживу, до внука-то…

Я засмеялся. Смеялся долго и с чувством, да я сто лет так не ржал. Дед терпеливо ждал, когда я успокоюсь. А мне хорошо — весело. Отсмеялся, подумал, что мне, своих денег мало? В крайнем случае в Европу вон пойду, пешком, с хиппями…

Поднялся и вышел из кабинета, как бы не звучало это слово в стилизованом под избу доме Главного. Прошёл длинным коридором, возле гостиной остановился — дверь на террасу открыта. Виднеется тонкая девичья ножка, ножка покачивается, шлепок держится на одних лишь кончиках пальцев. Мне просто стало интересно, ну какая дочка могла у Главного родиться? Я пошёл смотреть…

Оказалось, чудная. Худенькая вся, рубашка огромная, шорты джинсовые тертые-перетертые. Волосы чёрные с зелёными полосками. Давно я такого не видел, да. Девушка услышала шум и ко мне повернулась, шлепок с ноги все же сорвался и упал. Я сделал два открытия. Даже три. Во-первых глазищи у неё голубые и испуганные очень. Во-вторых в одном ухе у неё одиннадцать разных сережек. А третье открытие — девочка симпатичная. Особенно, если всю косметику с неё смыть.

— Ну и что смотришь так? — голос уверенный, а глазки то боятся. И красивый голос, я даже глаза закрыл, прислушиваясь. — Оцениваешь? Как кобылу скаковую? Или тебе все равно, лишь бы за деньги? Наверное, так и есть…

— Тебе лет то сколько?

— Двадцать четыре, — сказала она, и вдруг разом свою напускную храбрость растеряла. — А замуж я все равно не пойду. А если пойду, этот гад может заставить, то потом сбегу. И детей рожать тебе… вам не буду. Сбегу!

— В Европу, — сказал я. — С хиппями…

— Никакие они не хиппи… однокурсники мои из универа.

Скукожилась вся в своём кресле плетеном. Колючка. А сама боится, и руки не знает куда девать. Потом придумала, яблоко взяла из корзинки. Румяное, из дедовского сада, как раз спеть начали. Укусила хрустко, а меня признаться до сих пор от запаха яблок корежит. А девочка забавная, да.

— Будете? — вдруг спросила она.

Взяла ещё одно и мне протянула. У яблока бок в красно-белую полоску, тонкая кожица. Сколько лет я их не ел? А тут буквально рот слюной наполнился, так этого яблока захотелось. И подумалось вдруг, а чего бы деда внуком не порадовать? По крайней мере это должно быть весело…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍