Папарацци (СИ) - Макарова Елена А.

Обшарпанные обои; грязный, сбитый ногами на швах линолеум; плинтус с облупившейся краской. Пыльный, затхлый воздух вперемешку со слащавым запахом духов проституток, согнанных в один угол словно скот. Я прошелся по длинному коридору, заглядывая в каждый номер, надеясь застать там Вику. В каждом почти одинаковая обстановка: люстра с абажуром, блеклые золотистые занавески и нелепые ряды рюш, обрамляющих кровать.

— Ее здесь нет, — раздался за спиной голос Исаева. Я уже и сам это понял, иначе она давно была бы в моих объятиях.

Гадал была ли она в этом клоповнике, лежала ли на этой кровати, смотрела ли так же обречено в окно на заснеженные поля? На полу валялась настольная лампа, рядом осколки стекла. Наверное, во время облавы опрокинули. Но если бы здесь побывала Вика, непременно применила бы ее как оружие. Не сдалась бы, защищалась до последнего. Чтобы сломить волю моей амазонки нужно постараться.

— Исаев, как думаешь, ей могут давать транквилизаторы?

— Вполне, так меньше хлопот, — со мной снова говорил матерый следователь, а не друг. — Человек под наркотиками часто похож на пьяного, на такого мало обращают внимания.

— Даже не знаю что хуже: быть покалеченной, сопротивляясь, или пребывать в неизвестности, будучи полностью в чужой власти, — в руках преступника и насильника. Волна ярости захлестнула, хотелось схватить лампу с пол и швырнуть ее об стену. Пусть только посмеет тронуть ее! Но я сдержал показную ребяческую импульсивность. Не принесет это облегчения, и никак не поможет в поисках Вики.

Исаев, видимо, хотел что-то сказать, но его перебил вошедший в комнату Максимов, которого в черной камуфляжной маске я не сразу узнал:

— У нас тут есть свидетель, он вроде как узнал Баринову по фотографии.

Вика

— Проснись! — зазвенело в ушах, а щеку обожгло. Боли не чувствовала, только как кровь прилила к лицу, опаляя кожу как огнем. — Эй! — ощутила удар уже более явственно. Непослушное тело никак не могло отреагировать и я снова получила затрещину, которая окончательно выдернула меня из наркотического сна.

Перед глазами все плыло, и пока я слышала только голоса.

— Слышь, сколько ты ей вколол? — главный вновь устроил разборки с “идиотом”.

— Как обычно.

— Ты и в прошлый раз так говорил, только она проснулась и скакала по номеру как сайгак.

— Я, по-твоему, тупой, не могу дозу правильно отмерить?

— Это я идиот, что с тобой связался, — раздалось над самым ухом, будто слова предназначались только мне. — Эй, малышка, проснись, — встряхнул. — Если ты тут сдохнешь…

— Не дождетесь, — еле ворочала языком, но при этом пыталась скинуть с себя чужие руки.

— Очнулась! — оповестил главарь своего туповатого подельника. — Тащи воду!

— Я выберусь отсюда живой, — попыталась отвернуть отяжелевшую голову, когда он схватил меня за подбородок.

— Никто и не собирается тебя убивать, — и будто в подтверждение добрых намерений подхватил меня за талию, не позволяя снова завалиться навзничь.

— Тогда хватит меня накачивать, — мне нужна ясная голова, чтобы придумать как отделаться от них. А то неизвестно где и с кем я проснусь в следующий раз.

— С тобой по-другому нельзя, ты непослушная.

— Я стану послушной, — заскулила, стараясь выглядеть сломленной. Хотела усыпить их бдительность и казаться абсолютно беспомощной. И моя тактика сработала, он сжалился надо мной:

— Посмотрим на твое поведение.

— Хочу пить, — попросила ослабевшим голосом.

Он присел рядом, продолжая будто бы заботливо поддерживать меня за талию.

— Ты что там провалился?! — крикнул в сторону двери.

Только сейчас я заметила, что обстановка вокруг совсем другая. Мы точно не остались в той затхлой дыре. К большому ужасу я обнаружила, что в новой тюрьме не было окон. Абсолютно гладкие стены, выкрашенные раздражающие взгляд лиловой краской. Из мебели одно единственное кресло, журнальный столик и круглая кровать, на которой я в данный момент сидела. И ни одной чертовой лампы или торшера, лишь приглушенный свет, льющийся откуда из сверху из недр комнаты. Похоже, это конечная станция моего “путешествия”.

Наконец вернулся “идиот” с пол-литровой бутылкой воды. Я с жадностью вцепилась в нее и не выпустила из рук, пока не осушила всю до дна. Видимо, это последствия воздействия той дури, что они мне кололи.

— Что теперь? — нелепо такое спрашивать, но неизвестность пугала больше.

— А теперь ты кое-с кем встретишься, — ответил все тот же сидевший рядом похититель. Он потянулся, чтобы убрать прилипшие к моим влажным губам волосы, но я дернулась и поспешила тыльной стороной ладони вытереть лицо.

— С кем?

Но мне никто не ответил, и двое заговорили так, будто меня здесь и вовсе нет.

— Где она?

— Уже подъехала.

— Так зови, девка уже очухалась.

Оба вышли, не запирая за собой дверь. Порывалась вскочить с кровати и броситься к спасительному выходу, но всё не могло быть так просто. А бликующие красные огонька, которые я заметила по периметру комнаты, подсказывали, что за мной пристально наблюдают. Кто-то по ту сторону экрана бдит, чтобы я не сбежала. Интересно, для каких еще целей используют камеры? Что именно они транслируют из этой жуткой комнаты с большой кроватью?

В этот момент дверь медленно приоткрылась и мой взгляд сосредоточился на остроконечных носах красных женских туфель. Стук каблуков отдавался болезненными ударами в пульсирующих висках.

Мы с Еленой находились словно на разных полюсах комнаты, мироощущений, жизни в целом. Она облачена в дорогое брендовое платье, я — в самые простые джинсы и толстовку. Она считает, что людьми можно играть, я — что нет ничего ценнее свободы воли. Она уверена, что одним движением руки уничтожит меня, я — что еще поборюсь за свою жизнь.

Елена вальяжно пустилось в кресло. Казалось, оно установлено тут специально для нее. Для того, чтобы кошка могла вдоволь наиграться с мышкой перед тем, как съесть ее. Или отдать на съедение другим.

— Отвратительно выглядишь, — с фальшивой печалью отметила она, оглядев меня, забившуюся в противоположный угол комнаты.

— Ты тоже, — уязвила в ответ, отбросив образ Золушки-замарашки и бесстрашно вышла из своего укрытия.

Но та лишь звонко рассмеялась:

— Вика-Вика, с таким характером тебе придется несладко. — На столике откуда-то взялась пачка сигарет и зажигалка, которыми она преминула воспользоваться и скоро комната наполнилась едким табачным дымом. Воздух и так казался спертым, а теперь я чуть ли не задыхалась. Сучка этого и добивалась: хотела морально раздавить меня. — Они предпочитают покорных, — продолжила после недолго молчания. — Хотя есть любители строптивых. Таким нравится, когда девушка как можно дольше и яростней сопротивляется. Но таких мало. И в основном они любят причинять боль. Ты боишься боли, дорогая Виктория?

— Я давно ничего не боюсь, — жизнь в детском доме навсегда выбила из меня этот страх. — Ты, правда, считаешь, что тебе всё сойдет с рук?

— А ты, правда, считаешь, что ты первая такая, вставшая на моем пути? — она наслаждалась моей реакцией, которая отразилась на моем лице молчаливым ужасом. — Я тебя умоляю, каждый день пропадают люди. Но тех хоть близкие ищут, а кто тебя станет искать? — с насмешкой. — Подожди, — прочитала ответ в моих глазах и рассмеялась еще громче, чем в первый раз. — Думаешь, Андрей землю роет, чтобы отыскать какую-то потаскуху? — Она пристально наблюдала за мной, будто мысленно выстраивая некую тактику, прежде чем снова заговорить. — Он заполучил дочь, а больше его ничего не интересует. Наивная моя Виктория, он же лишь использовал тебя, чтобы отнять ее. Что он наплел обо мне? Рассказывал какой я монстр? Что такого надо придумать, чтобы сиротка вроде тебя, сама лишенная родителей, согласилась помочь отнять ребенка у матери? Чем я заслужила такое? Я лишь родила дочь мужчине, которого люблю. Он сам этого хотел. Требовал, чтобы я стала матерью его детей.