Нам нельзя (СИ) - Джокер Ольга

— Зачем?

— Я не скоро вернусь. Вдруг тебе нужно будет уйти.

Он собран и готовится на выход. Берёт телефон, ключи от машины и бумажник. Мы на секунду встречаемся взглядами. Его синие глаза выглядят не такими дикими, как вчера, скорее спокойными и умиротворёнными. И тон вовсе не требовательный и жёсткий. Я с ностальгией думаю о том, что всё происходящее сейчас, мне до боли привычно и знакомо. Осталось только подбежать к нему, поцеловать в губы и повиснуть на шее, но я этого не делаю. Веду себя сдержанно, даже скованно.

— У меня выходной, — отвечаю ему. — Мне никуда не нужно.

Он пожимает плечами и сразу же уходит.

От скуки я привожу квартиру в порядок. Видно, что здесь давно не жили: мебель покрылась пылью и запах стал сырым. Я переехала отсюда почти четыре месяца назад, но каждый уголок здесь до сих пор напоминает мне о том счастливом времени. Думаю, что Глебу тоже.

Я вытираю пыль, мою полы и даже окна. Закончив, понимаю, что неплохо бы приготовить ужин, но продуктов в холодильнике нет. Логично. Вчера я ушла из квартиры родителей с одним телефоном, благо он привязан к моей карте, а нам на работе как раз на днях выдали зарплату. Гораздо меньше, чем я получала за съёмки.

Я надеваю джинсы, заправляю в них футболку Глеба и критично осматриваю себя в зеркале. Выгляжу не очень, на парня похожа, но сбегать в ближайший магазин вполне сгодится.

На улице прекрасная погода! Светит солнышко, ветра нет совсем. Я не отказываю себе в удовольствии посидеть с мороженым на лавочке.

Купив продукты, я возвращаюсь к дому. Настроение скачет в разные стороны: в одно мгновение мне кажется, что всё плохо и хуже быть уже не может, а в другое — я радуюсь тому, что происходит. В конце концов, если бы Воронцов хотел прогнать меня из своей жизни, он сделал бы это ещё вчера.

У подъезда стоит красный «Пежо». Я обхожу его и замечаю Свету, Алису и незнакомую мне пожилую женщину. Догадываюсь, что это мать Глеба.

Света недовольно вертит в руке телефон и тихо ругается, глядя на экран, а потом она замечает меня. Переводит взгляд на пакеты в моих руках, на футболку брата, которую я заправила в джинсы. В её глазах мелькает догадка. Она вскидывает брови и слегка улыбается.

— Привет, Ника. А где Глеб? У него нет связи.

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Он уехал с самого утра.

Мы с матерью Воронцова перекидываемся тёплыми взглядами, хотя я не знаю, как она ко мне настроена.

— Ника, — тихо выговариваю я.

— Галина Ивановна.

Алиска крутится вокруг меня и что-то весело щебечет. Чумовая девчонка, я успела по ней соскучиться. Вспомнив, что купила себе сникерс, достаю его из пакета и вручаю Алисе.

— Знаю, что Глеб ненадолго прилетел, — произносит с досадой Света, — а мать вот блудного сына захотела увидеть, пока он в городе. Я решила привезти её, но, как оказалось, мимо.

Галина Ивановна всё это время заинтересованно на меня смотрит. В её глазах нет ни капли упрёка, только лёгкая улыбка озаряет морщинистое лицо.

— Поднимайтесь в гости, — предлагаю я. — У меня есть ключи.

Выудив из кармана связку, показываю Свете.

— Ой, нет! Мы с дочерью торопимся на танцы, если только мама подождёт Глеба вместе с тобой.

— Я не против, — шелестит ласковый голос. – Если, конечно, Ника не возражает.

— Я только за! Пойдёмте.

Света удовлетворённо кивает и садится в машину вместе с Алиской.

С ней мы расстались в нормальных отношениях. Я не тревожила её больше, после того случая с Ромой, хотя очень-очень сильно хотела. Буквально изнывала от неизвестности. Света пообещала, что позвонит, если будут какие-то изменения, и сдержала своё слово. Недавно сообщила удивлённым голосом, что Глеб уже на свободе. Ему помог какой-то друг, которого она не знала ранее. Я поблагодарила её за информацию, и мы попрощались.

Можно только представить, что Света обо мне подумала, когда я вручила ей ключи от квартиры брата и отдала банковскую карту, чтобы та свободно ею распоряжалась. Что Ника не дождалась? Передумала. Бросила своего любимого. Устала бороться. Всё оказалось гораздо хуже — я просто предала его.

Мы с Галиной Ивановной поднимаемся в лифте. Я ставлю пакеты с продуктами на пол и открываю квартиру ключами. Интересно, Воронцов скоро вернётся?

Мать Глеба ведёт себя скромно. Проходит на кухню и наблюдает за тем, как я, волнуясь, ставлю чайник, достаю продукты и загружаю их в холодильник. Спрашиваю, не голодна ли она, но Галина Ивановна качает головой и соглашается только на чай.

Время идёт неумолимо быстро! От Воронцова ни звонка. Я переживаю, но умело скрываю это. Поддерживаю разговор с его матерью, рассказываю о своей работе и о том, что раньше занималась фотографией. Она оказывается увлекательной собеседницей, тоже творческим человеком. Сорок лет своей жизни она посвятила музыке. Работала сначала преподавателем в музыкальной школе, затем стала заведующей. Странно, но её дети оказались совершенно не творческими людьми.

— Света решила быть педагогом, а Глеб… он с самого детства мечтал стать военным. Какая уж тут музыка! Сразу же после школы он с первого раза поступил в пограничный институт. Тренировался усердно, занимался. Хотел доказать всей семье, что сможет. И смог ведь!

— А вы хотели, чтобы он занимался музыкой?

— Хотела, — смеётся Галина Ивановна. — В старшей школе записала его на гитару, но он отучился два года и забросил! У него был шикарный слух и творческие способности, но папины гены взяли своё.

Я ощущаю очередной укол вины. Интересно, Галина Ивановна в курсе, что её сына посадили в СИЗО из-за связи со мной? Что рассказала ей Света? И сам сын? Даже если она и знает, то никоим образом этого не выдаёт. Ведёт себя приветливо и тепло. Мне с ней комфортно.

Когда за окнами темнеет, Галина Ивановна начинает собираться домой. Телефон Глеба по-прежнему не отвечает, неизвестно, когда он вернётся и… вернётся ли вообще.

Я предлагаю матери Глеба подождать ещё, но она оказывается. Устала. Она старше моей бабули по возрасту, тоже имеет серьёзные проблемы с давлением. Вызвав такси Галине Ивановне, прощаюсь с ней на дружеской ноте и закрываю дверь. Приятное знакомство значительно подняло мне настроение.

Я готовлю ужин и отвлекаюсь. Плов, шарлотка, компот из свежих ягод. Есть, как ни странно, не хочется. Я иду в гостевую комнату и опускаюсь на кровать. Долго листаю социальные сети, забегаю на свою фотостраничку, которую я давно забросила. В директе висят непрочитанные сообщения. Не ответив, выхожу оттуда. Нечего бередить душу.

Я блокирую телефон, чувствуя, как меня окутывает усталость и начинает клонить в сон. Я думаю о том, что обязательно дождусь Воронцова, сейчас, только немножечко полежу. Веки слипаются, тело наливается свинцовой тяжестью. Надо подняться, чтобы принять душ, но сил не хватает даже на это. Я сдаюсь.

Просыпаюсь, когда слышу шорох где-то поблизости. Открываю глаза, не шевелюсь. В комнате темно, и мне становится страшно, но ненадолго. Звенит пряжка ремня, и тяжёлые шаги с каждой секундой становятся ближе.

— Спишь? — спрашивает Глеб.

Я хочу что-нибудь ответить, но не успеваю. На другой половине кровати пружинит матрас. Лёгкие начинает покалывать от нехватки кислорода, но я не делаю даже вдох! Боюсь спугнуть то хрупкое, что происходит между нами.

Он оказывается критически близко. Его запаха много. Сердце проваливается в пятки, а от зашкаливающего пульса закладывает уши.

Сильное мужское тело прижимается к моей спине, отчего внизу живота растекается огненный жар, и я тут же свожу коленки вместе. Глеб тяжело вздыхает, закидывает на меня руку и крепко, до боли в рёбрах, к себе прижимает. Кажется, он догадывается, что я не сплю. Плевать, к чёрту всё...

Моё сердце работает на разрыв, в горле становится сухо, словно в пустыне, а в голове набатом стучит одна-единственная мысль: «Пусть он подольше останется. Пожалуйста, пусть он только никуда не уходит».

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍