Алёна Лепская - Рок, туше́ и белая ворона.

По коже пробежались мурашки. Голова немножко закружилась. Я чувствовала запах жжённой листвы, сырой земли и арабского жасмина от своих волос, и желала перемены настроения на великолепное, желала продлить это на вечность. Но этого не произошло. Расстроенная, я уплелась в домик на дереве.

Вот он мой настоящий дом. Если бы не времена года, сменяющие зной на снег, так бы и жила в своём маленьком домике на старых, переплетённых друг с другом клёнах. Поэтому кажется, что он один. Его красные яркие листья напомнили мне кровь. Щелчок. Взамен эйфории, мой химический дисбаланс в мозгах любезно предоставил мне нечто иное — механизм маниакального самоуничтожения. Кончики пальцев закололо от желания, что-то сделать. Что-то, что заглушит внутреннюю боль, затопит пустоту, освободит из темницы и вознесет к пику. Тяжело сглотнула, ощущая назойливую тревогу. Притормаживая шаг, я закусила губу. Вспышка боли. Щелчок. Вдох. Я одёрнула саму себя, прежде чем смогла ощутить металлический привкус солёной крови во рту. Знаю я чем это кончиться. Никаких сожалений и мук долбанной совести. Я крепче впилась пальцами в гриф электрогитары Lag Gla. Не моя мечта, но у нее неплохой звук.

Взобралась наверх, по верёвочной лестнице. У меня дыхание перехватило. Всё точно также, как я оставила в начале лета. Всё, вплоть до мельчайших деталей. Куча подушек: красных, фиолетовых, чёрных, и дымчатого серых. Некоторые расшиты нитками и бисером, руками Солы, в винтажном стиле. Здоровенная плюшевая панда Эдди. Хм, это Эдвард Руки-Ножницы ― мой любовник, я с ним сплю. Да ― я до сих пор сплю с игрушкой. Да ― я назвала его в честь того самого «Руки-Ножницы».[7] Да ― мне было девять лет и я лежала в больнице, когда мне его подарил Колян. Ему было тогда пятнадцать, если я не ошибаюсь. И по идее Колян мой, вроде как крёстный, а Эдвард ― это бирка вшитая в шов игрушки. Ну, в смысле медведя изначально так звали. Колян долго гомерически хохотал, когда я заявила, полное имя полутора метровой, плюшевой зверюги. Причём панда упрямо напоминала мне чёрно-белым цветом, волосы у иного персонажа Тима Бёртона, конкретно: Суни Тодда, демона парикмахера с Флит-стрит, из одноимённого фильма. Да, и ладно, я была маленькой, и честно признаться, понятия не имею, откуда я это знала, не зная ничего, так что с меня взять? А вот после аналогии красного галстука-бабочки у игрушки, со вспоротой шеей, Колян смеяться перестал…

Стопки книг, составленные прямо на полу. Воздушный фиолетовый шифон и белые кружева старых штор, завешивают два окна, стену и являются балдахином над подиумом с подушками, если надо. Насекомые могут быть очень настойчивыми. Всё пространство домика занимает где-то шесть квадратных метров… не больше кухни в «хрущёвке». И он круглый и конусообразный. Хотя, интерьер здесь имеет скорее готический вид. В нём мне комфортно. Мне всегда комфортнее в темноте. Вот такой он мой вигвам. Вамакаогнака иканти ― Сердце Всего Живущего. «Все, что делает индеец, имеет форму круга, потому что сила мира всегда действует по кругу и все стремиться быть круглым. Небо круглое, и земля кругла как мяч, и таковы же все звезды. Ветер, достигая своей величайшей силы, вращается. Птицы строят свои гнезда круглыми, так как их религия та же, что и у нас. Солнце встает и садится снова по кругу. Так же поступает Луна, и оба круглые. Даже времена года образуют великий круг, сменяя друг друга, и всегда возвращаются в свой черед. Жизнь человека ― круг от детства к детству, и так происходит во всем, где движется сила»[8]..

Я верю в это ― верю, что души возвращаются. Смерти нет. Есть только переход между мирами. И хотя я не всегда знаю, во что верить, отец как-то говорил мне: «Жизнь течёт изнутри вовне. Следуя этой мысли, ты сам станешь истиной.» Правда, не знает он, что для меня это более чем невозможно. Всё на земле имеет свою цель, каждая болезнь ― лекарство, которое лечит её, а каждый человек ― предназначение. Проблема в том, что я его не вижу. Предназначения, в смысле.

Мы с любовью и благоговением относились к этому месту. Я столько, сколько себя помню. Друзья, столько, сколько существует наша дружба. У меня только два друга. С Солой мы знакомы пару лет, что я живу в Златске, я училась в с ней в одном классе. А Миша, мой сосед, брат Коляна, и друг с пелёнок. Реально с пелёнок, и ни моя потеря памяти, ни переезд к отцу, не смогли сломить нашей дружбы. Думаю это потому, что он не видел моего грехопадения.

С девяти лет, ни один доктор так и не смог поставить мне вразумительный диагноз… Да, какой к чертям, диагноз, я даже не помню ничего! Я не могу вспоминать, мой разум незамедлительно швыряет в меня чёрный лист. А в тринадцать лет, сеанс гипноза в попытке выяснить, что же на самом деле случилось со мной, не только не принёс результата, но и вовсе обернулся мощным кризисом. В глубокой саморазрушительной депрессий, я провела больше двух лет, а затем пройдя курс реабилитации, в очередной раз сменила место жительства с Зареча, на Златск. Миша говорил, что раньше я была замкнутой, он был очень удивлён когда я вернулась сюда. Я была почти нормальной два года назад. Пусть и недолго…

Наверное с десяток разных ловцов снов и множество всяких побрякушек на балках под потолком. Старая, дедушкина акустическая гитара на стене. На ней я училась играть. На зиму всё это перекочует в мою комнату. А пока температура позволяет, это место заменяет мне дом. Мне рассказывали, что этот домик построил мне отец с Коляном. Точнее начали вместе, а Колян закончил. Отец ничего не доводит до конца. Такой уж он есть.

Отбросив опасные мысли, зарыв их на индейском кладбище на задворках своего сознания, я одела наушники и подключила их к электрогитаре. Не очень люблю так играть, но я на улице и рискую привлечь внимание некоторых соседей. Не сегодня. Я не хочу никого видеть сегодня. «Для того чтоб услышать себя, нужны молчаливые дни» , ― так моя бабушка писала в своих дневниках. Индейская мудрость между прочим. Её образ, журналы с записями и пять подвесок ― вот и всё что мне осталось от неё. Но одно я знаю точно: она улыбалась как солнце.

Я растянулась на подушках, с гитарой в руках, уставив взор в потолок. Под балки перекладин, подвешены ловцы снов, и самодельные «ветерки» из маленьких колокольчиков и битых кусочков стекла и зеркал. Мы их с Мишей делали ещё в детстве. Вообще семья Раевских вроде как ни одно поколение дружила с родословной линией моего отца. Пока в нашем царстве не наступили тёмные времена. И Раевские, большая семья. Колян ― старший. Миша ― средний. И Кирилл ― двухлетний карапуз. Итого: трое детей, в чете Раевских. Хм-хм. Счастливых ко всему прочему и здоровых. Мои предки угробили одну жизнь, в то время, как Раевские умудряются растить и воспитывать сразу троих детей. Вызывает ли это зависть. О, да, безусловно.